Пострадавшие после теракта. Как после теракта оказывают помощь в нии имени джанелидзе. Раненых в питерском метро спасали всем миром
В больницах Петербурга по-прежнему остаются десятки пострадавших во время 3 апреля. Полный список имен опубликован на сайте МЧС.
Пассажир подорванного вагона, который сейчас находится в ожоговом центре, рассказал «Бумаге» , как медики помогали жертвам теракта, насколько быстро на место происшествия приехали оперативные службы и как в спасении потерпевших участвовали горожане.
Пассажир
Пострадавший во время взрыва
У меня был отгул, надо было съездить оформить ОСАГО, поэтому я поехал на метро. Ехал в середине вагона. Судя по всему, был в метрах двух-трех от взрыва. Меня только контузило, и я получил ожоги рук и части лица.
Сидел и читал книжку, а потом был как будто удар по голове чем-то тяжелым. Я не потерял сознание - может, только на секунду. Почувствовал на себе искры, увидел вспышку, начал сбивать с волос огонь. Поезд продолжал движение - спасибо огромное машинисту за это.
Я остался сидеть, потому что понимал, что, если поезд резко затормозит, я могу упасть. Я был оглушен - не знаю, насколько громко я тогда говорил. Осматривал себя, проверял руки, ноги. Конечно, кругом было темно, задымленность, хотя из-за того, что стекла разбились, сразу же практически весь дым вышел. Я нашел свой телефон, потому что подумал, что он понадобится, чтобы вызвать скорую.
Как только вагон остановился, началась легкая паника , все стали ломиться к выходу. Парни пытались выломать дверь, но она же железная. Начали помогать народу выбираться через окна.
[На станции] были какие-то люди, они всех подхватывали, пытались помочь - все были в шоке. Потом раздалась команда машиниста всем срочно покинуть платформу и подниматься наверх, все начали эвакуироваться в спешке, но без давки. Никто не бежал - никого не топтал.
Я поднялся, пытался с кем-то общаться, кто был в таком же шоке. Когда вышел на поверхность, скорой еще не было. Там такой пятачок у «Технологического института», где практически всегда стоит наряд ГИБДД. Я подошел к ним и сказал, что произошел взрыв и надо срочно вызывать скорую. Они сказали обратиться в медпункт на станции, но ее уже закрыли на вход.
Я стоял на улице и ждал, пока подъедет скорая. Она подъехала достаточно быстро, сразу начали осматривать первых пострадавших. Естественно, были более тяжелые - я просто стоял и ждал, пока врачи освободятся, потому что тех надо было осмотреть в первую очередь.
Те, кто был ранен несильно, самостоятельно добирались на эскалаторах, их потом перекладывали на носилки и петербуржцы перетаскивали их до скорой
После этого нашелся врач, который погрузил меня к себе в скорую , попрыскал меня средством от ожогов. Он попросил постоять на улице, потому что, как он объяснил, с ожогами на холоде лучше всего находиться. Особенно под действием лекарства - тогда оно будет меньше жечь. Я вышел постоять и заодно подышать воздухом. Подошел человек в штатском, спросил, пострадавший ли я и определил мне карету скорой помощи. Там мне уже надавали лекарств и отвезли в ожоговый центр.
По времени мне не сориентироваться: этот момент был как какой-то один сжатый комок. Но всё было очень оперативно, очень быстро. Наверное, повезло в каком-то смысле, что рядом есть и больница, и отделение МЧС. Машины реанимации, спасателей нагнали быстро - их было порядка 20.
Надо еще сказать отдельную благодарность жителям Петербурга , потому что каждый старался помочь чем может: кто-то воду давал, кто-то просто ходил и разговаривал с потерпевшими. Всё вокруг было оцеплено, но те, кто был ранен несильно, самостоятельно добирался на эскалаторах, их потом перекладывали на носилки и петербуржцы перетаскивали их до скорой. Потому что понятно: врачей было ограниченное количество. Я просто видел, что они помогали.
Сюда меня привезли одного, потому что у меня больше ожогов было и контузия , так как в момент взрыва я находился ближе к огню, на вспышке. У меня обгорели волосы, рука, правая часть лица. Пятипроцентное повреждение тела 1–2-й степени.
Пока неизвестно [когда выпишут], это только второй день . Еще идет диагностика - пытаются оценить состояние. В целом, зная, сколько людей находится в худшем состоянии, я думаю, что практически не пострадал. Потом приехали оперативные службы, опросили, взяли показания. Хотя я не могу много чего сказать. Я не видел начала - только когда всё уже произошло.
«Бумага» также публиковала очевидцев случившегося и пассажира вагона, в котором прогремел взрыв.
Фото на обложке: Михаил Парулава
Психолог Надежда Соседова в тот день сильно устала. Поэтому, зайдя в вагон, сразу закрыла глаза и задремала. Проснулась она от удара по голове.
Свет погас, раздался сильный грохот, по всему вагону летели искры. Потом я почувствовала, что у меня на голове горят волосы. Начала сбивать пламя руками...
От того места, где сидела Надежда, до эпицентра взрыва был один пролет: рвануло в середине вагона, женщина сидела в конце.
Помню, сперва услышала крики людей. А потом все, кто смог встать, рванули к дверям. Я только потом поняла, что они бежали от тел. Кто-то начал кричать, что нужно найти кнопку связи с машинистом. Но в темноте ее так и не нащупали. Плюс ко всему в вагоне было ужасно дымно, люди начали задыхаться.
Женщина вспоминает, что мужчины пробовали выбить ногами окна, но им это не удалось. Под ударами рассыпалось только стекло искореженной взрывом двери.
Они сперва сами вылезли, потом начали вытаскивать тех, кто был внутри. Я попросила помочь мне - окно было расположено достаточно высоко, я сама не могла дотянуться.
- Паника была?
Я не заметила, наоборот, все друг друга успокаивали, говорили, что волноваться не нужно. Единственное, меня неприятно поразило, что некоторые пассажиры, вместо того чтобы помогать раненым, начали фотографировать происходящее. Но много было и тех, кто помогал другим.
Сама женщина, выбравшись из подземки, помогала контуженым пассажирам дойти до машин «скорой помощи».
Сперва развозили тяжелораненых. Люди были с сильными ожогами. Я же боли не чувствовала. Обгоревшие волосы не болят, а ушибы, видимо, шок перекрыл. Я вообще отделалась легким испугом. Но даже среди легких пострадавших были те, кто не мог прийти в себя от шока. Рядом со мной стояла девушка и постоянно плакала. Я ее как психолог пыталась привести в себя. Потом прохожие поймали для нас такси, и мы поехали в больницу. Сейчас она в том же отделении, что и я. Травм у нее нет. С нами работают очень внимательные кризисные психологи.
- Предполагаемого террориста, одетого в красную куртку, синюю шапку, вы не видели в вагоне или на платформе?
Нет. Но я ведь дремала...
Анна Стужина ехала домой после капельницы. Она встала у дверей - третьих с конца вагона.
А потом помещение озарила яркая вспышка, был сильный хлопок. Меня контузило. Голова хоть и соображала, но была будто ватная. Левое ухо практически не слышало, - вспоминает девушка. - Что делать, я особо не понимала, как и все, пошла к выбитому окну. Какой-то парень помог мне выбраться. Потом уже эвакуацию координировали сотрудники метрополитена.
У Анны обожжены руки. Ожоги той или иной степени у многих пострадавших в питерской подземке. И раны от поражающих элементов, которыми было начинено взрывное устройство.
Со мной в палате лежит женщина, у нее обожжено лицо и ноги травмированы металлическими осколками. Она стояла в начале вагона.
- Может, кто-то из вас видел в вагоне террориста?
Конечно, нам показывали его фото. Но ни она, ни я его не заметили. Мало кто сейчас вообще смотрит по сторонам в метро...
Особенно девушку расстраивает то, что 7 апреля она должна была писать ЕГЭ для поступления в Петербургский университет культуры и искусств. С такими ожогами об экзамене, конечно, не может быть и речи. «Сделаю справку, что пропустила по состоянию здоровья. Должны перенести», - надеется девушка.
Михаил в этот понедельник решил взять выходной и съездить по своим делам. В злосчастный вагон он зашел на станции «Невский проспект». Сел на банкетку в середине вагона спиной к выходу, открыл книжку.
Как я понял, взрывное устройство находилось метрах в двух-трех от меня. Когда я пришел в себя, там еще полыхало пламя. А в момент взрыва меня будто по голове ударило, пространство сузилось, в глазах потемнело. Когда пришел в себя, первым делом начал стряхивать с себя огонь. Люди вокруг меня пытались встать. Но я понял, что случилось что-то страшное и лучше не двигаться с места, пока поезд не остановится. Потом мужчины попытались выломать дверь. Я предложил вылезать через окно - все равно металлическую дверь мы бы вряд ли быстро выбили.
Мужчина вспоминает, что, уже когда он был на платформе, раздался крик машиниста об эвакуации.
Прохожие старались помочь. Кто-то отдавал воду, чтобы промыть раны, кто-то такси вызывал за свой счет. Первые минуты, когда «скорых» было не так много, врачи просили прохожих помочь донести носилки с тяжелоранеными. Никто не отказал. Петербуржцы молодцы!
При взрыве пострадали трое иностранцев и жители 14 регионов России. Среди них даже жительница далекой Якутии Марина Евгеньевна Быстрова. О том, в каком состоянии находится 49-летняя женщина, мы поговорили с постоянным представителем Республики Саха (Якутия) в Северной столице Юрием Кравцовым.
Марина Евгеньевна Быстрова сейчас находится в Мариинской больнице. У нее было тяжелое ранение в живот, она прооперирована, медики оценивают ее состояние как стабильно тяжелое. Сегодня медики у нее также обнаружили осколок в глазу, поэтому Марине Евгеньевне предстоит еще одна операция. Транспортировать ее в Якутск не будут. Мы связались с ее дочерью, сейчас она летит в Петербург из Якутска, сотрудники МЧС ее встретят и разместят.
- Марина Быстрова прилетела в Санкт-Петербург по работе или в гости?
Она прилетела в Северную столицу, чтобы навестить своих братьев. Сама же она живет и работает в Якутске. Марина Евгеньевна - диспетчер пожарной части при аэропорте, который находится в 12 км от Якутска.
После теракта 3 апреля 2017 года всем пострадавшим федеральные и городские власти обещали не только медицинскую помощь, но и денежные компенсации. До сих пор компенсации выплачены не всем - многим отказали, сославшись на незначительность полученных ими травм и не признав ущербом психологические последствия от взрыва. Ущерб может выявить только комплексная судмедэкспертиза, которую следователи никому не назначили, потому что она может повлечь увеличение государственных расходов. Александра Шнайдрук, юрист, отнеслась к чужой беде как к личной. Создала петицию на Change.org, в которой требует выплаты всем пострадавшим. После того как петицию подписали более 60 тысяч человек, ее заметили в администрации Петербурга. Вице-губернатор Анна Митянина вышла на связь с Александрой Шнайдрук и сообщила, что планирует встречу с «отказниками» в конце августа.
— Суд-дмедэ-эксперт осмотрела мое распу-ухшее колено: «Поч-чему не с-сделали снимок?» и с-сказала: «Б-благодарите, что ж-живы остались», — говорит Наталья Кириллова, одна из пострадавших 3 апреля в теракте в метро. — А кому я д-должна говорить с-спасибо? Судмедэкспертам? Следователю? Я-а что теперь, все время должна заик-каться и му-учиться от головной боли?
Судмедэксперты оценили степень тяжести травм Натальи Кирилловой как легкую. На видео, сделанном сразу после теракта, бодрая женщина средних лет очень толково объясняет журналистам, что произошло в тоннеле. Три месяца спустя на встречу с пострадавшими пришел совершенно другой человек: Наталья заикается, не слышит на одно ухо, тихо говорит — последствия контузии, с трудом ходит (болит колено), страдает паническими атаками, боится скопления людей, не спускается в метро.
МЧС признало пострадавшими в теракте 105 человек. 92 человека прошли судмедэкспертизу. Эксперты сочли, что только 67 из них имеют право на выплаты. Тяжкий вред здоровью установили у 10 пострадавших; вред средней степени тяжести — у 26; легкой — у 31. Двадцати пяти отказано в выплатах (12 получили повреждения без вреда здоровью, а 13 не получили никаких повреждений).
Из бюджета Петербурга средства выплачены 66 пострадавшим. Один человек пока не получил выплату, так как не донес необходимые документы. Родственники 15 погибших также получили выплаты из бюджета города. Всего выплачено 25,5 млн руб.
Из федерального бюджета деньги получили родственники 14 погибших (14 млн 252 тыс. руб.), 13 пострадавших (3 млн 800 тыс.).
54 пострадавшим единовременные пособия будут выплачены по мере поступления средств из федерального бюджета.
Метрополитен выплатил 44 млн 136 тыс. руб., принято решение о выплате еще 2 млн 749 тыс.
«Не могу заснуть»
18-летний Михаил Вепренцев стоял вагоне, прислонившись спиной к дверям, где сцепляются составы. Взрывная волна ударила ему в спину — он упал, сверху на него рухнула дверь. Михаил пролежал в больнице десять дней. Он не может спать по ночам — засыпает только под утро. Михаил получил от метрополитена 62 тыс. рублей. Город и государство в выплатах отказали: «Мне помог только мой Самарский регион».
Ольга (имя изменено по просьбе пострадавшей. — А.Г. ) впадает в панику, когда слышит громкие звуки, плохо спит, принимает антидепрессанты и ходит к психотерапевту. Другой пострадавший, просивший не называть его имя, страдает синдромом раздраженного кишечника. Врачи говорят, что это последствия психотравмы (посттравматическое стрессовое расстройство — ПТСР), полученной в результате теракта.
«Вас положат в психушку»
3 апреля Ольга села в вагоне метро справа от террориста. Врачи сказали, что родилась в рубашке: взрывную волну частично погасили тела людей, сидевших между ней и террористом. «Я помню, что людей всех как будто смело, а я осталась сидеть. Все побежали в сторону от взрыва, а я встала и пошла в противоположную — инстинктивно, потому что там было пусто. Это потом я поняла, почему оттуда бежали: там было месиво… Трое мужчин выбили стекло в двери и вытащили меня».
Ольга по профессии психолог и понимает, что у нее есть все признаки ПТСР. После теракта она пять дней провела в больнице в отделении неврозов. Ольга единственная добилась проведения психолого-психиатрической экспертизы. Следователь отговаривал: вас положат в психушку. Ответ экспертизы был предсказуем: «Вреда здоровью не нанесено».
— Экспертиза проходила в психиатрической больнице. Это было изнасилование: она длилась пять часов. Врачи-психиатры мне говорили: «Вы это из-за денег делаете». Я после этой экспертизы два дня пролежала — не могла пошевелиться.
Несмотря на испорченную одежду, потерянные вещи, мелкие ссадины и травмы, сожженные волосы, осколки стекол в ушах, увиденное и пережитое, Ольга получила отказ в выплатах. Метрополитен перечислил ей тысячу рублей — «за гематомы на ногах».
Неуважение и незащищенность
Студентка экономического университета Татьяна Смирнова, которая провела в Военно-медицинской академии девять дней, получила отказ от всех структур — метрополитена, федерального и петербургского бюджетов: «Меня поддержал только свой регион — Ярославский. У меня на коленях лежал ноутбук, а в руках был телефон. Я увидела в окне отражение вспышки. Взрывной волной выбило из рук телефон и ноут. Стало темно, крики стоны. Я обхватила голову руками, боялась второго взрыва. Перед тем как бежать, решила подобрать с пола ноутбук. И тогда увидела трупы, фрагменты тел».
Истерика настигла ее уже на улице. Татьяна начала плакать. К ней подошла женщина и стала ее успокаивать — это была Ольга. Потом они вместе лежали в отделении неврологии в ВМА.
Татьяна считает, что законодательство, регулирующее помощь людям, прошедшим через подобные катастрофы, недоработано. Она написала обращение для встречи, созванной 6 июля общественной организацией «Прерванный полет», с пострадавшими и чиновниками. «Я не претендую на внушительные суммы. Моя главная цель — добиться внесения поправок в законодательство, чтобы граждане были защищены и могли получить полагающуюся поддержку. <…> Многие за последние годы убедились, что в России отсутствует механизм подсчета суммы компенсаций тем, кого коснулись теракты. Опираясь на свой случай, спрошу: почему человек с потерей трудоспособности, пребыванием в стационаре больше недели и с установленным диагнозом не считается пострадавшим? <…> Почему ущерб психическому здоровью человека не имеет адекватной оценки?»
22-летняя Евгения Бахлыкова спросила у представителя метрополитена, почему разбитый телефон ей оценили в 11 тысяч, а ущерб здоровью — в 2000 рублей, несмотря на госпитализацию и последствия.
Юрист «Прерванного полета» Андрей Варламов считает, что больше всего вопросов к представителям судмедэкспертизы и Следственного комитета: «Мы их приглашали на встречу, но они не пришли». По словам юриста, несмотря на то что массовые катастрофы и теракты связаны с получением серьезной психологической травмы, российским законодательством проведение психолого-психиатрической экспертизы не предусмотрено. На нее может направить следователь, но практики такой нет.
— Следствие работает не на помощь, а на отказ, — отметил Варламов. — Создание прецедента повлечет расходы для бюджета. Поэтому следователь не будет назначать комплексную судмедэкспертизу. Но у потерпевших есть право заявлять подобные ходатайства.
Саше Власову 18 лет, Егору Хлыстуну 23 года. Саша ехал в вагоне, где произошел взрыв, Егор помог ему выбраться, перевязал раны и посадил в скорую.
Саша: Я ехал с учебы. Оказался в том вагоне. Выбрался через окно и пошел искать выход. Егор меня остановил, спросил: «Все в порядке? Давай посидим». Сказал: «Сейчас кровь остановим и пойдем наверх». Я понимал, что ранен, но у меня ничего не болело.
Егор: Машина утром не завелась, и я поехал на работу в метро. На «Техноложке» через перрон увидел, как подползает поезд. Я был в наушниках — стоны и крики не слышал. Было ощущение киношности происходящего. Станцию заполнил скрежет — это искореженные двери скребли перрон. И тут мы услышали стоны. Люди выбивали изнутри стекла, чтобы выбраться. Мы кинулись относить раненых от вагона. Я понял, что нужно помогать кому-то конкретно. Подошел к парню — он был полностью ошеломлен и потерян. Это был Саша.
Саша: Много всяких психологов говорили, как под копирку, что все будет хорошо, жизнь продолжается. Мне это по большому счету не нужно было. Но я стал меньше планировать. Ведь все равно не знаешь, что с тобой случится через пару часов.
Анастасия Гавриэлова,
«Новая газета в Санкт-Петербурге»
