Почему я верю в бога и почему атеизм это отсутствие воображения. Почему я не верю в бога
1. Что подразумевать под понятием - Бог? Если некую движущую силу Вселенной, то отрицать существование таковой, лишено смысла. Если же библейскую личность, то, я буду, не оригинален, можно с тем же успехом верить в Чебурашку.
Вывод первый. Я не верю в христианского, исламского, иудейского бога, равно как и в буддистских, индуистских, языческих и других богов, божков, идолов и тому подобных. Я даже не верю в Чебурашку.
2. Зачем нужно понятие Бога, если большинство явлений природы объясняются наукой. А те явления, что пока считаются необъяснимыми, говорят лишь о недостатке человеческих знаний, а не наличии, чего-либо сверхъестественного. Наука всё же имеет неуклонную тенденцию развиваться.
Вывод второй. Для объяснения природных процессов, концепция Бога является избыточной.
3. Доказательством какой-либо гипотезы может быть, либо логическое обоснование, либо строгий математический расчёт, либо эксперимент. Что из вышеперечисленного могут предложить верующие, для логического обоснования собственного верования?
Вывод третий. Наличие, равно как и отсутствие, Бога недоказуемо. Я же придерживаюсь мнения, что его не существует, потому как кроме п.3 есть и другие.
4. Основополагающим принципом природы, является причинно-следственная связь. Бог, как личность, в такую связь не вписывается. Другими словами возникает вопрос, кто и для каких целей, сотворил Бога? Если же он был всегда, то, на каком этапе своего бытия, и с какой целью, он сотворил Вселенную? И почему Вселенная продолжает развиваться, будучи достаточно несовершенной, с точки зрения человека, если именно для человека она и была создана?
Вывод четвёртый. Гипотеза Бога совершенно не годится для объяснения первичности курицы или яйца, а значит согласно п.2 не может считаться основополагающей.
Это, кстати, главная проблема как религии, так и атеизма. В причинно-следственную связь не вписывается ни безначальный Бог, ни безначальная Вселенная. Оба варианта вероятны в равной степени, ибо если может существовать что-то безначальное - то почему это обязательно Бог? С тем же успехом это может быть и Вселенная со своими перманентными законами.
В таких рассуждениях легко дойти до отождествления Бога и Вселенной, и эта точка зрения широко представлена в различных религиозно-философских системах. Однако по большому счету это подмена понятий.
5. Вера в Бога, зачастую родит в людях нежелание разбираться в сложных законах природы, что приводит к банальному мракобесию. И тут наблюдается одно из главных противоречий религии. С одной стороны Бог и вера в него ставится выше науки, с другой же, практически все верующие, достижениями этой самой "неправильной" науки с удовольствием пользуются.
Вывод пятый. Пользоваться тем, что беспощадно ругается, является лицемерием. Для себя такое поведение считаю неприемлемым.
6. Существенным доводом против существования Бога, является ход истории. Если Христианство было принесено свыше, а именно так и учит церковь, то почему оно принесло не любовь, как изначально предполагалось, а насилие, убийства, войны. Если Христос умер за нас ради любви, то почему потом на протяжении веков уничтожили великое множество людей ради Христа? И что самое страшное даже сейчас находятся люди, у которых руки чешутся продолжить это "правое" дело.
Вывод шестой. Христианство принесло "не мир, а меч", что никак не вписывается в концепцию вселюбящего Бога.
7. Ещё одним существенным аргументом является наличие множества церквей, каждая из которых только себя считает истинной. Неужели это угодно всемогущему Богу? А если нет, то почему он не только не исправляет ситуацию, но и ещё более запутывает её, допуская дальнейшее разделение церквей?
Вывод седьмой. В мире нескольких тысяч церквей, каждая из которых считает только себя истинной, реально истинной не может быть по определению.
8. Этот пункт касается далеко не всех религий. Но традиционное для нас Христианство он задевает по полной программе. Даже если исходить из христианской концепции сотворения человека, как апогея, "по образу и подобию", то в неё совершенно не вписывается самоунижение христиан. Раб Божий, наименьший из братьев, недостойный милости, грешный – вот только малый список эпитетов, которыми награждают верующие… самих себя. И это с непреодолимым дополнительным желанием регулярно становиться на колени, осознавая своё ничтожество перед всесильным и всемогущим. Мне искренне больно видеть это.
Вывод восьмой. Самоунижение противно человеческой природе, и потому я никогда не смогу примириться с ним.
Тут есть еще одна немаловажная деталь. Самоуничижение и самоунижение христиан сводит на нет их утверждения о какой-то особенной любви к людям, свойственной, якобы, только христианству.
Заповедь "возлюби ближнего, как самого себя" или даже "больше, чем самого себя" лишается смысла, потому что христиане себя не любят.
Валерий Поспелов
«Как вы, человек столь близкий к христианской традиции и знающий евангельские каноны, можете утверждать, что не верите в Бога?» Когда мне задают этот вопрос, в ответ я могу назвать сотню причин, но трех, кажется, вполне достаточно.
Первая причина - самая банальная, но и самая значительная - это необъятность зла и горя в этом мире. В нем слишком много ужаса, страдания и жестокости. И все это вина человека? Без сомнения, но дело не только в нас.
Сама природа безжалостна. Безжалостен мир, в котором мы живем. Возможно ли представить, чтобы Бог захотел устроить все эти землетрясения, страшные болезни, страдания детей, немощь стариков? Значит, либо Бог несправедлив, либо он не всемогущ. А если Ему не хватает могущества или сострадания, значит, он глубоко несовершенен - какой же это Бог!
Моя вторая причина не верить в Бога - это сама натура человеческая, скорее смешная и жалкая, чем злая. Я слишком хорошо себя знаю и испытываю к себе слишком мало уважения, чтобы возомнить себя божьей тварью.
Стал бы Он так утруждать себя ради столь посредственного создания? Могла ли великая сила породить такую убогость? Я пытаюсь быть достойным и приличным человеком и, без сомнения, не считаю себя много хуже остальных людей. Но просто быть приличным человеком - как это ничтожно, как это жалко!
Просто быть приличным человеком... Разве можно представить, что Бог, создавая нас, хотел именно этого?
Третья причина такова, что, когда я говорю о ней, она звучит абсурдно. Моей вере в Бога больше всего мешает то обстоятельство, что мне очень хотелось бы действительно верить в его существование.
Еще бы, ведь у веры так много преимуществ. Как было бы чудесно, если бы Господь раздавал людям по справедливости, поощряя добродетель, карая зло и помогая в слабости! Как было бы чудесно, если бы все мы чувствовали себя любимыми! Если бы любовь была столь же сильна, как смерть, а то и сильнее - не в этом ли главная благая весть?
Любая религия строится на наших самых заветных желаниях - желании жить вечно или, точнее, не исчезнуть в никуда после смерти и желании быть любимыми. И именно поэтому вера вызывает подозрения.
Выводы напрашиваются сами собой: вера, построенная на наших самых заветных желаниях, без сомнения, создана только для того, чтобы успокоить, утешить и обнадежить нас - пусть даже одним лишь обещанием исполнения этих желаний.
Такова суть иллюзии, которую Фрейд определяет как «вера, порожденная человеческими желаниями». Питать иллюзии - значит принимать желаемое за действительное. Невозможно желать чего-либо больше, чем мы желаем существования Бога. И ничто так не подпитывает наши иллюзии, как вера в Него. И то, как сильно я - как и другие люди - хочу верить в существование Бога, - уже причина, достаточная для того, чтобы не верить в Него. Бог слишком прекрасен, чтобы существовать на самом деле.
Клайв Люис
Б. Паскаль. «Мысли».
Если бы несколько лет назад, когда я еще был атеистом, меня спросили, почему я не верю в Бога, я ответил бы примерно так: «Посмотрите на мир, в котором мы живем. Почти весь он состоит из пустого, темного, немыслимо холодного пространства. В нем так мало небесных тел и сами они так малы по сравнению с ним, что, даже будь они все населены счастливейшими существами, нелегко поверить, что сотворившая их сила имела в виду именно их счастье и жизнь. На самом же деле ученые считают, что планеты есть у очень немногих звезд (быть может, только у нашего Солнца), а в Солнечной системе населена, по-видимому, одна Земля. И более того, миллионы лет жизни на ней не было. Да и что это за жизнь? Все формы ее существуют, уничтожая друг друга. В самом низу это приводит к смерти, но выше, когда включены чувства, это порождает особое явление — боль. Живые существа причиняют боль, рождаясь на свет, и живут чужой болью, и в боли умирают. На самом же верху, у человека, есть еще одно явление — разум; он может предвидеть боль, предвидеть смерть, а кроме того, способен измыслить гораздо больше боли для других. Способностью этой мы воспользовались на славу. Человеческая история полна преступлений, войн, страданий и страха, а счастья в ней ровно столько, что, пока оно есть, мы мучительно боимся его потерять, когда же оно ушло — страдаем еще больше. Время от времени жизнь становится вроде бы получше, создаются цивилизации. Но все они гибнут, да и в них принесенные ими облегчения вполне уравновешиваются новыми видами страданий. Вряд ли кто-нибудь будет спорить, что в нашей цивилизации равновесие это достигается, и многие согласятся, что сама она исчезнет, как все прежние. А если не исчезнет, что с того? Мы все равно обречены, весь свет обречен, ибо, как говорит нам наука, Вселенная станет когда-нибудь единообразной, бесформенной и холодной. Все сюжеты кончатся ничем, и жизнь окажется на поверку лишь мимолетной, бессмысленной усмешкой на идиотском лице природы. Я не верю, что все это сотворил добрый и всемогущий дух. Или духа такого нет вообще, или он безразличен к добру и злу, или он просто зол».
Одно не приходило мне в голову: я не замечал, что сама сила и простота этих доводов ставит новую проблему. Если мир так плох, почему люди решили, что его создал мудрый Творец? Быть может, люди глупы — но не настолько же! Трудно представить себе, что, глядя на страшный цветок, мы сочтем благим его корень, или, видя нелепый и ненужный предмет, решим, что создатель его умен и умел. Мир, известный нам по свидетельству чувств, не мог бы стать основанием веры; что-то другое должно было породить и питать ее.
Вы скажете, что предки наши были темны и считали природу лучшей, чем считаем ее мы, знакомые с успехами науки. И ошибетесь. Людям давно известно, как чудовищно велика и пуста Вселенная. Вы читали, наверное, что в средние века Земля казалась людям плоской, а звезды — близкими; но это неправда. Птолемей давно сказал, что Земля — математическая точка по сравнению с расстоянием до звезд, а расстояние это в одной очень старинной книге определяется в сто семнадцать миллионов миль. Да и дальше, с самого начала, другие, более явные вещи давали людям ощущение враждебной бесконечности. Для доисторического человека соседний лес был достаточно велик и так же чужд и зол, как чужды и злы для нас космические лучи или остывающие звезды. Боль, страдание и непрочность человеческой жизни всегда были известны людям. Наша вера возникла среди народа, зажатого между великими воинственными империями, подвергавшегося нашествиям, уводимого в плен, познавшего трагедию побежденных, как Армения или Польша. Нелепо считать, что страдание открыла наука. Отложите эту книгу и подумайте пять минут о том, что все великие религии возникли и много веков развивались в мире, где не было наркоза.
Словом, в любое время трудно было выводить мудрость и благость Творца из наблюдений над миром. Религия рождалась иначе. Сейчас я буду описывать происхождение веры, а не защищать ее самое,— мне кажется, без этого нельзя поставить правильно вопрос о страдании.
Во всех развитых религиях мы обнаруживаем три элемента (в христианстве, как вы увидите, есть еще и четвертый). Первый из них — то самое, что профессор Отто называет «ощущением священного». Тем, кто не встречал этого термина, я его попытаюсь объяснить. Если вам скажут: «В соседней комнате — тигр», вы испугаетесь. Но если вам скажут, что в соседней комнате привидение, и вы поверите, вы испугаетесь иначе. Дело тут не в опасности — никто толком не знает, чем опасно привидение, а в самом факте. Такой страх перед неведомым можно назвать ужасом или жутью. Здесь мы касаемся каких-то границ «священного». Теперь представьте себе, что вам скажут просто: «В соседней комнате — могучий дух». Страх, чувство опасности будут еще меньше, смущение — еще больше. Вы ощутите несоответствие между собой и этим духом и даже преклонение перед ним, то есть чувство, которое можно выразить словами Шекспира: «Мой дух подавлен им». Вот это и есть благоговейный страх перед тем, что мы назвали «священным».
Нет сомнений, что человек с очень давних времен ощущал мир как вместилище всяческих духов. Вероятно, профессор Отто не совсем прав и духи эти не сразу стали вызывать «священный страх». Доказать это нельзя, ибо язык не различает толком страх перед священным и страх перед опасностью — мы и сейчас говорим, что «боимся привидений» и «боимся повышения цен». Вполне возможно, что когда-то люди просто боялись духов, как тигров. Несомненно другое: теперь, в наши дни, «ощущение священного» существует и мы можем проследить его далеко в глубь веков.
Если мы не слишком горды, чтобы искать примеры в детской книжке, прочитаем отрывок из «Ветра в ивах», где Крыс и Крот подходят все ближе к Духу Острова. «Крыс,— чуть слышно прошептал Крот,— а ты не боишься?» — «Боюсь? — переспросил Крыс, и глазки его засияли несказанной любовью.— Ну что ты! А все-таки… ой, Крот, я так боюсь!»
Продвинувшись на век дальше, мы найдем примеры у Уорд-сворта в замечательном отрывке из первой книги «Прелюдии», где он описывает свои ощущения от прогулки на лодке пастуха, еще дальше — у Мэлори, где сэр Галахад «задрожал, ибо смертная его плоть коснулась невидимого». В начале нашей эры мы прочитаем в Откровении, что Иоанн Богослов пал к ногам Христа «как мертвый». В языческой поэзии мы найдем у Овидия строку о месте, где «numen inest»; а Вергилий описывает дворец Ла-тина, который «рощей… был окружен и священным (religione) считался издревле». В греческом фрагменте, приписываемом Эсхилу, увидим слово о том, как море, земля и горы трепещут «под страшным оком своего господина». Продвинемся еще, и пророк Иезекииль скажет нам о небесных колесах, что «страшны были они» (Иез. 1, 18), а Иаков, вставши ото сна, воскликнет: «Страшно сие место!» (Бт. 28, 17).
Мы не знаем, как далеко можно было бы еще продвигаться. Самые древние люди почти наверняка верили в вещи, которые вызвали бы такое чувство у нас,— и только в этом смысле мы и вправе сказать, что «ощущение священного» старо, как человечество. Но дело не в датах. Дело в том, что когда-то, на какой-то ступени ощущение это возникло, и укоренилось, и не ушло, несмотря на весь прогресс науки и цивилизации.
Ощущение, о котором мы говорим, не порождено воздействием видимого мира. Вы можете сказать, что для древнего человека, окруженного бесчисленными опасностями, вполне естественно было измыслить неведомое и «священное». В определенном смысле вы правы — и вот в каком: вы сами человек, как и он, и вам легко представить, что опасность и затерянность вызовут в вас такое чувство. Нет ни малейших оснований полагать, что у другого вида сознания мысль о ранах, боли или смерти приведет к такому ощущению. Переходя от телесного страха к «страху и трепету», человек прыгает в бездну; он узнает то, что не может быть дано в физическом опыте и в логических выводах из него. Научные объяснения сами нуждаются в объяснении — скажем, антропологи выводят вышеназванное чувство из «страха перед мертвыми», не открывая нам, почему столь безобидные существа, как мертвые, вызывают страх. Мы же подчеркиваем, что ужас и жуть находятся совсем в других измерениях, чем страх перед опасностью. Никакое перечисление физических качеств не дает представления о красоте тому, кому она неведома; так и тут: никакое перечисление опасностей не дает и малого представления о том особом чувстве, которое я пытаюсь описать. По-видимому, из него логически вытекают лишь две точки зрения: или это болезнь нашей души, ничему объективному не соответствующая, но почему-то не исчезающая даже из таких полноценных душ, как души мыслителя, поэта или святого; или же это — ощущение действительных, но внеприродных явлений, которое мы вправе назвать откровением.
Однако «священное» — не то же самое, что «доброе», и одержимый ужасом человек, предоставленный самому себе, может по думать, что оно «по ту сторону добра и зла». Тут мы переходим ко второму элементу веры. Все люди, о которых есть хотя бы малейшее свидетельство, признавали какую-то систему нравственных понятий — о чем-то могли сказать «я должен», о чем-то «нельзя». Этот элемент тоже не может быть прямо выведен из простых, видимых фактов. Одно дело «я хочу», или «меня заставляют», или «мне выгодно», или «я не смею», и совершенно другое — «я должен».
Как и в первом случае, ученые объясняют этот элемент тем, что само нуждается в объяснении, скажем (как знаменитый отец психоанализа), неким доисторическим отцеубийством. Отцеубийство породило чувство вины лишь потому, что люди сочли его злом. Нравственность — тоже прыжок через пропасть от всего того, что может быть дано в опыте. Однако в отличие от «страха и трепета» она обладает еще одной важной чертой: нравственные системы различны (хотя и не настолько, как думают), но все они до единой предписывают правила поведения, которых сторонники их не выполняют. Не чужой кодекс, а свой собственный осуждает человека, и потому все люди живут в ощущении вины. Второй элемент религии — не просто осознание нравственного закона, но осознание закона, который мы приняли и не выполняем. Этого нельзя ни логически, ни как-либо иначе вывести из фактов опыта. Или это необъяснимая иллюзия, или — все то же откровение.
Нравственное чувство и «ощущение священного» так далеки друг от друга, что они способны очень долго существовать, не соприкасаясь. В язычестве сплошь и рядом почитание богов и споры философов никак между собой не связаны. Третий элемент религиозного развития возникает тогда, когда человек их отождествляет,— тогда, когда божество, внушающее трепет, воспринимается и как страж нравственности. Быть может, и это кажется нам естественным. Действительно, людям это свойственно; но «само собой» это никак не разумеется. Мир, населенный божествами, ведет себя совсем не так, как велит нам нравственный кодекс,— он несправедлив, безразличен и жесток. Не объяснит ничего и предположение, что нам просто хочется так думать,— кто захочет, чтобы нравственный закон, и сам по себе нелегкий, был облечен загадочной властью «священного»? Без сомнения, этот прыжок — самый удивительный, и не случайно сделали его не все; вненравственная религия и внерелигиозная нравственность существовали всегда, существуют и теперь. Наверное, лишь один народ совершил его полностью; но великие личности всех стран и времен тоже совершали его на свой страх и риск, и лишь они спасались от непотребства и дикости вненравственной веры или от холодного самодовольства чистой морали. Логика не побуждает нас к этому прыжку, но что-то иное влечет к нему, и даже в пантеизме или язычестве нет-нет да проступит нравственный закон; даже сквозь стоицизм проглянет какое-то почтение к Богу. Быть может, и это — безумие, соприродное человеку и почему-то приносящее прекрасные плоды. Но если это — Откровение, то поистине в Аврааме благословились племена земные, ибо одни евреи смело и полностью отождествили то страшное, что живет на черных вершинах гор и в грозовых тучах, с Господом праведным, Который «любит правду» (Пс. 10,7).
Четвертый элемент появился позже. Среди евреев родился Человек, Который назвал Себя Сыном страшного и праведного Бога. Более того, Он сказал, что Он и этот Бог — одно. Претензия эта так ужасна, так нелепа и чудовищна, что на нее могут быть лишь две точки зрения: или этот человек был безумцем самого гнусного рода, или Он говорил чистую правду. Третьего не дано. Если другие свидетельства о нем не дают вам склониться к первой точке зрения, вы обязаны принять вторую. А если вы приняли ее, все, что утверждают христиане, станет возможным. Уже нетрудно будет поверить, что Человек этот воскрес, а смерть Его каким-то непостижимым образом изменила в лучшую сторону наши отношения со страшным и праведным Богом.
Спрашивая, похож ли видимый мир на творение мудрого и доброго Создателя или скорее на что-то бессмысленное, если не злое, мы отметаем все, что есть важного в религиозной проблематике. Христианство не выводится из философских споров о рождении Вселенной; оно — сокрушительное историческое событие, увенчавшее долгие века духовной подготовки. Это не система, в которую надо как-то втиснуть факт страдания; это — факт, с которым приходится считаться любым нашим системам. В определенном смысле оно не разрешает, а ставит проблему страдания — в страдании не было бы проблемы, если бы, живя в этом кишащем бедами мире, мы не верили в то, что последняя реальность исполнена любви.
Я постарался рассказать о том, почему вера представляется мне обоснованной. Логика к ней не понуждает. На любой ступени развития человек может взбунтоваться, в определенном смысле насилуя свою природу, но не погрешая против разума. Он может закрыть глаза и не видеть «священного», если он готов порвать с половиной великих поэтов и со всеми пророками и с собственным детством. Он может счесть вымыслом нравственный закон и отрезать себя от человечества. Он может не признать единства Божественного и праведного и стать дикарем, обожествляющим пол, или смерть, или силу, или будущее. Что же до исторического Воплощения, оно требует особенно сильной веры. Оно до странности похоже на многие мифы — и не похоже на них. Оно не поддается разуму, его нельзя выдумать, и нет в нем подозрительной, априорной ясности пантеизма или ньютоновой физики. Оно произвольно и непредсказуемо, как тот мир, к которому приучает нас понемногу современная физика, мир, где энергия — в каких-то крохотных сгустках, где скорость не безгранична, где необратимая энтропия придает направление времени, а Вселенная движется, как драма, от истинного начала к истинному концу. Если весть из самого сердца реальности способна достичь нас, ей вроде бы пристала та неожиданность, та упрямая сложность, которую мы видим в христианстве. Да, в христианстве есть именно этот резкий привкус, именно этот призвук истины, не созданной нами и даже не созданной для нас, но поражающей нас, как удар.
Сегодня я увидела вопрос, заданный одному известному и популярному человеку: "Почему ты веришь в Бога?"
И далее на этот вопрос следовал ответ этого человека: "Я не мог найти ничего другого, что дало бы мне мир. Через Слово Божье я узнал правду о цели своей жизни - о том, кто я и зачем живу, и куда уйду, когда умру. Без веры ничего не имеет смысла."
И внутри меня (верю, что под руководством от Господа, учащего испытывать духов, от Него ли они), прозвучало: " Красиво сказано. Но, в истине ли? В Боге ли?"
Посмотрела эти слова ещё и ещё раз, мысленно спрашивая Господа: "Что же здесь так или не так?.."
И снова мне, как ответ: "Ведь в сказанном - распространённый корыстный подход к вере, так как человек поверил в Бога, чтобы что-то получить. И ещё одно: если бы не было Библии в современном варианте, то что, вера в Бога была бы невозможной?.. А как же раньше неграмотные люди верили без книг?"
И я вернулась в воспоминаниях в детство, когда ничего о Боге не знала и не читала, и стала мысленно воспоминания озвучивать: "Бог мне открывался в творении(!); везде, вокруг себя и над собой - видела Его Величие, как Творца всего!"
Дальше - мои воспоминания погрузились ещё глубже - в самое раннее детство и я продолжила: "Я поверила в Бога потому, что Бог моё сердце влёк к Себе: Он наполнял моё сердце, несвойственной мне, любовью к другим; всегда мне нужно было делать выбор и я училась понимать, что такое "правильный выбор"; и меня, и моё сердце, мои мысли - всё больше и больше влекло к Богу - к мысленному общению с Ним моей внутренности! пока это не стало смыслом моей жизни!.. Любовь, любовь Божья - влекла меня к себе, вразумляла меня и наказывала к исправлению, и все эти годы - меняла меня, сокрушая старую греховную человеческую природу во мне, чтобы я смогла стать новым творением Божьим!"
Только спустя несколько десятилетий я смогла сверить то, как мне Бог открывался, чему учил - с учением Библии. Расхождений - не было. Наоборот, это было самым верным и истинным в моей жизни. А сверяя с Библией, назидалась верой древних, и училась утверждаться в вере, в верности, в доверии Богу. А так же училась и утверждалась в доверии Божьим наставлениям и откровениям Его Духа.
В чём суть и сети религий? В чём хитрое искусство (!) обольщения? В том, чтобы человек пошёл за человеком, и там нашёл для себя то, что ему нужно (!), то, что льстило бы его слуху (!) и было бы приятно его греховному человеческому естеству (!).
Нужное - понятно. Это - как потребительское и не имеющее ограничений. Вот, нужно, хочу - и всё! Но часто этой нужностью становятся и всевозможные суеверия и желание любой ценой заполучить желаемое.
А что значит: "льстило бы слуху"?.. А это значит, что такое приятно слышать и оно кажется правильным. Но правильным - на личное рассуждение человека, не имеющего Бога в разуме, Который бы направлял и наставлял откровениями Свыше. То есть, лестное слуху - это "правильное" на рассуждение грешного человека, невозрождённого и непокорившегося всем естеством Слову Божьему, к нам посылаемому. Это то Слово Божье, Которое стало однажды плотью, Христом Иисусом, нашим Господом.
Слово "Господь, господство" - понятно всем?.. Кто господствует в нас? Кому мы покоряемся, кем руководимы изнутри? Своим я? Или грешными желаниями? ...духом лжи и его словами - или Богом и Словом Божьим (Христом)? Слово Божье - вселяется ли в нас обильно, чтобы быть с нами одним целым и нами изнутри руководить?.. Или внутри господствует нечистый дух, наполняющий высокомерием человека - для гордой самооценки человеком самого себя, своих поступков и "своей" веры?
Вера - это единство с Христом (Словом Божьим), а через Него - единство с Богом. И поэтому, называется вера - Божьей. А не какой-то другой.
Как неразумное малое дитя может отличить воду от отравы? Ягоду съедобную - от ядовитой?.. Чем сможет себе помочь такое неразумное малое дитя в случае смертельной ошибки? А человек, не ищущий быть учеником Христа, не понимающий ничего в духовных вопросах, в гордости, самонадеянно, считает себя самого способным без Бога Творца разобраться в невидимом мире, и в духе, стоящем за словом или человеком... Ведь важен не красивый и правильный текст, а важна способность распознать дух, стоящий за этим текстом. А так же - за человеком, говорящим убедительные, правильные слова. (яркий пример - одержимая служанка из Деяний).
Понимаю на сегодня, что, видя сердце, преданное Богу - Бог такому человеку открывается Сам. И в таком человеке Сам Бог открывает Жизнь Своего Сына - Иисуса Христа. И ведёт по жизни, наставляя на всякую истину - практически. Чтобы уроки - были практикой, а не теорией. Но, равная возможность спасения и таких отношений с Богом - даётся всем. Только вот не все этот благоприятный момент используют для себя, делая правильный выбор - в сторону преданности сердца Богу.
Что такое - преданность?
Пре́данность: Преданность — верность и непоколебимая приверженность, основанная на любви и проявляемая даже в трудных обстоятельствах.
Преданность - искренняя любовь и верность, совмещающаяся с искренней, чистосердечной покорностью.
Преданность - это готовность идти до конца во имя человека или идеи (Бога). Возможная такая крайность, как фанатичная преданность...
Преданный [преданный] прил. 1) Проникнутый любовью и верностью к кому-л., чему-л. 2) Выражающий преданность.
Простой пример: Дети, преданные свои родителям, любящие их, - не верят чужим на слово, не ищут знаний от чужих, а всё спрашивают у родителей. И желают быть наученными - только ими! И родители для них - и авторитет, и пример для подражания во всём!
Как хитро можно всё перекрутить и вложить иной смысл в Слова из Библии. И будет - "по Слову"!!! Но ведь Слово - это Путь! Путь - к Богу! А куда ведёт вырванное из контекста, слово, и потерявшее заложенный в нём, первоначальный смысл? Как часто встречала, когда на обличение, увещевание, вразумление - говорят невежды или лукавые люди под внушением лукавого (дьявола) эти цитаты-клише: "не суди и не судим будешь!", "ты постоянно осуждаешь!", "от тебя только критика идёт - не могут все быть неправы!", и т.д., и т.п.
Почему, узкий путь - это ни влево, ни вправо не отступать от Слова Божьего?.. От СУТИ, в нём заложенной? А не просто набор из букв в виде красивой и правильной фразы - для манипуляций?!.. Как и дьявол в пустыне Иисуса искушал цитатами из Писаний!
А вот ещё маленький пример, попавшийся мне на глаза в поисковике. Обратите внимание на ложь, подчёркнутую мной в цитате! Жирным - вырванные из контекста места из Нового Завета. И как дальше ловко идёт манипуляция сознанием тех, кто это читает: И эта ложь, - будто бы "подтверждается!" цитатами из Нового Завета. Всё - логично доказывается, казалось бы, "словом Божьим"!.. (НО, КТО ЖЕ ВАМ МЕШАЕТ ОТКРЫТЬ СЛОВО И ПОСМОТРЕТЬ: А ТАК ЛИ ЭТО?!!! НЕ ЛЕНЯСЬ САМОМУ ЧИТАТЬ И УЧИТЬСЯ У БОГА ВСЕМУ, ЧТО ОН ДАЛ В ЕВАНГЕЛЬСКОМ УЧЕНИИ?!!)
"Только те , кого Бог предизбрал к спасению , возрождаются от Духа
Святого вне зависимости от их воли и сознания . ... Деян.11:17 «Итак, если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог..."
И легко поддаться лжеутверждению, не зная, не имея наставления Духа, чтобы взять эти цитаты в контексте написанного (а НАПИСАННОЕ - нужно ЗНАТЬ!). А утверждается здесь, что от человек вообще ничего не зависит - люди, как роботы, запрограммированные: одни - на погибель, а другие - к спасению. И идёт жесточайшая хула на Бога, как любящего, спасающего, заботливого Небесного Отца, на спасение в Иисусе Христе и Его смерть для спасения ВСЕХ людей! ВОЗМОЖНОСТЬ ДАЁТСЯ ВСЕМ! А что каждый сделает - это уже его выбор.
ВЫ ВЕРИТЕ ВНУШАЕМОЙ ВЕЗДЕ ЛЖИ, ЧТО ВАМ САМИМ - НЕ РАЗОБРАТЬСЯ?!.. То есть, что БОГ НЕ СПОСОБЕН ВАС НАУЧИТЬ, ХОТЬ И ОБЕЩАЛ ЭТО?!, ВЫ ЭТИМ ДЕРЗКО ОБВИНЯЕТЕ ЛЮБЯЩЕГО и ВСЕМОГУЩЕСТВЕННОГО БОГА - ВО ЛЖИ и БЕЗСИЛИИ!!!
И вот, открываем не 11 главу Деяний, а 10-ю. И там читаем, с кем имел дело апостол Господа. И в чём предизбрание. Оно в том, что Бог нас знает изначально и до конца. Но даёт всем равный выбор, чтобы человек мог иметь шансы на спасение. Всячески каждого поощряет и помогает, чтобы человек не мог на суде сказать, что не знал , не слышал , не понимал , не мог . Бог - посылает свои вразумления всем и очень часто через тех, кто будет заведомо пренебрежён и отвержен вместе с истиной.А то и убит будет теми, к кому Бог его послал, чтобы их спасти, наставив и вразумив, обличив и призвав к покаянию.
Но на суде Божьем каждому человеку напомнятся все попытки Бога обратить человека, спасти его: как и когда , через что или через кого , сколько раз и что Бог ему говорил . И как человек делал свой выбор в сторону дьявола и его лжи, а не Бога и Его Истины.
«Как вы, человек столь близкий к христианской традиции и знающий евангельские каноны, можете утверждать, что не верите в Бога?» Когда мне задают этот вопрос, в ответ я могу назвать сотню причин, но трех, кажется, вполне достаточно.
Первая причина - самая банальная, но и самая значительная - это необъятность зла и горя в этом мире. В нем слишком много ужаса, страдания и жестокости. И все это вина человека? Без сомнения, но дело не только в нас.
Сама природа безжалостна. Безжалостен мир, в котором мы живем. Возможно ли представить, чтобы Бог захотел устроить все эти землетрясения, страшные болезни, страдания детей, немощь стариков? Значит, либо Бог несправедлив, либо он не всемогущ. А если Ему не хватает могущества или сострадания, значит, он глубоко несовершенен - какой же это Бог!
Моя вторая причина не верить в Бога - это сама натура человеческая, скорее смешная и жалкая, чем злая. Я слишком хорошо себя знаю и испытываю к себе слишком мало уважения, чтобы возомнить себя божьей тварью.
Стал бы Он так утруждать себя ради столь посредственного создания? Могла ли великая сила породить такую убогость? Я пытаюсь быть достойным и приличным человеком и, без сомнения, не считаю себя много хуже остальных людей. Но просто быть приличным человеком - как это ничтожно, как это жалко!
Просто быть приличным человеком... Разве можно представить, что Бог, создавая нас, хотел именно этого?
Третья причина такова, что, когда я говорю о ней, она звучит абсурдно. Моей вере в Бога больше всего мешает то обстоятельство, что мне очень хотелось бы действительно верить в его существование.
Еще бы, ведь у веры так много преимуществ. Как было бы чудесно, если бы Господь раздавал людям по справедливости, поощряя добродетель, карая зло и помогая в слабости! Как было бы чудесно, если бы все мы чувствовали себя любимыми! Если бы любовь была столь же сильна, как смерть, а то и сильнее - не в этом ли главная благая весть?
Любая религия строится на наших самых заветных желаниях - желании жить вечно или, точнее, не исчезнуть в никуда после смерти и желании быть любимыми. И именно поэтому вера вызывает подозрения.
Выводы напрашиваются сами собой: вера, построенная на наших самых заветных желаниях, без сомнения, создана только для того, чтобы успокоить, утешить и обнадежить нас - пусть даже одним лишь обещанием исполнения этих желаний.
Такова суть иллюзии, которую Фрейд определяет как «вера, порожденная человеческими желаниями». Питать иллюзии - значит принимать желаемое за действительное. Невозможно желать чего-либо больше, чем мы желаем существования Бога. И ничто так не подпитывает наши иллюзии, как вера в Него. И то, как сильно я - как и другие люди - хочу верить в существование Бога, - уже причина, достаточная для того, чтобы не верить в Него. Бог слишком прекрасен, чтобы существовать на самом деле.
