Кибернетическое оружие. Кибероружие: пятое измерение современной войны. Об ожидаемом эффекте от применения ДКО

Информационные войны Ю. А. Смолий Информационные войны Киберцели. Кибероружие. ЛЕКЦИЯ 3 Виды атак и целей кибервойны Атака Расшифровка Цель Вандализм использование интернета для порчи интернет-страниц, замены содержания оскорбительными или пропагандистскими картинками. Информационные ресурсы государственных органов, коммерческих организаций, частных лиц Пропаганда рассылка обращений пропагандистского характера или вставка пропаганды в содержание других интернетстраниц. Информационные ресурсы государственных органов, коммерческих организаций, частных лиц Сбор информации взлом частных страниц или серверов для сбора секретной информации или её замены на фальшивую, полезную другому государству. Информационные ресурсы государственных органов, коммерческих организаций, частных лиц Виды атак и целей кибервойны Атака Расшифровка Цель Отказ сервиса атаки с разных компьютеров для предотвращения функционирования сайтов или компьютерных систем. Элементы критической инфраструктуры Вмешательства в работу оборудования атаки на компьютеры, которые занимаются контролем над работой гражданского или военного оборудования, что приводит к его отключению или поломке. Элементы критической инфраструктуры Атаки на пункты инфрастр. атаки на компьютеры, обеспечивающие жизнедеятельность городов, их инфраструктуры, таких как телефонные системы, водоснабжения, электроэнергии, пожарной охраны, транспорта и т. д. Элементы критической инфраструктуры Критическая национальная инфраструктура (EU) CNI - set of assets that are essential for the functioning of a society and economy of a particular state. (UK) CNI - those facilities, systems, sites and networks necessary for the functioning of the country and the delivery of the essential services upon which daily life in the UK depends. (US) CNI - systems and assets, whether physical or virtual, so vital to the United States that the incapacity or destruction of such systems and assets would have a debilitating impact on security, national economic security, national public health or safety, or any combination of those matters. Определение КВО Критически важный объект – объект, оказывающий существенное влияние на национальную безопасность РФ, прекращение или нарушения деятельности которого приводит к чрезвычайной ситуации или к значительным негативным последствиям для обороны, безопасности, международных отношений, экономики, другой сферы хозяйства или инфраструктуры страны, либо для жизнедеятельности населения, проживающего на соответствующей территории, на длительный период времени. Критически важные системы ИИ Ключевая (критически важная) система информационной инфраструктуры – информационно-управляющая или информационно-телекоммуникационная система, которая осуществляет управление критически важным объектом (процессом), или информационное обеспечение таким объектом (процессом), или официальное информирование граждан и в результате деструктивных действий на которую может сложиться чрезвычайная ситуация или будут нарушены выполняемые системой функции управления со значительными негативными последствиями Подмножества CNI Производство Генерация электроэнергии Сельское хозяйство Химический сектор промышленности Коммуникации Отопление Водоснабжение и водоотведение Транспорт Социальные службы Службы реагирования на ЧС Финансы Правительство Здравоохранение Обеспечение общественной безопасности Практические мероприятия по защите КВО Разработка нормативной базы Наличие координирующего органа Внутри- и межгосударственный обмен И. об угрозах и лучших практиках Развитие партнерства между государством и частными компаниями Подготовка квалифицированных кадров в области защиты КВО Оценка эффективности мероприятий, разработка метрик и индикаторов Разработка планов реагирования на инциденты Терминология Информационное оружие (кибероружие) – это средства уничтожения, искажения или хищения информационных массивов, добывания из них необходимой информации после преодоления систем защиты, ограничения или воспрещения доступа к ним законных пользователей, дезорганизации работы технических средств, вывода из строя телекоммуникационных сетей, компьютерных систем, всего высокотехнологического обеспечения жизни общества и функционирования государства Кибероружие и киберорудие Оружие от орудия отличает тот факт, что оружие должно быть изначально специально сконструировано для поражения объектов инфраструктуры противника или нанесения вреда людям. Свойства информационного оружия Информационное оружие от обычных средств поражения отличает: скрытность - возможность достигать цели без видимой подготовки и объявления войны; масштабность - возможность наносить невосполнимый ущерб, не признавая национальных границ и суверенитета, без ограничения пространства во всех сферах жизнедеятельности человека; универсальность - возможность многовариантного использования как военных, так и гражданских структур страны нападения против военных и гражданских объектов страны поражения. При этом по своей результативности информационное оружие сопоставимо с оружием массового поражения. Доказано, что наибольшие потери вооруженные силы несут от воздействия поражающих элементов информационного оружия, действующих на системы управления и психику человека. Особенности трафика информационного оружия не существует таможенных ограничений, нет способов контроля экспорта с использованием глобальных сетей, нет эффективных средств даже распознавания вредоносного кода, в особенности тех самых уязвимостей «дня ноль». США: запрещает экспорт «средств шифрования и программного обеспечения, которое предоставляет возможности проникновения в, атаки, отказа, нарушения функционирования или иным образом влияющего на нормальную работу ИТ-инфраструктуры и сетей связи». Но этого недостаточно для создания действующих экспортных барьеров. Типы кибероружия. Избирательные системы. Первый тип - избирательные системы. Эксплуатируют уязвимости. 1. Воздействие на систему является информационным, отсутствует физическое вмешательство; 2. Воздействие происходит на строго определенную систему, или тип систем с эксплуатацией их уязвимостей; 3. Результатом воздействия является предсказанный и повторяемый результат; 4. Воздействие не обязательно разрушительно, целью является прежде всего нарушение нормального функционирования. 5. Воздействие кибероружия происходит внутри ограниченных систем; 6. Целью кибероружия являются системы и комплексы, действующие по однозначно установленным законам и алгоритмам. Противодействие избирательным системам Этот тип кибероружия эффективен, если: обеспечена секретность его разработки, сокрытие факта его наличия, обеспечена внезапность его применения. Т.е. такое кибероружие практически «одноразовое», узкотаргетированное, не предназначено для поражения массовых целей, используется для диверсий. Пример – Stuxnet. Может использоваться в качестве первого ослабляющего удара. Не имеет сдерживающего потенциала (из-за необходимости соблюдения секретности). Типы кибероружия. Адаптивные системы с внешним управлением. Второй тип: адаптивные системы с внешним управлением. Состоят из четырех блоков: проникновения; сбора информации; связи и управления; мутации (модернизации). Схема воздействия такого кибероружия на целевую систему описывается в следующей последовательности: 1. Используя модуль проникновения, вредоносная часть оружия внедряется в систему. 2. Используя модуль связи и управления, червь предоставляет операторам дополнительную информацию. 3. Пользуясь полученной информацией, операторы выбирают оптимальные способы воздействия на эту конкретную цель. 4. Используя модуль мутации, вредоносное ПО модифицирует себя, приобретая новые свойства. В описанной последовательности пункты 3 и 4 могут повторяться произвольное число раз. Противодействие адаптивным системам с внешним управлением Эффективны, если гибко мутируют в зависимости от внешних условий (применения жертвой новых методов защиты и обнаружения вредоносного ПО), а также в зависимости от текущей фазы своего жизненного цикла. Требуют постоянно действующего канала связи и штата квалифицированных операторов онлайн (гибко реагирующая система человек-машина), что затрудняет использование для изолированных систем и облегчает атрибуцию агрессора. Типы кибероружия. Автономные адаптивные системы Третий тип: автономная адаптивная система SUTER Опираясь на базу знаний об уязвимостях целевой системы, может самостоятельно выбирать оптимальный вариант воздействия. Является смесью систем первого и второго типов – имея модули проникновения и сбора информации (признак систем II типа), самостоятельно выбирает лучший из «узкоспециализированных» методов атаки, характерных для систем типа I. Не имеет модулей связи и мутаций. Особенности: не предъявляет высоких требований к квалификации оператора, сравнительно просто в применении необученным персоналом, процедура применения может быть предельно автоматизирована (как и обычное оружие). Крайне дорогостоящее, специально разрабатываемое под конкретную жертву. Типичные примеры кибероружия DoS атаки, DDoS-атаки (в т.ч. с использованием ботнетов); Таргетированные атаки (Advanced Persistent Threat) Ботнет, определение Ботнет – это сеть компьютеров, зараженных вредоносной программой поведения Backdoor. Backdoor’ы позволяют киберпреступникам удаленно управлять зараженными машинами (каждой в отдельности, частью компьютеров, входящих в сеть, или всей сетью целиком) без ведома пользователя. Цели ботоводов Рассылка спама. DDoS атаки (Distributed Denial of Service – распределенная атака типа «отказ в обслуживании»). Анонимный доступ в Сеть. Продажа и аренда ботнетов. Фишинг (интернет-мошенничество с целью получения доступа к конфиденциальной информации пользователей. Методы фишинга - создание «фейковых» страниц соцсетей, банков, мейл агентов). Кража конфиденциальных данных. Типовая схема эксплуатации ботнета Централизованные ботнеты Command&Control Centre Децентрализованные ботнеты P2P – peer to peer, точка к точке Комбинированные ботнеты Tier 2 Bot Tier 2 Master Tier 2 Proxies Bot

Публикации последнего времени пестрят использованием терминов «кибервойна», «боевые действия в киберпространстве», «киберугрозы» и им подобными. Это происходит в основном из-за того, что журналисты быстро подхватили не самый удачный термин, используя его в отрыве от контекста. В результате «кибервойной» с равной вероятностью могут называться пропагандистские операции в информационном пространстве интернета, попытки взлома банковских систем, операции по выведению из строя критической информационной инфраструктуры, а также любые действия, которые прямо или косвенно связываются с интернетом, компьютерами и т.п. Точно так же размыто и понятие «киберугрозы»: под него зачастую бездумно подводятся опасности, связанные с распространением определенных видов информации в сети, вопросы обеспечения безопасности информационных систем, противостояния вредоносному программному обеспечению (далее в тексте ПО) и многое другое.

Настоящая статья ставит своей целью определение различных сфер «киберугроз», или, точнее угроз, представляющих опасность для современных информационно-технических систем. На основании полученных определений попробуем представить небесспорную, но рабочую классификацию «кибероружия», «кибервойн» и других информационных воздействий, которые нередко ошибочно обозначают различными терминами с модной приставкой «кибер».

Разберемся в возникновении терминологии. Термин «кибернетика» появился еще в 1830-м году в философских трудах Андре-Мари Ампера, который более известен как один из пионеров электродинамики. Кибернетика определялась Ампером как наука о рациональном управлении государством. В 1948-м году понятие «кибернетика» было использовано Норбертом Винером как наименование науки о закономерностях процессов управления и передачи информации в машинах, живых организмах и в обществе. Объектом исследования кибернетики являются все без исключения управляемые системы , которым присуща обратная связь. Иными словами, кибернетика вовсе не ограничена исследованиями современных информационных систем, алгоритмов и протоколов. Будучи междисциплинарной наукой, она охватывает системы электрических цепей, технологические процессы, логистику, эволюционную биологию, психологию личности, социологию, синергетику и т.п. Особо отметим то, что кибернетика, как наука об управлении, уделяет самое пристальное внимание методам управления государством и обществом.

Именно эта область внимания кибернетики и стала причиной ее критики в СССР с последующим объявлением «реакционной лженаукой» в 1950-х гг. Кибернетика, как тогда казалось, претендовала на разработку научно обоснованного аппарата управления государством, стремилась «отбросить современную научную мысль, основанную на материалистической диалектике». Между тем, наиболее интересные исследования кибернетиков относились именно к исследованиям политики, общества и способов административного управления. В области исследований информационных систем на смену «общей» кибернетике был создан специализированный высокоэффективный математический аппарат, опирающийся на хорошо разработанные теории систем, управления, автоматов, алгоритмов и т.п. В практическом решении прикладных задач, связанных с информационными технологиями, как правило используется именно этот аппарат, а не «общая» кибернетика.

К определению кибероружия

Под «кибероружием» в настоящее время понимаются самые разнообразные технические и программные средства, чаще всего направленные на эксплуатацию уязвимостей в системах передачи и обработки информации или программотехнических системах. Так под определения «кибероружия» подводят общедоступные утилиты работы с сетевой инфраструктурой и нагрузочного тестирования сетей на основании того, что их используют хакеры. Опираясь на масштабность воздействия, к кибероружию причисляют вирусы типа Flame, или зомби-сети, используемые для рассылки спама и организации распределенных атак, направленных на перегрузку информационных систем и следующий из нее отказ в обслуживании (DOS и dDOS-атаки). Эта ошибка стала столь расхожей, что назрела необходимость хотя бы минимально формализовать набор признаков, который делает отрывок программного кода оружием. И почему, собственно, именно программного кода?

Ошибка, которая ведет к путанице в определениях, заключается в том, что авторы публикаций на тему кибервойн и других агрессий в киберпространстве постоянно смешивают понятия оружия и орудия . Орудием является, например, мотыга. Можно ли ее использовать в качестве оружия? Несомненно – целый спектр видов холодного оружия древности ведет свое происхождение именно от сельскохозяйственных инструментов. Так «милитаризованная» мотыга превращается в клевец или чекан. Это уже оружие: устройство, которое изначально конструктивно предназначено для убийства, либо поражения объектов инфраструктуры противника.

Использование не предназначенных для нанесения ущерба орудий с разрушительными целями, в агрессивных действиях (войнах) настолько же древнее, насколько и само человечество. Крестьянские армии и ополчение с успехом использовали привычные им серпы, мотыги, лопаты и вилы. Современные «кибервоины», не обладающие высокой квалификацией и доступом к специализированным разработкам, точно так же используют доступное им несложное программное обеспечение, созданное вовсе не с какими-то разрушительными целями – начиная с имеющейся в каждой современной операционной системе утилиты ping . Принцип остается тем же самым: слабо подготовленное воинство, вооруженное подручными средствами, вполне способно одержать победу за счет своей массовости. Является ли утилита ping кибероружием? Сама по себе, безусловно, нет. Что не мешает ей оставаться примитивным средством (орудием) ведения кибервойны.

В этой части статьи мы попробуем формализовать признаки кибероружия, в то время как в дальнейшем рассмотрении вернемся также и к методам ведения кибервойны, включая использование неспециализированных средств с этой целью. Начнем со второй типичной ошибки при использовании термина: прочной ассоциации кибероружия с программным кодом. Это в корне неверно: кибероружие воздействует на систему, которая совершенно не обязательно является компьютером. Распространение цифровых устройств, микропроцессоров и программных комплексов, к сожалению, сузило спектр рассмотрения свойств кибероружия до программируемых систем. Однако объектом воздействия кибероружия может являться любая система с обратной связью, любой автомат. Необходимым условием при этом является управляемость объекта воздействия, предсказуемость его реакций. Компьютеры отвечают этому требованию. Но не только они.

Кибероружие первого типа: избирательная система

Рассмотрим пример воздействия на систему с обратной связью. На протяжении многих лет существуют самонаводящиеся ракеты с инфракрасным наведением. Не вдаваясь в тонкости конструкции собственно системы наведения, такую ракету можно считать автоматом, функцией которого является наведение на источник ИК-излучения и его последующее поражение. Одним из способов противодействия ракетам с определенным типом системы самонаведения является использование устройства, генерирующего периодические или стохастические сигналы в ИК-спектре. В предельном упрощении это устройство является мигающей лампочкой. Создавая ложные сигналы для системы сопровождения цели, устройство вмешивается в систему обратной связи автомата. Нарушение нормального функционирования петли обратной связи (вызванное сбоем ожидаемой периодичности повторения импульсов) приводит к срыву наведения.

Обратим внимание на то, что и рассмотренная (ныне устаревшая) схема самонаведения, и устройство для создания помех являются аналоговыми. В них не использовалось цифровых систем, компьютеров, или программного обеспечения; они являются электронно-механическими приборами. В то же время воздействие помехи является однозначно информационным , происходит внутри некоторой замкнутой управляемой системы, функционирующей по предопределенным законам . Таким образом, задача срыва наведения автомата-ракеты является задачей кибернетики (с натяжкой ее можно считать нештатным способом программирования этого автомата). Можно ли считать ситуацию, описанную в данном примере, применением кибероружия (мигающей лампочки)?

Как ни парадоксально это звучит, да. Несмотря на простоту помехопостановщика, мы имеем дело с устройством, специально предназначенным для нейтрализации технического средства противника . Это оборонительная система, действующая в пространстве решения кибернетической задачи нарушения функционирования некоторого конкретного автомата. И уже на этом примере мы можем выделить некоторые характерные черты первого типа кибероружия:

1. Воздействие на систему является информационным , отсутствует физическое вмешательство;

2. Воздействие происходит на строго определенную систему, или тип систем с эксплуатацией их уязвимостей;

3. Результатом воздействия является предсказанный и повторяемый результат;

4. Воздействие не обязательно разрушительно , целью является прежде всего нарушение нормального функционирования.

Рассмотрим другой пример: использование широкополосной помехи для нарушения функционирования радиосвязи в некотором пространстве. Такое воздействие тоже является информационным, и не нацелено на производство каких-либо разрушений. Возможно, нарушение радиосвязи приведет к нарушению управления войсками противника – тогда такое воздействие можно считать воздействием на кибернетическую систему в ее высокоуровневом рассмотрении. Но и в этом случае оно будет (а) – нецелевым; (б) – опосредованным и (в) – непредсказуемым по конкретно достигаемым результатам. Не выполняется признак №3: точное предсказание результата воздействия невозможно. При детальном рассмотрении можно констатировать, что нарушается также и признак №2: воздействие не имеет конкретной цели. Предпринимается попытка нарушить функционирование всех радиосистем (включая собственные) вне зависимости от их конкретного типа. В зависимости от используемых способов передачи информации, некоторые конкретные образцы могут оказаться слабо уязвимы для такого ненаправленного воздействия.

В этом примере мы имеем дело с оружием информационным, но не кибернетическим . Оно применяется как бы наобум, в расчете на какое-то заранее неизвестное негативное воздействие с заранее неизвестными последствиями. Именно к информационному оружию следует относить вредоносное программное обеспечение (в том числе известные вирусы). Хотя и в этом случае причисление их к классу оружия является чаще всего спорным.

Предлагаемый комплекс признаков является на первый взгляд достаточным для определения кибероружия, но в то же время противоречит уже (к несчастью) сложившейся терминологии. Действительно, отделение информационного воздействия в пространстве решений кибернетической задачи от абстрактного информационного воздействия для неспециалиста является очень сложным. Кроме того, в зависимости от уровня рассмотрения системы, может меняться и классификация воздействия. Например, точно рассчитанное информационное воздействие, может перейти в сферу кибернетики при рассмотрении последствий его влияния на более высокоуровневые схемы управления. Это относится к упомянутому выше срыву управления войсковыми структурами, нарушениям принятия стратегических решений, вопросам реакции масс и т.п. На достаточно высоком уровне рассмотрения любое информационное воздействие можно считать задачей общей кибернетики, но такое рассмотрение не имеет практической ценности. В примере со срывом наведения автомата-ракеты уже обозначено поле взаимодействия: замкнутая управляемая система, функционирующая по предопределенным законам . Ограниченность этого поля порождает следующие уточняющие признаки кибероружия первого типа:

5. Воздействие кибероружия происходит внутри ограниченных систем ;

6. Целью кибероружия являются системы и комплексы, действующие по однозначно установленным законам и алгоритмам .

С этими уточнениями комплекс признаков кибероружия приобретает необходимую сфокусированность. Обратим внимание на то, что под описанные признаки попадают не только программотехнические системы (которые принято выделять в современной практике), но и любые автоматы, функционирующие по известным законам. Казалось бы, этим мы избыточно расширяем спектр рассматриваемых систем. Тем не менее, такое расширение является преднамеренным и обоснованным.

Сравним два примера. В одном целью воздействия абстрактного кибероружия является программный комплекс управления атомным реактором, не подключенный к исполнительным устройствам, тестовый стенд. В другом целью воздействия является такой же комплекс, управляющий действующим реактором. Результатом нарушения функционирования этого комплекса в первом случае будут сравнительно безобидные программные сбои. Во втором же случае результаты будут сильно варьировать в зависимости от спектра, схемы управления и способов функционирования подключенных к системе исполнительных устройств .

В хорошо спроектированной отказоустойчивой системе программные сбои могут эффективно парироваться на уровне оконечных управляемых автоматов , которые имеют дополнительные (например, чисто механические) подсистемы обеспечения безопасности. Поэтому для целенаправленного воздействия при его планировании необходимо также учитывать особенности работы этих конечных автоматов, возможные способы отключения предохранительных систем, изъяны конструкции, проектирования и т.п.

Из приведенного выше сравнения следует вывод о том, что для создания кибероружия первого типа необходимо глубокое знание и понимание способов функционирования объекта воздействия (системы). Исследование уязвимостей только программного кода может оказаться недостаточным: нарушение функционирования управляющей программы не обязательно приведет к фатальным сбоям. Восстановление системы при отсутствии фатальных повреждений в этом случае может быть достигнуто простой переустановкой программного обеспечения. Еще более устойчивы распределенные системы, где необходимый уровень нарушения функционирования может быть достигнут только согласованным воздействием на несколько подсистем одновременно.

Немного забегая вперед (известные способы противодействия кибероружию рассматриваются в другом разделе), отметим еще одну особенность. Кибероружие первого типа эксплуатирует известные уязвимости системы, которые могут быть устранены ее разработчиками при наличии информации о самом факте существования такого оружия. Не представляет сомнений, что эти уязвимости будут устранены в обязательном порядке при зарегистрированном факте применения оружия. Таким образом, кибероружие первого типа имеет практическую ценность только в том случае, если: (а) обеспечена секретность его разработки, (б) сокрытие факта его наличия, и (б) обеспечена внезапность его применения. Иными словами, кибероружие первого типа является едва ли не одноразовым. Если факт его использования, или сам факт наличия известен противнику, он приложит все усилия для ликвидации уязвимостей систем, которые являются целью этого оружия. Такая характеристика позволяет говорить о том, что кибероружие первого типа чаще всего является наступательным , ориентированным на нанесение эффективного первого удара.

Примером кибероружия первого типа является ныне широко известный компьютерный червь Stuxnet. Обратим внимание на то, что его целью являлась совершенно конкретная система с известными уязвимостями, в том числе и на уровне конечных исполнительных устройств. Воздействие крайне избирательно: червь практически безвреден для других систем, используя их только как медиатор для распространения, а точнее, как способ доставки к заданной цели.

Но попробуем рассмотреть и некоторые следствия прецедента Stuxnet. Исследование уязвимостей цели воздействия не могло не требовать глубокого знания принципов ее функционирования. Из этого следует, что создание данного конкретного образца вредоносного ПО стало возможным только благодаря масштабной (и дорогостоящей) разведывательной операции. Сам же образец Stuxnet является в этом контексте лишь вершиной айсберга: специальным средством, разработанным в единичном экземпляре и использованным однократно для осуществления конкретной диверсии. Иными словами, Stuxnet следует сравнивать с заказными разработками разведывательного сообщества; это оружие никогда не предназначалось для массового использования.

Такие черты не могут быть признаны характерными для всех возможных образцов кибероружия первого типа, но их следует признать довольно типичными. Высокая стоимость разработки и предварительных НИОКР, однократность применения, беспрецедентная избирательность поражения и необходимость обеспечения секретности разработки и доставки, делают подобные образцы кибероружия непрактичными для реального войскового применения. Они переходят в разряд специальных средств, арсенала спецслужб.

Кроме того, отдельные образцы (существование которых с высокой долей вероятности можно предположить, хотя оно никак не разглашается в открытых источниках) кибероружия первого типа могут быть использованы для нейтрализации критической инфраструктуры противника в целях повышения эффективности первого удара либо ослабления способностей противника противостоять ему. Фактически, это те же диверсионные операции, предшествующие началу полномасштабных боевых действий. Интересно отметить, что способы массированного применения таких образцов сходны со структурой первого обезоруживающего ядерного удара, что в некоторых вариантах рассмотрения позволяет причислить такие (описанные абстрактно) разработки к стратегическим наступательным вооружениям. Однако, в отличие от СНВ, кибероружие первого типа не имеет никакого потенциала сдерживания . Практически мгновенное воздействие, отсутствие предупреждения при применении и необходимость обеспечения секретности разработки (и самого факта наличия) выводит такое оружие за рамки действующих соглашений.

Завершая рассмотрение первого типа кибероружия, следует признать, что оно едва ли окажет влияние на способы ведения боевых действий. Ниша такого оружия – диверсии, включая диверсии стратегического уровня. Для армейских формирований использование такого кибероружия непрактично: оно требует высокой квалификации персонала, излишне избирательно, не может применяться на тактическом уровне, крайне дорого во владении и в разработке. Кибероружие первого типа, вероятно, войдет в арсенал спецподразделений, причем нередко это будут единичные образцы, создаваемые специально для выполнения конкретных задач. Для задач, решаемых классическими вооруженными силами, более приспособлены другие виды кибероружия. Их рассмотрение будет представлено в следующей части статьи.

В задачах практического радиоэлектронного подавления применяются, конечно, и более продвинутые системы. Без пристального рассмотрения принципов действия каждой из них, нельзя однозначно причислить их к кибероружию. Некоторые из них могут считаться кибероружием (их будет характеризовать в первую очередь как раз высокая избирательность), в то время как многие другие средства радиоэлектронной борьбы под эту классификацию не подпадут.

Одно из наиболее известных кибероружий — вирус Stuxnet, обнаруженный в 2010 году на промышленных объектах Ирана. Эта программа, попав в блоки управления газовых центрифуг, предназначенных для получения обогащенного урана, выводила центрифуги из строя. Таким образом, впервые в истории кибератак вирус разрушал физическую инфраструктуру. Как сообщала газета The New York Times, программа была разработана совместно разведывательными службами США и Израиля и была предназначена для приостановки иранской ядерной программы.

Оружие — к бою!

Попытки ограничить разработку и распространение кибероружия на международном уровне уже предпринимались, напоминает консультант ПИР-центра Олег Демидов. «Наиболее представительной по составу участников инициативой» были предложения Группы правительственных экспертов по достижениям в области информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности ООН (ГПЭ; состоит из представителей 20 государств, включая Россию, США и КНР), говорит Демидов. В 2015 году она приняла доклад со сводом добровольных норм, по которым государствам рекомендуется предупреждать распространение «злонамеренных программных и технических средств в сфере информационно-коммуникационных технологий и использование пагубных скрытых функций».

В 2009 году похожие определения и меры были сформулированы в тексте межправительственного соглашения Шанхайской организации сотрудничества. «Соглашение считается единственным существующим многосторонним юридически обязывающим механизмом, ограничивающим деятельность государств по использованию информационно-коммуникационных технологий. Хотя де-факто большинство его норм и положений не получили практического развития и потому вряд ли могут считаться действующими», — говорит Демидов. В 2011 году Россия также выступала с концепцией конвенции об обеспечении международной информационной безопасности: документ предполагал введение понятия «информационного оружия» и описывал меры по ограничению его распространения в рамках «предотвращения военных конфликтов в информационном пространстве». Однако ни одна из этих инициатив ни к чему не привела.

На практике запретить разработку кибероружия практически невозможно, считает Алексей Лукацкий. «Это не ядерное оружие, для создания которого требуются уникальные компетенции и инфраструктура. Кибероружие сегодня может создать даже одиночка, и запретить ему это делать невозможно, даже несмотря на наличие соответствующих статей в уголовных кодексах многих стран. А уж внедрить запрет на международном уровне и вовсе представляется нереальным в среднесрочной перспективе. У нас на международном уровне не могут даже ядерное распространение в Северной Корее предотвратить», — говорит эксперт.

Фото: Jochen Tack / Global Look Press

Запретить кибероружие на международном уровне можно, но для этого в первую очередь надо дать этому термину корректное и полное определение, которого до сих пор не существует, отмечает Валентин Крохин, директор по маркетингу компании в сфере информационной безопасности Solar Security. «Необходимо, чтобы к запрету на кибероружие присоединились все государства. На данном этапе эффективность инициативы кажется сомнительной», — полагает он.

«Русские хакеры»

В ходе атрибуции кибератак правоохранительные органы и компании, занимающиеся компьютерной криминалистикой, анализируют множество различных факторов, по которым пытаются найти злоумышленников — место регистрации IP-адресов и доменов, участвующих в атаке, программный код, время проведения атаки и др. Но каких-либо единых принципов выявления источника кибератаки на международном уровне сейчас не существует, говорит Демидов. Однако это не мешает государствам обвинять друг друга в инициировании кибератак. Например, с начала 2017 года русских хакеров, якобы работающих на Кремль, обвиняли в атаках спецслужбы США, немецкая контрразведка, румынская служба информации, Минобороны Дании, норвежская служба безопасности, ряд французских политиков и источники The Guardian в правительстве Италии.

«Именно отсутствие правил атрибуции позволило сначала США, а затем и ряду европейских стран обвинить Россию в атаке на выборы, WADA, государственные органы и частные компании. При этом никаких доказательств не представлено, а санкции против нашей страны были введены. Это как обвинить и затем осудить человека за преступление без каких-либо доказательств и проведения суда. Сложно же такое себе представить? Поэтому, прежде чем обвинять какое-либо государство в киберагрессии, необходимо получить доказательства, которые бы принимались международным сообществом», — рассуждает Лукацкий.

Согласно опубликованным отчетам американских спецслужб, для атрибуции хакерских атак на сервера Демократической партии США в 2016 году использовались четыре основных параметра — принадлежность IP-адресов российскому адресному пространству, время, в которое осуществлялись атаки, применение веб-сайтов с русскоязычным интерфейсом и использование вредоносных программ, продаваемых на русскоязычных форумах. «Однако даже беглый взгляд на эти атрибуты позволяет сделать вывод, что атака могла осуществляться не только из России, но и из сопредельных государств — Белоруссии, Украины, иных стран СНГ. Это если не рассматривать вариант, что Россию хотели просто подставить и хакеры маскировались под российских», — говорит Лукацкий.

В обозримой перспективе вряд ли возможно создать некий единый универсальный алгоритм атрибуции на уровне международного права, считает Демидов. «Нет единого решения, слишком сложно технически, сценарии атак и сами инциденты слишком разнятся. Пока государства и компании могут лишь собирать лучшие практики и укреплять обмен ими в рамках расследования компьютерных инцидентов», — резюмирует он.

МОСКВА, 17 фев — РИА Новости/Прайм. Хакерские атаки на военную инфраструктуру государств стали реальной угрозой, способной вывести из строя критически важные объекты инфраструктуры противника, включая ядерную, военную и аэрокосмическую отрасли, утверждают опрошенные РИА Новости эксперты.

Ранее во вторник "Лаборатория Касперского" сообщила, что обнаружила международную кибергруппу Equation Group превосходящую по своим масштабам, инструментам и эффективности все известные на сегодня команды хакеров.

"В России среди пострадавших — правительственные учреждения, исследовательские институты, объекты энергетики и инфраструктуры, университеты, военные ведомства, предприятия аэрокосмической отрасли, телекомы и медицинские учреждения, — сообщили в компании. Название конкретных организаций, пострадавших от действий хакеров, в антивирусной компании не называют.

Оружие кибервозмездия

Атаки хакеров в последнее время не ставят целью похищение нескольких тысяч долларов со счетов неосторожных вкладчиков. Объектами атаки хакеров являются крупнейшие госструктуры, а целью — конфиденциальные данные государственного значения и доступ к инфраструктуре, позволяющий, к примеру, спровоцировать ядерную катастрофу, намного масштабнее Чернобыльской.

"Пока вредоносное ПО может выступать в качестве кибероружия, над ним необходим особый контроль. Однако пока данная инициатива только сформулирована, и не совсем понятно, как она будет реализована", — говорит ведущий вирусный аналитик ESET Russia Артем Баранов.

Трансформацию претерпели не сами угрозы, а вектор их использования. Сегодня наступательное ПО и так называемые технологии двойного назначения могут использоваться для организации государственных атак на правительственные учреждения и частные компании других стран, говорит эксперт.

Значение угрозы со стороны киберпространства оценили лидеры крупнейших мировых держав. На прошлой неделе президент США Барак Обама подписал директиву о создании системы обмена информации между частными компаниями и государственными службами по вопросам кибернетических угроз.

Цифровые армии

Хакерские группировки объединяют сотни людей в десятках странах мира. По данным "Лаборатории Касперского", Equation Group ведет свою деятельность на протяжении почти двадцати лет, и ее действия затронули тысячи, а возможно и десятки тысяч пользователей в более чем 30 странах мира. Наибольшее количество жертв Equation Group было зафиксировано в России и Иране.

Инфраструктура Equation Group включает в себя более 300 доменов и 100 контрольно-командных серверов, расположенных в разных странах, в частности в США, Великобритании, Италии, Германии, Нидерландах, Панаме, Коста-Рике, Малайзии, Колумбии и Чехии.

В арсенале Equation Group имеется множество зловредных, и некоторые из них крайне новаторские, считают эксперты российской антивирусной компании. К примеру, "Лаборатория Касперского" впервые в своей практике обнаружила модули, которые позволяют перепрограммировать операционную систему жестких дисков 12 основных мировых производителей, в том числе Seagate, Samsung, Western Digital, Toshiba, Maxtor и IBM.

В поисках виноватого

В "Лаборатории Касперского" отрицают озвученную в ряде СМИ версию, согласно которой сами производители дисков по требованию американских спецслужб могли содействовать внедрению шпионского ПО в свою продукцию.

"Мы обнаружила модули, которые позволяют перепрограммировать операционную систему жестких дисков, ориентированную на 12 основных мировых производителей из разных стран. Эти модули являются вредоносными программным обеспечением, никак не имеющим отношения к разным производителям дисков", — уверены в российской антивирусной компании.

Большинство компьютерной техники иностранного производства оборудовано "бэкдорами" — предустановленными программными средствами для проникновения в защищенные сети, в том числе и государственных ведомств, уверен сооснователь ИТ-компании "Ашманов и Партнеры" Игорь Ашманов.

"Подавляющая часть компьютерного оборудования, производимого в мире, изначально была разработана в США. Сейчас большинство устройств несколько раз за день подключаются к Сети, чтобы скачать разного рода обновления. Проследить, не появились ли в итоге в устройстве шпионские программы практически нереально. В том числе я не вижу особой проблемы в том, чтобы внедрить некий шпионский код в ПО, управляющее работой жесткого диска, или всего компьютера (в том числе в UEFI — универсальную систему ввода-вывода, контролирующую все основные функции ПК)", — говорит он.

Ограничение кибервооружений

Заключенные в 1996 году Вассенаарские соглашения, согласно недавним дополнениям, запрещают к экспорту в недружественные страны шпионского, наступательного и прочего ПО, которое приравнивается к вооружениям и технологиям двойного назначения, говорит Артем Баранов из ESET. "Соглашения распространяются в основном на страны НАТО и ЕС. Фактически, они разграничивают сферы влияния военных и экономических блоков в кибермире, разделив его на союзников и остальные страны", — уточняет Баранов.

В любом случае, согласны эксперты, современные киберугрозы недостаточно хорошо изучены, чтобы делать однозначные выводы о размере нанесенного ими вреда. Так, опрошенные РИА Новости предприятия российского оборонно-промышленного комплекса, в том числе объединенных приборостроительной и судостроительной корпораций, заявили, что, не подвергались атакам Equation Group, ФСБ, Минобороны и Служба внешней разведки РФ также не подтверждают, что стали жертвами хакеров.

Кибератака является привлекательным вариантом действий в ходе войны. Государства могут счесть целесообразным оказывать влияние или принуждение на другие страны посредством военных кампаний в киберпространстве, пользуясь анонимностью и возможностью отрицания. В недавнем прошлом было несколько раз показано, что использование вредоносного программного кода может вызвать физическое разрушение критически важных инфраструктур путем манипуляций с промышленными системами управления. Кибератаки также свели к минимуму необходимость рисковать личным составом или дорогостоящим оборудованием.

Вредоносный код также является многоразовым, представляя собой практически бездонную обойму для будущих атак. Однако подобные преимущества «чистой» войны также имеют темную сторону. Учитывая удобство, быстроту и снижение потерь личного состава, также существует соблазн использовать кибератаки часто, и, возможно, оказывать предпочтение им вместо участия в длительных или тщетных переговорах. Кроме того, экстремистские группы могут оказаться в состоянии приобрести копии вредоносного программного кода и анонимно использовать его против невоенных целей.

Устав ООН предусматривает руководящие принципы для обоснования ответных действий на кибератаки, являющиеся применением силы. Они приведены в статье 2 (4) - разрушительные действия, подходящие под определение «применение силы», и в статье 51 - разрушительные действия, подходящие под определение «вооруженного нападения», несущие угрозу государственному суверенитету. Однако большинство кибератак последних лет не смогли нарушить способность государств осуществлять свой суверенитет. Кроме того, в некоторых странах существуют правовые полномочия, обеспечивающие руководящие принципы проведения наступательных кибератак. В Соединенных Штатах, такие полномочия содержатся в:

Разделе 10 Свода законов США, где указано, что военные операции не требуют предварительных письменных решений до осуществления действий. Однако будет сложно отрицать проведение операций, осуществляемых согласно содержащимся в этом разделе полномочиям.

Разделе 50 Свода законов США , посвященному проведению тайных операций США. Используя содержащиеся в разделе полномочия, Президент должен предоставить письменное свидетельство, что операция осуществляется для реализации определенной задачи внешней политики и национальной безопасности.

Когда неясно, является ли кибератака применением силы в соответствии с Уставом ООН, то Раздел 50 делает возможным тайное проведение и отрицаемость действий.

Сообщения СМИ свидетельствуют о том, что кибератаки становятся все более изощренными и более скрытными. В случаях повреждения физического оборудования существует тенденция сравнивать вредоносный программный код с оружием. Но что такое оружие, и в каких случаях кибератаки на законных основаниях можно назвать кибероружием?

В США каждый вид вооруженных сил имеет закрепленное определение, что представляет собой оружие. В то же время, оружие должно также отвечать международным правовым стандартам. Статья 22 Гаагской и Статья 36 Женевской конвенций говорят о том что «средство», именуемое оружием, не может быть использовано вооруженными силами до проведения правовой экспертизы. Гаагская и Женевские конвенции предназначены для защиты гражданского населения от излишних страданий во время войны.

При этом можно продемонстрировать, что многие кибератаки также оказали непредсказуемый побочный эффект на гражданское население. «Таллинское Руководство по применимости международного права к вооруженным действиям в киберпространстве» было разработано после того, как Эстония подверглась разрушительным кибератаким в 2007 году. Руководство определяет кибероружие как «киберсредства ведения войны», которые созданы или используются для причинения вреда лицам или объектам. Это определение оружия не включает в себя уничтожение данных, если нет прямой связи с нанесением ущерба или работоспособностью компьютерной системы. Таким образом, если посредством кибератаки осуществлено умышленное повреждение или намеренное нарушение работоспособности компьютеров, то мы имеем дело с кибероружием. Однако, как показал реверс-инжиниринг и анализ недавних кибератак высокого уровня, существует несколько дополнительных характеристик, которые также должны быть учтены при формулировании более точного определения кибероружия.

В недавних сообщениях СМИ несколько примеров высокотехнологичных вредоносных кодов были названы кибероружием. В этих сообщениях были приведены результаты обширных исследований вредоносного кода под именами Flame, Duqu и Stuxnet. Сообщается, что эти три вредоносные киберпрограммы были использованы как часть комбинированной многолетней киберкампании, направленной на нарушение функционирования определенных объектов ядерной промышленности в Иране.

Возможно, что эта вредоносная киберкампания тайно проводилась на главных иранских объектах по крайней мере с 2006 по 2010 год, прежде чем была обнаружена сотрудниками служб безопасности, работающими за пределами Ирана. Следовательно, в дополнение к определению, данному в Таллинском руководстве, существующее поколение кибероружия может также потребовать учета следующих характеристик:
скрытность, которая позволяет вредоносным программам тайно функционировать в течение длительных периодов времени;
использование ряда вредоносных программ, которые сочетают в себе такие различные задачи, как шпионаж, хищение данных или саботаж;
специальные технологии, которые позволяют вредоносному коду обойти или обмануть защитную технологию управления кибербезопасностью.

Специальная технология, позволяющая обойти или обмануть системы кибербезопасности, в том числе те, которые должны защищать такие сверхсекретные промышленные объекты, как АЭС в Иране, называется атака «нулевого дня». Она представляет собой определенный вредоносный код, выполняемый перед основной вредоносной программой, и предназначена для использования уязвимости, которая является новой и неизвестной в целевой системе. Атака нулевого дня способна полностью или временно вывести из строя систему управления кибербезопасностью, и таким образом открыть целевую компьютерную систему для внедрения и начала работы основной вредоносной программы. Многие высококвалифицированные хакеры усердно работают над обнаружением новых уязвимостей в системах, которые позволяют создавать новые атаки «нулевого дня». Мотивацией для этих хакеров является то, что атаки «нулевого дня» можно дорого продать государствам или экстремистам. Атаки «нулевого дня», обнаруженные и разработанные высококвалифицированными хакерами, являются важной составляющей существующего поколения кибероружия.

Последней характеристикой, которая позволяет успешно использовать вредоносный код в качестве кибероружия, является то, что можно описать как «доскональное знание» целевых промышленных систем управления гражданской и/или военной техники. Хакеры, создавшие атаки «нулевого дня», которые были использованы в кибероружии, примененном в ходе кампании против Ирана, по-видимому, имели очень хорошее понимание о целевом промышленном оборудовании. Эти узкоспециализированные знания разработчика, используемые в создании различных вредоносных кодов для шпионажа и саботажа, являются тем, что делает существующее поколение кампаний кибероружия таким эффективным.

Однако у существующего поколения кампаний кибероружия также могут быть проблемы. Есть вероятность, что кибероружие выйдет из-под контроля. Например, Stuxnet, как сообщается, несколько раз обновлялся для расширения функциональности, и, в конце концов, вредоносный код вышел за пределы иранского предприятия по обогащению урана. Образцы Stuxnet были обнаружены во многих странах за пределами Ирана. Тем не менее, другие объекты не были повреждены, поскольку вредоносный код в Stuxnet был разработан для нападения только на специализированное оборудование на ядерном объекте в Иране. В будущем кибероружие, разработанное менее тщательно чем Stuxnet, также может неожиданно распространиться и, возможно, стать причиной побочного ущерба на других объектах.

В будущем среда и возможности для осуществления кибератак будут расширяться. В прошлом целями были промышленные системы управления критически важных инфраструктур, таких, как нефте- и газопроводы, а также гражданские электростанции.

По мере того, как в Интернете будет появляться больше подробной «доскональной» информации, вероятно, что в перспективе целями станут сложные военные объекты и системы вооружения, в том числе больше примеров нападений на ядерные объекты или системы командования, управления и связи (С3) плюс компьютерные системы (C4), и системы противоракетной обороны (как ракеты земля-воздух). Например, советский зенитно-ракетный комплекс БУК с помощью которого, как сообщается, в июле 2014 года был сбит рейс Malaysia Airlines 17, и погибло 298 человек, является тщательно разработанной системой, но может иметь уязвимости, и не обладает способностью самостоятельно отличить гражданские цели от военных. К сожалению, детальная информация о зенитно-ракетной системе БУК доступна в Интернете.

Техническая документация для этой системы, а также для нескольких российских ракетных пусковых установок может быть загружена из Интернета в виде достоверного программного тренажера, что позволяет любому изучать и практиковаться в базовом режиме работы нескольких советских зенитно-ракетных пусковых установок.

Другим примером роста уязвимости сложной военной техники является то, что Научный совет Министерства обороны США передал Пентагону секретный список систем боевого оружия, документация по которым была украдена в результате кибершпионажа. Список включает в себя проекты продвинутой ракетной системы Patriot, известной как PAC-3 (см. Washington Post, Эллен Накашима, от 27 мая 2013 года). В отдельном докладе, который также можно найти в Интернете, приведены результаты анализа уязвимостей в программном обеспечении системы национальной противоракетной обороны, в том числе ракетной системы Patriot PAC-3 («Using Genetic Algorithms to Aid in a Vulnerability Analysis of National Missile Defense Simulation Software» - JDMS, Volume 1, Issue 4, October 2004 Page 215–223, http://www.scs.org/pubs/jdms/vol1num4/imsand.pdf).

Подводя итоги, кибератаки становятся все более изощренными, и в случае, если имеются следующие характеристики - а) использование атак нулевого дня для обхода технологий кибер- безопасности, б) проведение кампаний с координированным использованием различных вредоносных программ, и в) использование скрытности при долговременном проведении вредоносных операций для шпионажа или саботажа - мы можем иметь дело с кибероружием. Правильное проведение атрибуции является затруднительным, а технологии, используемые для обеспечения кибербезопасности, становятся все менее адекватными при расширении задач защиты от кибероружия. Таким образом, классическая теория сдерживания, разработанная для ядерного оружия, не работает для кибероружия. Кроме того, есть вероятность, что кибероружие выйдет из-под контроля. В будущем кибероружие, разработанное менее тщательно, чем Stuxnet, также может неожиданно распространиться и, возможно, вызвать побочный ущерб.

В довершение ко всему, исследование примеров существующего поколения кибероружия также показало, что подробные и доскональные знания о целевой системе способствуют успеху диверсионной киберкампании. По мере того, как в Интернете (возможно, посредством кибершпионажа) появляется больше информации, описывающей детальные подробности и возможные уязвимости современного оборудования и сооружений, в том числе военной техники, они также могут стать целями для
будущих поколений кибероружия.

Есть много политических вопросов, связанных с кибербезопасностью и кибервойнами, которые заслуживают дальнейшего исследования:
Какие стратегии могут помочь в уменьшении/регулировании глобального распространения вредоносных атак нулевого дня/вредоносного программного обеспечения, предназначенных для ведения кибервойны?
Будущие наступательные кампании, скорее всего, уже развернуты и в настоящее время работают. Как можно обнаружить и изолировать их?
Существует ли и что собой представляет правомерность в рамках международного (и гуманитарного) права в вопросе использования/угрозы применения ядерного оружия в качестве возмездия против использования кибероружия?
Возможно ли создание механизма контроля над кибервооружениями? Если да, то сколько времени это займет, принимая во внимание что система контроля над ядерным оружием создавалась десятилетиями?
Является ли СБ ООН по-прежнему предпочтительным учреждением для осуществления глобального контроля над кибервооружениями?
Если да, должны ли постоянные члены СБ ООН открыто раскрыть все кибероружие, чтобы избежать Армагеддона в киберпространстве?

Маурицио Мартеллини
Центр международной безопасности Университета Инсубрия (Италия)
Клэй Уилсон
Система Американских государственных университетов

Материал подготовлен на основе доклада, представленного на Одиннадцатой научной конференции Международного исследовательского консорциума информационной безопасности в рамках международного форума «Партнерство государства, бизнеса и гражданского общества при обеспечении международной информационной безопасности», 20-23 апреля 2015 года г.Гармиш-Партенкирхен, Германия.