Психологический смысл романа Ф.Достоевского Преступление и наказание. Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»: краткий пересказ. Что такое преступление в формальном смысле

Тема детства в рассказе Л. Андреева «Петька на даче»

Чекалов П.К.

Невинномысский институт экономики, управления и права, г. Невинномысск, Россия

e-mail: Chekalov58@

5 апреля 1898 г. на страницах газеты «Курьер» М. Горький увидел рассказ Л. Андреева «Баргамот и Гараська», который произвел на него большое впечатление, после чего он попросил у автора хороший рассказ для популярного в то время петербургского «Журнала для всех». Андреев откликнулся на просьбу Горького рассказом «Петька на даче», который и был опубликован в названном журнале в следующем 1899 г.

Главным героем рассказа является десятилетний мальчик Петька, выступающий прислугой в парикмахерской. Еще до встречи с ним мы глазами посетителя видим его «худую, ма-ленькую ручонку, которая откуда-то со стороны протягива-лась к подзеркальнику и ставила жестянку с горячей водой». Чуть ниже автор подробнее воспроизводит портрет мальчика: «На стриженой го-лове у него пошли нехорошие струпья. Даже нетребова-тельные посетители с брезгливостью смотрели на этого худенького, веснушчатого мальчика, у которого глаза всегда сонные, рот полуоткрытый и грязные-прегрязные руки и шея. Около глаз и под носом у него прорезались тонень-кие морщинки, точно проведенные острой иглой, и делали его похожим на состарившегося карлика».

Обратим внимание на неприглядный и даже отталкивающий портрет героя. Казалось бы, десятилетний мальчик должен быть воплощением живости, резвости и непоседливости, а вместо этого мы видим равнодушное и апатичное сгорбленное существо, постоянно погруженное в дрему, чей облик скорее напоминает состарившегося карлика с прорезавшимися на лице тонкими морщинками.

Мы узнаем, что Петька был самым маленьким из всех служащих в парикмахерской, молчаливо сносившим постоянные окрики: «И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: «Мальчик, воды», - и он все подавал ее, все подавал». Повтор «все подавал ее, все подавал» говорит о бесконечно многократном механическом исполнении одних и тех же функций. И потому неслучайно, что Петькины дни тянулись удивительно однообразно и по-хоже один на другой, как два родные брата, он спал много, но ему почему-то все хотелось спать. Праздников не было, не случалось в жизни ничего такого, что могло бы хоть как-то скрасить замедленно-унылое течение времени.

Однообразие жизни мальчика подчеркивается и однообразием окружающего его мира, в частности, внутреннее убранство парикмахерской: «И зимою и ле-том (…) все те же зеркала, из которых одно было с трещиной, а другое было кривое и потешное. На за-пятнанной стене висела одна и та же картина, изображав-шая двух голых женщин на берегу моря, и только их розо-вые тела становились все пестрее от мушиных следов, да увеличивалась черная копоть над тем местом, где зимою чуть ли не весь день горела керосиновая лампа-молния».

Трещина, кривое и потешное, запятнанная стена, мушиные следы, черная копоть, грязная простынка, туповатая бритва, неприятный скрип, жесткая щетина, скучный запах, дешевые духи, надоедливые мухи, грязь – вот та лексика, которая выразительно характеризует действительность, в которой обитает герой. Но писатель расширяет окружающий героя мир за счет описания ближайшего квартала и бульвара, характерными признаками которых выступают дома дешевого разврата, серые от пыли деревья, грязно и странно одетые мужчины и женщины, равнодушные, злые, распущенные лица, рез-кие голоса, брань, пьянство, избиение пьяным мужчиной та-кой же пьяной женщины…

Язык и этого описания настолько красноречив, что избавляет от дополнительного комментария.

Какое радостное, счастливое существо может вырасти на фоне такого угрюмого, беспощадно жестокого социального пейзажа? Его не может быть даже теоретически, а вот практически породить себе подобное существо – очень даже может быть. В этом смысле очень характерным выступает портрет Николки, старшего (на три года) товарища Петьки, который уже «важничал и держался, как боль-шой: курил папиросы, сплевывал через зубы, ругался сквер-ными словами и даже хвастался Петьке, что пил водку». Время от времени он убегал на соседнюю улицу посмотреть крупную драку и всегда возвращался счастливый и смеющийся. Для тринадцатилетнего мальчика подобная уродливая сцена является развлечением, счастливой возможностью разнообразить безынтересное течение жизни. И такое вывернуто-уродливое восприятие жизненных явлений характерно не только для Николки, но и для всего взрослого населения: у них лица становились осмысленнее и живее только тогда, когда они наблюдали драку.

Становится ясно: этот мир - не для детей. Связь между внешним миром и полной апатией Петьки непосредственна: окружающая действительность своей пошлостью, грязью, бездуховностью убивает в маленьком человеке какие-либо живые, свойственные обычному ребенку проявления. Подробное описание места действия дает объяснение того состояния, в котором персонаж находился постоянно: «Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно». В рассказе неоднократно подчеркивается, что «ему хотелось бы куда-нибудь в другое место... Очень хотелось бы».

Завязкой рассказа является сцена, когда однажды приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сообщила Петьке, что его отпускают на дачу в Царицыно, где живут ее господа. Характерно при этом, что герой не знал, что такое дача, но полагал, что она есть то самое место, куда он так стре-мился. И потому лицо его покрылось тонкими мор-щинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду, дергая за руку и тихонько подталкивая к двери. Мы замечаем, как ему не терпится поскорее оставить парикмахерскую. Это начало преображения героя. Впервые в нем начинают проявляться черты, свойственные всем детям. И потом, с развитием действия «состарившийся карлик» будет превращаться в обычного ребенка: в нем просыпается интерес ко всему новому, что он видит и наблюдает, сонливость и апатия исчезают, проявляются черты непосредственности и непоседливости. Чтобы убедиться в этом, достаточно проследить за поведением героя, когда он с матерью оказался в вагоне: «Петька прилип к окну, и только стриже-ная голова его вертелась на тонкой шее, как на металли-ческом стержне. Он родился и вырос в городе, в поле был первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удиви-тельно ясным и широким, точно с крыши смотришь. Петька видел его с своей стороны, а когда оборачивался к матери, это же небо голубело в противоположном окне, и по нем плыли, как ангелочки, беленькие радостные облачка».

Обратим внимание на то, как резко меняется лексика повествования, она обретает свежие, яркие краски, появляются уменьшительно-ласкательные формы, светлые, радостные тона. И затем эти картины дополнят игрушечная белая церковь, зеркальная гладь реки, колеблющиеся отраженья деревьев в воде, молодые рябины и березки, шершавая и ласковая земля, тишина… Новый окружающий мир сразу накладывает свою печать на внешний облик мальчика: «Глаза Петькины давно уже перестали казаться сонными, и морщинки пропали. Как будто по этому лицу кто-нибудь провел горячим утюгом, разгладил морщинки и сделал его белым и блестящим». Чуть ниже о десятилетнем мальчике будет сказана парадоксальная фраза: «изумительно помолодел»… Из мира, где его старило все, он попадает в мир обычного детства. Вот простое объяснение его преображения.

Важно отметить восприятие природы «выхваченным из каменных объятий городских громад» Петьки: мы видим в нем полноту ощущений, в высшей степени эмоциональное переживание встреч с лесом, полянками, прудом, небом. Характерно и то, какие ассоциации рождали эти встречи: полянки он хотел бы приласкать, как сестер, а небо звало его к себе и смеялось, как мать. И невооруженным глазом заметно родственное восприятие и отношение к природным явлениям. Мы понимаем, что именно этот мир наиболее полно соответствует внутренним запросам героя, и поэтому он так скоро вступает в полное согласие с ним. Он вместе с гимназистом Митей ловит рыбу в пруду; делает вид, что плавает, барахтаясь в воде и поднимая нос и брови кверху; поднимается на заросшую деревьями крышу дворца, бродит среди разрушенных стен громадного здания; бегает босиком по шершавой земле; ходит на плотину смотреть, как катаются на лодках господа; играет в «классики», надувая щеки; копает червей, вырезает в орешнике удочку…

Постепенно Петька по-чувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осип Абрамович и парикмахерская. И поэтому, когда по истечении недели мать сказала ему «Надобно ехать сынок», он искренно не понял куда и зачем, потому что про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хо-телось уйти, - уже найдено. И он думал, что такое положение вещей останется незыблемым навсегда. И далее следует пронзительная сцена постепенного осознания маленьким человеком трагической неминуемости завершения праздника: «Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно как божий день. Но во рту у него пересохло, и язык двигал-ся с трудом, когда он спросил:

А как же завтра рыбу ловить? Удочка - вот она...

Что же поделаешь!.. Требует. (…) Ты не плачь: гляди, опять отпустит, - он добрый, Осип Абра-мович.

Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт - удочка, с другой призрак - Осип Аб-рамович. Но постепенно мысли Петькины стали прояснять-ся, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превра-тилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, - он закричал громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пья-ные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее».

Эта кульминационная сцена поразительна и мастерством, с каким она выполнена, и глубиной проникновения в психологию ребенка, и непосредственным отражением реакции мальчика на страшное для него известие. Здесь обнажается конфликт произведения: мальчик жил в чужом отупляющем мире не осознавая этого, и потому, хоть апатично, но все же безболезненно сносил его; теперь же он вынужден возвращаться после того, как познал о существовании другого мира, полностью соответствующего его духовным и физическим запросам. Становится ясно, что теперь Петьке просто невыносимо будет жить прежней жизнью. Этой трагедии ребенка не понимают ни мать, ни господа, которые вечером, собираясь в сад Дипмана на танцы, обсуждают произошедшее: «Вот видишь, перестал, - детское горе непродолжительно».

На следующий день, когда Петька возвращался в город, он «не вертелся и почти не смотрел в окно, а сидел такой тихонький и скромный, и ручонки его были благонравно сложены на коленях. Глаза были сонливы и апатичны, тонкие морщинки, как у старого человека, ютились около глаз и под носом». Мальчик замкнулся и стал прежним состарившимся карликом, потому что возвращается в прежний мир. А когда они вышли на грохочущую улицу, «большой жадный город равнодуш-но поглотил свою маленькую жертву». В этой маленькой фразе отчетливо выражена философия писателя: современный ему грязный и пошлый город, уподобляясь чудовищу, если и не буквально пожирает, то непоправимо калечит душу ребенка.

И далее все повторяется сначала: «И снова в грязной и душной парикмахерской звучало отрывистое: «Мальчик, воды», и посетитель видел, как к подзеркальнику протягивалась маленькая грязная рука, и слышал неопределенно угрожающий шепот: «Вот погоди!»…

Любопытное наблюдение: на первых четырех страницах рассказа, где повествуется о жизни мальчика в городе, 6 раз используется слово «грязь» и производные от него; это слово совершенно исчезает со страниц, где описывается дачная жизнь, но затем на заключительной полстраничке возникает еще 2 раза. Таким образом, и чисто лексическими средствами писатель подчеркивает возвращение героя в прежний, неизменившийся однообразный, грязный и удушливый мир.

«А по ночам, в том месте, где спали рядом Николка и Петька, звенел и волновался тихий голосок, и рассказывал о даче, и говорил о том, чего не бывает, чего никто не видел никогда и не слышал»…

В сущности, ничего небывалого и невиданного в недельном пребывании Петьки на даче не было, была обыкновенная жизнь обыкновенного мальчишки: купание, ловля рыбы, лазание по развалинам дворца… Но все дело как раз в том, что герои рассказа лишены вот этих самых обычных детских радостей. Петька и Николка обитают в таком диком, варварском мире, где обыденные явления детской жизни воспринимаются ими как нечто небывалое и фантастическое. В конце рассказа происходит смутное осознание такого кричаще-несправедливого положения вещей: «В наступавшем мол-чании слышалось неровное дыхание детских грудей, и дру-гой голос, не по-детски грубый и энергичный, произносил:

Вот черти! Чтоб им повылазило!

Кто черти?

Да так... Все».

В этих словах Николки выражена угроза тому, кто устроил жизнь детей так нелепо. Он еще не понимает, кто виноват в том, что жизнь его сложилась таким образом, но он уже смутно догадывается, что кто-то все же виновен.

Рассказ завершается начальным мотивом отдаленного жалобного крика, доносящегося с бульвара: «там пьяный муж-чина бил такую же пьяную женщину». Композиционный круг произведения замыкается, подчеркивая обреченность детей: им не выбраться из этого жизненного круга. Единственный счастливый случай, к сожалению, не превратился в счастливую возможность изменения жизни к лучшему.

Идея рассказа заключена в мысли о том, что общество виновно перед детьми, лишенными детства, и несет ответственность за то, с какими принципами, установками, мировоззрением они войдут во взрослую жизнь. И чтобы будущее человечества не вызывало тревоги, необходимо, как минимум, вернуть детям то, без чего они не могут полнокровно существовать: обычное детство с обычными детскими радостями.

Лексико-семантический способ номинации лиц

(на примере русского и английского языков)

Чекмасова Т.Е.

Воронежская государственная лесотехническая академия, Россия

(экономический факультет, 4 курс)

Науч. рук.: Е.А.Маклакова , к.филол.н. , доцент

Как известно, многозначность отражает асимметрию языкового знака посредством фиксации всего безграничного человеческого опыта ограниченными языковыми средствами, когда за одним звуковым комплексом закрепляется несколько значений. Необходимо заметить, что большинство русских наименований лиц – это преимущественно идентифицирующие знаки, для которых типична многофункциональность и многозначность, что необходимо учитывать при подборе их переводных соответствий в английском языке, например:

академик – 1. действительный член академии наук. 2. звание ученого, художника, скульптора, избранного в соответствующую академию. 3. о человеке, много знающем, хорошо разбирающемся в чем-либо;

художник – 1. человек, создающий произведения изобразительного искусства красками, карандашом и т.п., живописец. 2. тот, кто создает произведения искусства, творчески работает в области искусства. 3. тот, кто достиг высокого совершенства в какой-либо работе, кто проявил большой вкус и мастерство в чем-либо;

агент – 1. представитель организации, выполняющий служебные поручения. 2. лицо, являющееся ставленником кого-то, служащее чьим-либо интересам. 3. секретный сотрудник разведки какого-либо государства; шпион.

комиссар – 1. должностное лицо, облеченное правительством особыми или значительными полномочиями. 2. в СССР: лицо, отвечающее за политико-воспитательную работу в студенческом строительном отряде. 3. в европейских странах и в России в 18-19 в.в.: чиновник, выполняющий полицейские функции;

деспот – 1. в рабовладельческих монархиях Древнего Востока: верховный правитель, пользовавшийся неограниченной властью. 2. самовластный человек, попирающий чужие желания и волю; тиран .

Довольно часто в процессе функционирования в речи слово проявляет заложенную в нем способность к полисемии, что способствует увеличению количественного состава единиц исследуемого корпуса языка. Семантическая структура следующей лексемы, по данным анализа её частотности в современных контекстах, не всегда включает в себя сему «происходящий по рождению из той или иной социальной среды, сословия», что говорит, возможно, о расширении полисемии и появлении нового третьего значения, например:

значение 1 - лицо мужского пола, переселившийся из другой страны, края), «Интересно, что Потемкин выходец из Грузии, жена его грузинка, Манана, младшая дочь - самый молодой налогоплательщик в России.» (Сергей Есин. Выбранные места из дневника 2001 года // "Наш современник", 2003), английские переводные соответствия: emigrant, immigrant;

значение 2 – лицо мужского пола, происходящий по рождению из той или иной социальной среды, сословия), «Петербургский огородник Ефим Андреевич Грачев, выходец из ярославских крестьян, получил 60 медалей на различных выставках в России и за границей за наилучшие сорта картофеля.» (Л.И. Шустова. Путешествие по стране Агрос // "Биология", 2003), английские переводные соответствия отсутствуют;

значение 3 – лицо мужского пола, занимавшийся деятельностью в какой-либо сфере производственной или общественной жизни), «В Красноярском крае губернатор - выходец из крупного бизнеса: проще ли работать с такими губернаторами? (Александр Попов. "Теракты менее негативны для бизнеса, чем изменение системы власти" // "Континент Сибирь" (Новосибирск), 2004.12.17]; «Выходец из "особистов".» [Вячеслав Морозов. Адмирал ФСБ // "Наш современник", 2004), английские переводные соответствия отсутствуют .

Современная лексикология видит в многозначности слов их способность к семантическому варьированию, т.е. изменению значения в зависимости от контекста. Очевидно, что следующие за архисемой лицо дифференциальные и интегральные семы уточняют и конкретизируют структуры семем одной и той же лексемы, и каждая из них обладает своим собственным набором переводных соответствий в английском языке:

значение 1 – лицо мужского пола, занимается исполнением произведений искусства профессионально, в присутствии публики), английские переводные соответствия: artiste, artist, actor, principal, player, performer, protagonist, lead;

значение 2 – лицо мужского пола, достиг высокого мастерства в какой-либо области), английские переводные соответствия: artist, artisan, master;

значение 3 – лицо мужского пола, притворяется кем-либо или каким-либо, скрывает истинные мысли и чувства в расчете на благоприятное впечатление), английское переводное соответствие: artist.

Образование наименований лиц такими лекcико-семантическими способами, как метафорический или метонимический перенос, характерно для обоих языков. Например, наименования bears (медведи) и bulls (быки), первоначально возникшие в биржевом жаргоне для наименования игроков, постепенно расширили свое значение и в настоящее время регистрируются всеми специальными англоязычными словарями без каких-либо помет, указывающих на ограниченность их употребления.

Большинство метафорически переосмысленных английских наименований лиц являются результатом переноса по ассоциации. При данном виде переноса схожие признаки связаны не с понятием об определенном явлении, а с представлениями о нем в конкретной речевой ситуации, с ассоциациями. Основными лексическими группами, участвующие в метафорическом образовании наименований лиц являются:

1) наименования животных, например: loan shark (кредитная акула) – ростовщик; fat cat (жирный кот) – состоятельный бизнесмен, думающий лишь о собственной выгоде; a white crow – белая ворона;

2) наименования вымышленных существ, например: business angel (бизнес-ангел) – состоятельный человек, вкладывающий собственные средства в начинающийся или расширяющийся бизнес; ghost (привидение, призрак) – лицо, зарегистрированное в качестве работника, но фактически не работающее и не получающее заработной платы; a printer’s devil – мальчик на побегушках;

3) наименования лиц, изначально имеющих другое, не связанное с данной сферой общения значение, например: company doctor (доктор компании) - финансовый консультант, classman (классный человек) – студент, выдержавший экзамен с отличием, street Arab (уличный араб) – беспризорник, бродяга, castler-builder (строитель замков) – фантазер, jack-in-office – важничающий чиновник, бюрократ .

Анализ русскоязычных лексикографических изданий свидетельствует о том, что в русском языке с помощью метафорического переноса образуется значительное количество наименований лиц (амеба, баритон, боров, волшебник, глыба, дуб, жеребец, контральто, курица, ласточка, модель, нимфа, пила, размазня, чертенок, шкаф, штучка, челноки).

Не меньшее распространение получили слова и словосочетания со значением лица, которые представляют собой заимствования из литературного языка в результате изменения объема значения слова. Значительная часть русскоязычных и англоязычных наименований лиц такого рода совпадает, что вероятно вызвано экстралингвистическими причинами – совпадением основных, базовых явлений в культурной жизни обоих народов, их особой актуальностью в употреблении для носителей обоих языков (служители Фемиды, буриданов осел, человек в футляре, Фигаро, скупой рыцарь, принцесса на горошине, Фома неверный, мещанин во дворянстве, премудрый пескарь, валаамова ослица) .

Кроме того, данный корпус языковых единиц регулярно пополняется семантическими дериватами, образованными в результате расширения значения общеупотребительных слов, таких как, например, отправитель / sender, партнер / partner, продавец / seller, покупатель / buyer, торговец/ trader . Сопоставление толкований таких лексем, которые приведены, с одной стороны, в общелитературных словарях, а с другой – в специальных лексикографических изданиях, свидетельствует о том, что для специальных и неспециальных наименований лиц интегральным признаком является обозначение лица по виду деятельности (продаже, покупке и т. д.). Специальные толкования получают, кроме того, дополнительные дифференциальные признаки: обозначение физических и / или юридических лиц; отношение к обязательству, договору и т. д.

В заключение отметим, что лексико-семантический способ номинации лиц имеет широкое распространение в обоих исследуемых языках.

Молодежь Молодежь и наука : реальность и будущее», направленую на создание... . Корчагина М. Б. - М., 1998. – С. 48. Научное издание Молодежь и наука : реальность и будущее Материалы III Международной...

Жанр рассказа предполагает временную ограниченность, значит, мы ориентированы на повествование о каком-то периоде, но не всей жизни героя. Рассказ – это эпический жанр, следовательно, внимание автора сосредоточено на изложении событий. Перед нами рассказ-событие. Его содержание – отдельный момент жизни мальчика, биография которого подробно не прописана. С первого предложения читатель оказывается свидетелем события без подготовки и объяснения, точно так же он покидает героев, как бы не дослушав до конца их разговор. Названием автор подчеркнул значимость центрального эпизода – пребывание на даче.

Рассказ повествует об отчётливо распадающейся на два мира жизни – в городской парикмахерской и на даче.

В центре рассказа «Петька на даче» судьба ребенка из бедной семьи, отданного учеником к парикмахеру и выполняющего самую тяжелую и грязную работу. Тяжелая доля выпала детям старой России. Нищета и разруха в стране заставляла посылать родителей своих детей на работу, иначе не прожить, не прокормиться. Кругом безысходность. Кругом горе. И как бы ни жалко было матери отдавать своё дитё в чужой дом, им приходилось так делать, чтобы выжить. И не смотря ни на что, люди верили: что лучше пусть далеко от дома, пусть тяжело ребенку, но все-таки он будет накормлен, чему-то научится, немного заработает. Хотя эти дети жили в ужасных условиях. Одним из таких мальчиков и был Петька, но таких, как он, было очень много, они есть, конечно, и сейчас. Но сегодня родители не отправляют своих детей работать, а просто они сами вынуждены уйти из дома, чтобы хоть как-то прокормить себя.

Рассказ имеет кольцевую композицию. Действие его начинается и заканчивается примерно одной и той же сценой в парикмахерской.

Прочитав рассказ, мы не сразу узнаем, как звали героя, автор использует глагол назывался по отношению к Петьке. Так обычно называют вещь.

Рисуя портрет героя, Л.H. Андреев показывает жизнь ребенка и то, как окружающая обстановка влияет на мальчика. Петька худеет, у него появляются нехорошие струпья и тоненькие морщинки. Л.H. Андреев пишет, что мальчик становится похожим на состарившегося карлика: «…прохожий видел маленькую, худую фигурку, сгорбившуюся в углу на своем стуле, и погруженную не то в думы, не то в тяжелую дремоту. Петька спал много, но ему почему-то все хотелось спать, и часто казалось, что все вокруг него не правда, а длинный неприятный сон.

При описании Петьки в парикмахерской возникает мотив сна, для того чтобы показать, что во время сна человек исключает себя из окружающего мира, попытка уйти, сон – единственный выход из этого безобразного мира.

В рассказе появляются зеркала «одно зеркало с трещиной, а другое кривое и потешное», в них автор видит символичный подтекст: зеркало как отражение мира, вокруг Петьки мир предстает кривой, потешный, с трещиной.

Он часто разливал воду или не слыхал резкого крика: «Мальчик, воды»,– и все худел, а на стриженой голове у него пошли нехорошие струпья. Даже нетребовательные посетители с брезгливостью смотрели на этого худенького, веснушчатого мальчика, у которого глаза всегда сонные, рот полуоткрытый и грязные-прегрязные руки и шея. Около глаз и под носом у него прорезались тоненькие морщинки, точно проведенные острой иглой, и делали его похожим на состарившегося карлика».

Карликами в сказках называют заколдованных детей. Петька выглядит как старик, потому что у него нет настоящего детства. Его заколдовала сама жизнь, окружающий его мир.

Автор описывает обстановку, в которой живет мальчик и в которой протекает его детство – это квартал, где она находится, заполнен домами дешевого разврата. В нем постоянно происходят драки, звучат скверные слова, царит пьянство.

Слово грязный чаще всего повторяется в описаниях. Только в первой части оно повторяется семь раз и является главным определением городской жизни, причём в трёх лексических значениях:

1) запачканный, нечистый;

2) безнравственный, аморальный;

3) серовато-мутный.

В городе автор описывает поведение Петьки: «Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласти, не жаловался и только просил взять его отсюда».

Жизнь мальчика беспросветна, ему не вырваться из грязного и циничного существования города, он «думал, что когда-нибудь и он будет такой же». «Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похожие один на другой, как два родные брата».

Всё за эти три года его жизни в парикмахерской одно и то же: зимой и летом, утром и вечером «он всё подавал и всё подавал». Автор подчёркивает недвижимость застывшего времени.

В один прекрасный момент мать Петьки приходит в парикмахерскую, чтобы забрать его на дачу. Мать Петьки зовут Надежда, и ведь это имя выбрано не случайно, надежда на исполнение желания.

Петька постоянно хотел попасть «в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно» и что он смутно надеялся, что дача «и есть то самое место, куда он так стремился».

Повествование этой части начинается словами: «много ли, мало ли жил Петька». И это начало нам напоминает сказку. Андреев выбирает сказочную форму, для того чтобы показать, как в сказке начинает исполняться Петькина мечта.

Позже автор рисует другой портрет, когда Петька ехал за город: «Глаза Петькины давно уже перестали казаться сонными, и морщинки пропали. Как будто по этому лицу кто-нибудь провел горячим утюгом, разгладил морщинки и сделал его белым и блестящим».

Поведение мальчика значительно меняется, когда он оказывается на даче.

Прежде постоянно погружённый в тяжёлую дремоту, Петька оживился, он перебегал от одного окна к другому, голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне. Родившийся и выросший в городе, он поражался всему новому и странному, открывшемуся в поле, и «глаза Петькины давно перестали казаться сонными, и морщинки пропали. Как будто по этому лицу кто-нибудь провёл горячим утюгом, разгладил морщинки и сделал его белым и блестящим». Всегда сонный, казавшийся собственной матери дурачком, маленький подмастерье, вырвавшись за границы городского мира, ожил, преобразился, исчезло сходство со старичком; вместе с тем изменилось и отношение к нему окружающих: вместо брезгливости незнакомые пассажиры дарят ему улыбки. Андреев делает доминантным эпизод «На даче», потому что в нём происходит «просветление» героя.

Автор подчёркивает богатство и силу новых впечатлений, которые оказались чрезмерными для маленькой и робкой душонки. «Этот современный дикарь, выхваченный из каменных объятий городских громад, чувствовал себя слабым и беспомощным перед лицом природы». Первоначальный страх и степенность старичка в постижении нового, влекущего к себе мира отступают, через два дня достигнуто полное соглашение с природой. Сделаны маленькие открытия: бегать босиком в тысячу раз приятнее, чем в сапогах, прыгать в «классики» легче, если надуваешь щёки. Описывая купание в реке, автор сравнивает мальчика со щенком, впервые попавшим в воду; омовение грязного героя не сродни ли крещению? Занятных мальчишеских дел у Петьки оказалось невпроворот, даже некогда было тратить время на еду. Постоянная занятость, пришедшая на смену прежнему дремотному состоянию, благотворно повлияла: он «изумительно помолодел» и забыл, что на свете существует парикмахерская Осипа Абрамовича.

Л.Андреев был незаурядным художником и мастером цветной фотографии, это сказывается в цветовой палитре: словно чёрно-белая фотография сменилась цветной, появились краски, выходящие за пределы серо-грязной гаммы городского мира, проявились полутона. Писатель передаёт нам детский взгляд на окружающий мир посредством слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами (ангелочки, облачка, домики), сравнения (домики, похожие на игрушечные, такая же игрушечная белая церковь), одушевления природы (тёмно-синее небо звало к себе и смеялось, как мать).

Важное для ребёнка сравнение с матерью и подчёркнутое сходство эмоций мальчика и одушевлённых явлений природы (радость, задумчивость, смех) подводят читателя к уяснению, что этот мир для Петьки родной и сам он естественная частица его. Замкнутость мертвенного города уступила место безграничности полной жизни природы: «...Всё здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю».

Танцы, музыка, весёлые, смеющиеся нарядные господа... Дача – это кусочек мира счастья, Петька, попав сюда, приобщается к этому безмятежному существованию.

Художественное время второй части. Ход времени убыстряется, несколько дней наполнены событиями так, что насыщенность маленького жизненного отрезка больше, нежели во всё предыдущее существование.

Дача – символ счастья; как разрушается образ дачи в Петькином сознании, так и у читателя разрушается вера в возможность счастья. Город не допустит, чтобы его беззащитная жертва вырвалась, а мимолётный миг загородной недели лишь подчёркивает неприглядность парикмахерской и делает жизнь в ней ещё горше. Грязный город существовал и будет существовать, будет губить все светлые впечатления, невозможно преодолеть его влияние. Утрата счастья неминуема: она была предрешена сказочной стилистикой при введении центрального фрагмента.

Очень ярко Л. Н. Андреев рисует состояние мальчика в конце рассказа, когда Петька узнает, что ему придется вернуться в город: «Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт удочка, с другой призрак - Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если бы был способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные,– он закричал громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее».

Петька начинает кричать и этот крик идет из глубины души. А крик ребенка у нас ассоциируется с рождением. И мы видим, что здесь рождается человек, который знает, что есть другой мир, он знает, что такое хорошо, и что такое плохо.

Портрет мальчика меняется по ходу развития событий и в конце рассказа Л. Н. Андреев снова передает образ Петьки: «Подержанная гимназическая курточка облекала его худенькое тело, из-за ворота ее выставлялся кончик белого бумажного воротничка. Петька не вертелся и почти не смотрел в окно, а сидел такой тихонький и скромный, и ручонки его были благонравно сложены на коленях. Глаза были сонливы и апатичны, тонкие морщинки, как у старого человека, ютились около глаз и под носом».

Автор показывает, что для Петьки значила эта поездка за город, это единственное светлое воспоминание в детстве мальчика. Рассказы мальчика о даче по ночам звучат как сказки, потому что они «о том, чего не бывает, чего никто не видел никогда и не слышал». Звенящий и взволнованный голосок – единственное свидетельство того, что Петька – маленький мальчик, способный жить чувствами.

Автор с большим сочувствием рисует Петькин портрет. Автор испытывает не брезгливость, но острое чувство жалости к мальчику. Автору жалко Петьку, он употребляет уменьшительно – ласкательную форму.

Л.Н. Андреев в своем произведении раскрывает жизнь Петьки, это типичная жизнью для детей из бедных семей того времени. Своим рассказом Л.Н. Андреев стремится привлечь внимание прогрессивной общественности к положению детей в капиталистическом обществе. И образ ребенка автор создает при помощи описания поведения, причем в некоторых случаях описание поведения героя можно отнести к внешней характеристике, а в некоторых к внутренней. Иногда поведение раскрывает внутреннее состояние героя. Также автор использует портретную характеристику. Портрет мальчика в рассказе динамичен, он меняется с изменением обстановки, окружающей ребенка. Применяется описание предметной обстановки, которая помогает создать образ Петьки.

Я думаю смысл этого произведения в том что: «У каждого человека, пусть он беден или богат, красив он или уродлив, есть в жизни хотя бы один день, когда он по настоящему счастлив. Любой человек должен познать, то самое чувство –счастье!»

Сначала, – впрочем, давно уже прежде, – его занимал один вопрос: почему так легко отыскиваются и выдаются почти все преступления и так явно обозначаются следы почти всех преступников? Он пришел мало-помалу к многообразным и любопытным заключениям, и, по его мнению, главнейшая причина заключается не столько в материальной невозможности скрыть преступление, как в самом преступнике; сам же преступник, и почти всякий, в момент преступления подвергается какому-то упадку воли и рассудка, сменяемых, напротив того, детским феноменальным легкомыслием, и именно в тот момент, когда наиболее необходимы рассудок и осторожность. По убеждению его выходило, что это затмение рассудка и упадок воли охватывают человека подобно болезни, развиваются постепенно и доходят до высшего своего момента незадолго до совершения преступления; продолжаются в том же виде в самый момент преступления и еще несколько времени после него, судя по индивидууму; затем проходят, так же как проходит всякая болезнь. Вопрос же: болезнь ли порождает самое преступление или само преступление, как-нибудь по особенной натуре своей, всегда сопровождается чем-то вроде болезни? – он еще не чувствовал себя в силах разрешить.

Дойдя до таких выводов, он решил, что с ним лично, в его деле, не может быть подобных болезненных переворотов, что рассудок и воля останутся при нем, неотъемлемо, во все время исполнения задуманного, единственно по той причине, что задуманное им – «не преступление»… Опускаем весь тот процесс, посредством которого он дошел до последнего решения; мы и без того слишком забежали вперед… Прибавим только, что фактические, чисто материальные затруднения дела вообще играли в уме его самую второстепенную роль. «Стоит только сохранить над ними всю волю и весь рассудок, и они, в свое время, все будут побеждены, когда придется познакомиться до малейшей тонкости со всеми подробностями дела…» Но дело не начиналось. Окончательным своим решением он продолжал всего менее верить, и когда пробил час, все вышло совсем не так, а как-то нечаянно, даже почти неожиданно.

Одно ничтожнейшее обстоятельство поставило его в тупик, еще прежде чем он сошел с лестницы. Поровнявшись с хозяйкиною кухней, как и всегда отворенною настежь, он осторожно покосился в нее глазами, чтоб оглядеть предварительно: нет ли там, в отсутствие Настасьи, самой хозяйки, а если нет, то хорошо ли заперты двери в ее комнате, чтоб она тоже как-нибудь оттуда не выглянула, когда он за топором войдет? Но каково же было его изумление, когда он вдруг увидал, что Настасья не только на этот раз дома, у себя в кухне, но еще занимается делом: вынимает из корзины белье и развешивает на веревках! Увидев его, она перестала развешивать, обернулась к нему и все время смотрела на него, пока он проходил. Он отвел глаза и прошел, как будто ничего не замечая. Но дело было кончено: нет топора! Он был поражен ужасно.

«И с чего взял я, – думал он, сходя под ворота, – с чего взял я, что ее непременно в эту минуту не будет дома? Почему, почему, почему я так наверно это решил?» Он был раздавлен, даже как-то унижен. Ему хотелось смеяться над собою со злости… Тупая, зверская злоба закипела в нем.

Он остановился в раздумье под воротами. Идти на улицу так, для виду, гулять, ему было противно, воротиться домой– еще противнее. «И какой случай навсегда потерял!» – пробормотал он, бесцельно стоя под воротами, прямо против темной каморки дворника, тоже отворенной. Вдруг он вздрогнул. Из каморки дворника, бывшей от него в двух шагах, из-под лавки направо что-то блеснуло ему в глаза… Он осмотрелся кругом – никого. На цыпочках подошел он к дворницкой, сошел вниз по двум ступенькам и слабым голосом окликнул дворника. «Так и есть, нет дома! Где-нибудь близко, впрочем, на дворе, потому что дверь отперта настежь». Он бросился стремглав на топор (это был топор) и вытащил его из-под лавки, где он лежал между двумя поленами; тут же, не выходя, прикрепил его к петле, обе руки засунул в карманы и вышел из дворницкой; никто не заметил! «Не рассудок, так бес!» – подумал он, странно усмехаясь. Этот случай ободрил его чрезвычайно.

Он шел дорогой тихо и степенно, не торопясь, чтобы не подать каких подозрений. Мало глядел он на прохожих, даже старался совсем не глядеть на лица и быть как можно неприметнее. Тут вспомнилась ему его шляпа. «Боже мой! И деньги были третьего дня, и не мог переменить на фуражку!» Проклятие вырвалось из души его.

Заглянув случайно, одним глазом, в лавочку, он увидел, что там, на стенных часах, уже десять минут восьмого. Надо было и торопиться, и в то же время сделать крюк: подойти к дому в обход, с другой стороны…

Прежде, когда случалось ему представлять все это в воображении, он иногда думал, что очень будет бояться. Но он не очень теперь боялся, даже не боялся совсем. Занимали его в это мгновение даже какие-то посторонние мысли, только всё ненадолго. Проходя мимо Юсупова сада, он даже очень было занялся мыслию об устройстве высоких фонтанов и о том, как бы они хорошо освежали воздух на всех площадях. Мало-помалу он перешел к убеждению, что если бы распространить Летний сад на все Марсово поле и даже соединить с дворцовым Михайловским садом, то была бы прекрасная и полезнейшая для города вещь. Тут заинтересовало его вдруг: почему именно во всех больших городах человек не то что по одной необходимости, но как-то особенно наклонен жить и селиться именно в таких частях города, где нет ни садов, ни фонтанов, где грязь и вонь и всякая гадость. Тут ему вспомнились его собственные прогулки по Сенной, и он на минуту очнулся. «Что за вздор, – подумал он. – Нет, лучше совсем ничего не думать!»

«Так, верно, те, которых ведут на казнь, прилепливаются мыслями ко всем предметам, которые им встречаются на дороге», – мелькнуло у него в голове, но только мелькнуло, как молния; он сам поскорей погасил эту мысль… Но вот уже и близко, вот и дом, вот и ворота. Где-то вдруг часы пробили один удар. «Что это, неужели половина восьмого? Быть не может, верно, бегут!»

На счастье его, в воротах опять прошло благополучно. Мало того, даже, как нарочно, в это самое мгновение только что перед ним въехал в ворота огромный воз сена, совершенно заслонявший его все время, как он проходил подворотню, и чуть только воз успел выехать из ворот во двор, он мигом проскользнул направо. Там, по ту сторону воза, слышно было, кричали и спорили несколько голосов, но его никто не заметил и навстречу никто не попался. Много окон, выходивших на этот огромный квадратный метр, было отперто в эту минуту, но он не поднял головы – силы не было. Лестница к старухе была близко, сейчас из ворот направо. Он уже был на лестнице…

Переведя дух и прижав рукой стукавшее сердце, тут же нащупав и оправив еще раз топор, он стал осторожно и тихо подниматься на лестницу, поминутно прислушиваясь. Но и лестница на ту пору стояла совсем пустая; все двери были заперты; никого-то не встретилось. Во втором этаже одна пустая квартира была, правда, растворена настежь, и в ней работали маляры, но те и не поглядели. Он постоял, подумал и пошел дальше. «Конечно, было бы лучше, если б их здесь совсем не было, но… над ними еще два этажа».

Но вот и четвертый этаж, вот и дверь, вот и квартира напротив; та пустая. В третьем этаже, по всем приметам, квартира, что прямо под старухиной, тоже пустая: визитный билет, прибитый к дверям гвоздочками, снят, – выехали!.. Он задыхался. На одно мгновение пронеслась в уме его мысль. «Не уйти ли?» Но он не дал себе ответа и стал прислушиваться в старухину квартиру: мертвая тишина. Потом еще раз прислушался вниз на лестницу, слушал долго, внимательно… Затем огляделся в последний раз, подобрался, оправился и еще раз попробовал в петле топор. «Не бледен ли я… очень? – думалось ему, – не в особенном ли я волнении? Она недоверчива… Не подождать ли еще… пока сердце перестанет?..» Но сердце не переставало. Напротив, как нарочно, стучало сильней, сильней, сильней… Он не выдержал, медленно протянул руку к колокольчику и позвонил. Через полминуты еще раз позвонил, погромче.

Нет ответа. Звонить зря было нечего, да ему и не к фигуре. Старуха, разумеется, была дома, но она подозрительна и одна. Он отчасти знал ее привычки… и еще раз плотно приложил ухо к двери. Чувства ли его были так изощрены (что вообще трудно предположить), или действительно было очень слышно, но вдруг он различил как бы осторожный шорох рукой у замочной ручки и как бы шелест платья о самую дверь. Кто-то неприметно стоял у самого замка и точно так же, как он здесь снаружи, прислушивался, притаясь изнутри и, кажется, тоже приложа ухо к двери…

Он нарочно пошевелился и что-то погромче пробормотал, чтоб и виду не подать, что прячется; потом позвонил в третий раз, но тихо, солидно и без всякого нетерпения. Вспоминая об этом после, ярко, ясно, эта минута отчеканилась в нем навеки; он понять не мог, откуда он взял столько хитрости, тем более что ум его как бы померкал мгновениями, а тела своего он почти и не чувствовал на себе… Мгновение спустя послышалось, что снимают запор.

VII

Дверь, как и тогда, отворилась на крошечную щелочку, и опять два вострые и недоверчивые взгляда уставились на него из темноты. Тут Раскольников потерялся и сделал было важную ошибку.

Опасаясь, что старуха испугается того, что они одни, и не надеясь, что вид его ее разуверит, он взялся за дверь и потянул ее к себе, чтобы старуха как-нибудь не вздумала опять запереться. Увидя это, она не рванула дверь к себе обратно, но не выпустила и ручку замка, так что он чуть не вытащил ее, вместе с дверью, на лестницу. Видя же, что она стоит в дверях поперек и не дает ему пройти, он пошел прямо на нее. Та отскочила в испуге, хотела было что-то сказать, но как будто не смогла и смотрела на него во все глаза.

– Здравствуйте, Алена Ивановна, – начал он как можно развязнее, но голос не послушался его, прервался и задрожал, – я вам… вещь принес… да вот лучше пойдемте сюда… к свету… – И, бросив ее, он прямо, без приглашения, прошел в комнату. Старуха побежала за ним; язык ее развязался:

– Господи! Да чего вам?.. Кто такой? Что вам угодно?

– Помилуйте, Алена Ивановна… знакомый ваш… Раскольников… вот, заклад принес, что обещался намедни… – И он протягивал ей заклад.

Старуха взглянула было на заклад, но тотчас же уставилась глазами прямо в глаза незваному гостю. Она смотрела внимательно, злобно и недоверчиво. Прошло с минуту; ему показалось даже в ее глазах что-то вроде насмешки, как будто она уже обо всем догадалась. Он чувствовал, что теряется, что ему почти страшно, до того страшно, что, кажется, смотри она так, не говори ни слова еще с полминуты, то он бы убежал от нее.

– Да что вы так смотрите, точно не узнали? – проговорил он вдруг тоже со злобой. – Хотите берите, а нет – я к другим пойду, мне некогда.

Он не думал это сказать, а так, само вдруг выговорилось.

Старуха опомнилась, и решительный тон гостя ее, видимо, ободрил.

– Да чего же ты, батюшка, так вдруг… что такое? – спросила она, смотря на заклад.

– Серебряная папиросочница: ведь я говорил прошлый раз.

Почему Достоевский взялся писать роман с таким названием "Преступление и наказание"? Что же важно для него? Этот частный случай: преступник, жертва и возмездие? Но сколько таких случаев! Нет, очевидно, смысл не в этом. Писателя волнует не процесс преступления, даже не само наказание, каково оно по сути: тюрьма, каторга, ссылка... Другое...

"Почему?" - вот вопрос, который он, очевидно, задавал себе, когда работал над созданием романа. Почему, что толкает человека на совершение этого жестокого поступка? Неужели только нужда? Но сколько других людей, нуждающихся, бесправных, не имеющих положения в обществе. Эти люди теряют смысл жизни, для них нет больше жизни вообще, они не живут, а существуют. И таких людей в романе Достоевского много. "За общей серой картиной действительности, читатель может не заметить их. Однако один такой герой наиболее ярко выделяется на этом темном фоне. Мармеладов. Пьяница и "забавник" (так называют его в трактире). Отставной чиновник, отчаявшийся человек, что ему осталось в жизни? Наверное, этот вопрос долго мучил его. Он решился, наконец, на последний шаг - стать человеком. И что же? Не вышло. Спился. "Финита ля комедия". Жизнь кончена. Что остается? Итог - понятен... Но почему, почему Мармеладов не становится убийцей? Что удерживает его? Воли не хватает? А может, он человек не такой жестокий, как Раскольников? Но ведь и Раскольников не был жестоким. Достоевский приводит тому множество примеров. Достаточно вспомнить поведение Раскольникова на пожаре, его отношение к заболевшему товарищу - студенту, наконец, к дочери хозяйки квартиры, где он "живет" (если это только можно назвать жизнью).

Достоевский более чем странно описывает нам своего героя: то он пытается убедить читателя в человечности Раскольникова, в том, что он способен любить и сострадать; то вдруг со всей остротой описывает его хладнокровие. Этим, мне кажется, писатель хотел сказать, что Раскольников настолько же жесток, насколько человечен.

Значит, все же не это главное, не жестокость. Нечто другое, несравнимо большее стоит за убийством. Ведь человек, совершив преступление, каким бы жестоким оно ни было, в душе все же обязательно оправдывает себя. Но разве можно оправдать убийство? Где же Раскольников ищет оправдание своему поступку? "Он его не ищет, - говорит Достоевский, - оно уже есть".

Действительно, Раскольников долго не мог решиться на такой шаг. Ему необходимы были силы не физические, а моральные. И точно как Соня жива только тем, что верит в чудо, в доброту людскую (уж ей ли верить!), так точно и Раскольников верит в свою теорию. Теорию по сути антигуманную. Раскольников считает, что люди подразделяются на "тех, кто право имеет" и "тварей дрожащих". По его убеждению, существуют "гении", которые и правят миром. Что "гениев" этих порождает "серая масса" - люди. Все, все люди ничего не стоят как личности. Жизнь десяти, сотни, а тем более одного человека - ничто, по сравнению с жизнью Наполеона, например. А значит, пробиваться к цели своей такой вот гений может (и даже должен!) через трупы людские. И это все оправдывает теория Раскольникова, в которой он уверен не меньше чем в себе. Именно поэтому он и решается на убийство. Оставалось проверить, действительно ли он принадлежит к числу тех, кто "имеет дар и талант сказать в среде своей новое слово", или он такой, как все. И он проверил...

"Я не человека убил. Я принцип убил! Принцип-то я и убил! А переступить-то не переступил, на этой стороне остался..."

Убийство оказалось страшнее теории. Оказалось, что Раскольников-то вовсе и не "гений", а "вошь" обыкновенная, такая же, как и "старушонка".

"Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старуху! Тут-таки разом и ухлопал себя навеки..."

Тут бы, как говорится, и сказке конец, но весь ужас состоит в том, что Раскольников не отказывается от своей теории; более того, он еще сильнее ненавидит свою жертву. Он не раскаивается, а видит свое преступление в том, что не вынес его...

Так в чем же наказание Раскольникова? Достоевский считает, что это не раскаяние. Это страшнее, мучительнее. Ведь Раскольников пытался доказать своей теорией, что нравственности вообще нет и человечество живет законами "естественного отбора", где право на жизнь имеет лишь "гений". Но эта теория убийственная и не может быть верной. Поэтому Раскольникову предстоит тяжелый путь к истине, когда он ценой великих сомнений поймет, наконец, что все эти годы он заблуждался. Тогда-то вот Раскольников окажется в той душевной пустыне, где нет места старому миру, а надо искать новый...

На мой взгляд, смысл романа не в том, чтобы показать и рассказать читателю о преступлении какого бы то ни было частного лица, а чтобы таким вот примером объяснить, в чем состоит преступность подобной теории перед человечеством вообще; и какое раскаяние ждет людей, если они пойдут наперекор нравственности.