Эмиграция из ссср в 1941 45 годы. Что такое реэмиграция? Русские эмигранты и реэмигранты. Здесь мои братья, здесь мои друзья

На дворе 1973 год. А если быть точнее, 6 мая. Суббота. Пока одни советские граждане совершают неторопливые променады по парку Сокольники, другие, любуясь узорами красного ковра на противоположной стене, предаются диванным размышлениям об американской мечте. Третьи, собравшись у главной синагоги на ул. Архипова, обсуждают публичную демонстрацию группы молодых евреев-отказников, состоявшуюся тремя днями ранее на Пушкинской площади.

В 1968 году открылся официальный канал эмиграции в Израиль. Но далеко не всем советским евреям выдавали разрешение на выезд. Начинается, без малого, двадцатилетняя история борьбы за право репатриироваться.

Мы расскажем вам об этих событиях. И приправим наше повествование короткими фрагментами из кинофильма восьмидесятых годов «Москва на Гудзоне». Местами гротескного, местами чересчур американского, но в некоторых смыслах очень показательного. По сюжету саксофонист из СССР Владимир Иванов принимает неожиданное решение просить политиче с кого убежища в Америке. Но мы то с вами прекрасно понимаем, что Иванов по дедушкиной линии Рабинович...

А если родина — Земля обетованная?

На вопрос о том, что такое родина, русский человек незамедлительно ответит: «Это место, где я родился». И не исключено, что добавит нараспев: «Здесь мой причал и здесь мои друзья». Это строка из легендарной песни «Течет река Волга», символичной и очень русской по определению.

У евреев понятие о родине такой четкой формулировки не имеет, оно в какой-то степени субъективно. На иврите слова родина («моледет») и страна рождения («эрец лейда» ) не тождественны друг другу по значению. Вовсе не удивительно: со времен разрушения Второго Храма (ок. 2000 лет назад) в среднем каждые 20 лет происходит крупное переселение евреев из одного места в другое. То есть жизнь двух-трех поколений на одной географической точке — это скорее исключение, чем правило.

Но воздух над еврейскими диаспорами, разбросанными по земному шару, пропитан мечтой о возвращении и объединении на земле отцов. Здесь можно говорить о сионизме — понятии, выражающем особую связь между еврейскими национальными чувствами и Страной Израиля. Получается, патриотизм у евреев тоже особенный, у него — своя идеология.

В иных случаях мотивы переезда в Израиль лишены патетического пафоса. Эмиграция становится вынужденной мерой, а порой и единственным выходом; результатом постоянных опасений за свое будущее или бегством от проявлений антисемитизма.

Так или иначе, исторический путь к горизонту, над которым возвышается святая гора Сион, никогда не был простым для еврейского народа. В частности, для советских евреев — существенной части диаспоры. У большинства из них не имелось оснований с чувством петь: «Гляжу в тебя, Волга, седьмой десяток лет. Здесь мой причал и здесь мои друзья...». Интересно то, что музыку к словам из этой песни написал композитор-еврей Марк Фрадкин.

Перепись населения 1939 года насчитала в СССР около 3 миллионов евреев. К началу 90-х годов этот показатель сократился почти вдвое. Пока переселенцы двумя потоками (алиями) в 70-х и 90-х годах покидали границы, внутри Советского Союза формировалось протестное движение отказников. Так неофициально называли советских евреев, которые получили отказ от властей в разрешении на выезд из страны.

Новый Исход

Решительным действиям евреев в 70-х годах предшествовало резкое усиление эмиграционных настроений в конце 60-х. Что касается первопричин, по различным историческим источникам, в том числе и израильским, дрейфует приблизительно такая формулировка: «К глубоким изменениям в жизни евреев Советского Союза привела Шестидневная война 1967 года». Безусловно, сказочная победа каких-то евреев где-то за три моря сокрушивших всех врагов могла окрылить евреев в СССР. Но едва ли этого хватило бы, чтобы оторваться от земли и перемахнуть через колючую проволоку, отделявшую Страну Советов от всего остального мира.

Заразить идеалами сионистской мечты евреев, прошедших через дискриминационное законодательство революции 1917 года, к сороковым годам эволюционировавших из народа кассиров и аптекарей в динамичный, грамотный элемент советского общества, переживших ужасы Второй мировой войны, было действительно трудно. В большинстве своем они являлись людьми светскими, преодолевшими огонь, воду и медные трубы. Основания для событий, меняющих судьбы сотен тысяч граждан одной страны, прежде всего следует искать в жизни этих граждан, в её реальных условиях.

К концу 60-х годов после былого подъема все слои общества сталкиваются с трудностями в социальном продвижении и получении образования. Огромное количество человек единовременно ощутили свою невостребованность. Антисемитизм и ксенофобия, никогда не исчезавшие со сцены политических действий, но по преимуществу остававшиеся в тени, на этот раз сыграли свою роль. Во-первых, получение образования из немыслимого блага и единственной дороги к равенству давно стало для еврея жизненной нормой и способом поддержания социального статуса, а лишение возможности учиться воспринималось соответственно как вопиющее нарушение фундаментальных прав. Во-вторых, фактическое неравенство затрудняло продвижение талантливых евреев по карьерной лестнице, чем пользовались некоторые ушлые начальники.

Еще до того момента, когда победа в Шестидневной войне была осознана евреями на территории Союза, она повергла в панику с оветски е власт и . Израиль-то, выходит, вполне себе сильная держава, способная показать окружающим, кто здесь хозяин и как себя следует вести. А мы с ним дипломатические отношения год назад разорвали. Антисемитизм — проверенное временем оружие. За решением им воспользоваться последовала активизация антисионистской деятельности во внутренней и внешней политике страны. Сионизм теперь — враг номер один после американского империализма, а гигантская пропагандистская машина направлена на защиту «лагеря мира и социализма». Загремели залпы соответствующих антисионистских публикаций в прессе и аналогичных им псевдонаучных брошюр. Начинается период вытеснения евреев с руководящих постов и престижных отраслей общественной жизни. Конечно, не все они были интеллигентами. Но, как это свойственно простому люду, напасти на передовой класс отождествлялись с собственными несчастиями и вос п ринимались как прочие незаслуженные обиды еврейского народа.

«К самым глубоким изменениям в жизни советских евреев привела их сама жизнь в Советском Союзе. Я совсем не сторонник материалистического подхода к истории, но все же социальные взрывы и народные переселения, как мне кажется, следует рассматривать в свете реальных жизненных условий людей в их обществах прежде всего. Вдохновляющие международные события и народные мечты впоследствии накладывают на эту реальность свою эстетическую печать,» - такую точку зрения предлагает профессор, доктор физико-математических наук Александр Воронель (Воронель А. В. Шестидневная война — причина или предлог? Лехаим, 2007, № 11(187), http://www.lechaim.ru ).

Александр Воронель провел в отказе около трех лет с 1972 по 1974, и за это время организовал первый научный семинар для ученых-октазников, способствовал созданию гуманитарного семинара и принимал участие в его деятельности, инициировал открытие авторитетного отказного журнала «Евреи в СССР» и стал его главным редактором. Но начало протесту было положено раньше, к огда чет ырнадцатилетнетний юноша Саша Поляков (Воронель — это фамилия отчима, усыновившего Александра), сердце которого горело «пожаром классовой борьбы», расклеивал в рабочем поселке Челябинского тракторного завода агитационные листовки с призывом к борьбе против бюрократии и несправедливости.... И был арестован за антисоветскую деятельность, и приговорен к трем годам заключения в детской колонии.

Такова предыстория протестного движения евреев-отказников в Советском Союзе. В самом центре авторитарной страны сосредотачивались сотни евреев и обсуждали вопрос о том, как сбежать из нее. Многие туристы, иностранные корреспонденты и высокопоставленные гости считали своим долгом посетить улицу Архипова в часы шаббата и убедиться в том, что такое действительно возможно.

Часть 2

Напоследок заметим, что быть в отказе можно было не год, и даже не два - существовать десятилетиями. Вениамин Богомольный, например, вошел в «Книгу мировых рекордов Гиннеса» как «самый терпеливый». Он ждал разрешения на выезд в течение двадцати лет (с 1966 по 1986). А жизнь отказника, как мы уже успели понять, – не рафинад.

Но именно в борьбе за внешнюю свободу проявлялась та самая внутренняя свобода, свобода духа, некогда ограниченная жесткими рамками авторитарного мира. Мы расскажем об этом в заключительной части статьи. А пока, минуя библиотеку с учебниками, отправляемся на поиски еврейского отказного самиздата.

Часть 3

В пыльном ящике на книжном развале мы обнаружили стопку ароматных журналов еврейского отказного самиздата. Несли их домой тайком. Читали под желтым светом карманного фонарика «Тарбут» и «Евреев в СССР», Иосифа Бродского и Воронеля. Ловили с замиранием сердца «Голос Израиля». И под хиты 70-80-х годов танцевали.

00:00 /02:19

Oshik Levi - Eyn milim (1971)

Boaz Sharabi - Mi Yada Shekach Yihiyeh (1973)

Matti Caspi - Noah (1974)

Tammuz - Sof Onat Hatapuzim (1976)

Shalom Hanoch - Mehakim Lemashiah (1984)

Gidi Gov - Shlal Sharav (1987)

Yehudit Ravitz - Baa me"ahava (1987)

А теперь продолжаем наш рассказ о жизни евреев в отказе. Как уже говорилось впредыдущей части статьи, внешняя свобода отказника была ущемлена различными факторами. Но, как ни парадоксально, именно эти условия стали благоприятной почвой для освобождения свободы внутренней. С одной стороны травля и преследования, с другой - борьба за право существовать в своем национальном мире. Развиваются различные еврейские институции: образования, печати (самиздата) и взаимопомощи.

Ведь жизнь в отказе складывалась не только из стремления выехать. Необходимо было готовиться к жизни в Израиле или вообще за границей, пытаться сохранить профессиональный уровень. Помогать родственникам, больным, «узникам Сиона» (так называли людей, подвергшихся репрессиям за сионистскую деятельность). По-прежнему оставались семейные обязанности, дети, которых теперь было нужно не только содержать и воспитывать, но и, насколько это возможно, отгораживать от «отказных» проблем.

Русско-ивритские словари и инструкции по выживанию

Преподавание иврита было запрещено на территории Советского Союза с 1919 года, а большевики всех последующих поколений четко проводили в жизнь ленинскую национальную доктрину. И если идиш власти в 70-е - 80-е годы могли терпеть, то иврит – никогда, это ведь квинтэссенция сионизма.

В отказной жизни кружки по изучению иврита («ульпаны») играли крайне важную роль. Изучение языка являлось одним из основных этапов в подготовке к эмиграционной жизни и подразумевало знакомство со светской и религиозной культурой Страны Израиля, ее географией и историей. Этим просветительские функции «ульпанов», как вы можете догадаться, не ограничивались.

Здесь же можно было узнать как подать документы, подготовиться к отъезду и возможному отказу, а так же получить свежие новости сообщества. Продвинутые отказники могли взять информацию о том, через какие каналы передавать данные на Запад, как вести себя с органами государственной безопасности и противодействовать преследованиям, а также где получать помощь в случае экстренных ситуаций. Кроме того кружки иврита, пронизывающие все отказное сообщество, выходили за его пределы и становились связующим звеном между евреями, не находившимися в подаче или отказе, но активно интересовавшимися еврейскими темами.

Чуяло большевистское сердце, что в «ульпанах» что-то не так. Что же, интуиция – шестое чувство. Кружки по изучению иврита являлись центром отказной жизни, местом, где завязывались новые знакомства, перераставшие в доверительные дружеские отношения.

«Горки» и «Овражки»

Московские отказники встречались для обсуждения насущных вопросов прямо под открытым небом (за неимением другой возможности). Собирались на «Горке» да по «Овражкам».

Каламбур каламбуром, а сложилось два своеобразных клуба. «Горка» - в черте города, возле центральной синагоги на идущей под уклон улице Архипова (ныне Большой Староглинищевский переулок). «Овражки» – лесная полянка на одноименной подмосковной станции.

Каждую субботу «Горка» заполнялась евреями разных возрастов и профессий. Здесь знакомились и общались, обменивались мнениями, встречались с иногородними и иностранцами, подписывали письма. Если у приезжего отказника не было знакомых в столице, он мог прийти сюда, познакомиться с активистами, получить информацию о кружках иврита и найти ночлег. Эдакий андеграундный старый Арбат, только для евреев-отказников.

По сути, явление удивительное: в самом сердце авторитарной страны сосредотачиваются сотни евреев и обсуждают вопрос о том, как сбежать из нее. Многие туристы, иностранные корреспонденты и высокопоставленные гости считали своим долгом посетить улицу Архипова в часы шаббата и убедиться в том, что такое возможно.

Юлий Кошаровский вспоминает: «Властям это, естественно, не нравилось, но и запретить евреям приходить к центральной синагоге, служившей важной демонстрацией религиозной терпимости режима, они не могли. <…> Мы вели себя пристойно, демонстраций и митингов возле святого места не устраивали, порядка не нарушали.» (Кошаровский Ю. Мы снова евреи. Иерусалим, 2007. http://kosharovsky.com)

Среди лидеров было немало заядлых туристов. Вторым клубом стал лес на Красной пахре. Назвали «поляной Лунца», в честь Александра Лунца, который, собственно, и предложил собираться там. До места было крайне неудобно добираться, а со временем КГБ узнал о том, что в определенные часы там высаживается много евреев. И автобусы просто перестали останавливаться возле «Поляны». Тогда «лесной клуб», по инициативе опытного путешественника Анатолия Шварцмана, переместили в «Овражки». Первая встреча на новом месте состоялась в 1976 году.

Сам Анатолий Шварцман, рассказывает о стандартной программе «Овражек»: «Как правило, все делилось на две части. Первая часть – содержательная. Она включала краткую лекцию по истории, культуре, традиции, рассказ о приближавшемся празднике или что-нибудь об Израиле, а вторая – еврейские песни. Рассказывал либо я сам, либо кого-нибудь просил. <…> Кроме того, была спортивная часть – футбол, волейбол и прочее. Я все время слушал по израильскому радио конкурсы песни и видел, что у нас есть довольно много людей, которые поют. Я подумал, что мы можем тоже организовать нечто подобное. И тогда мы с Мишей Нудлером и Женей Либерманом решили организовать конкурс еврейской песни. На Суккот всегда приезжало очень много народу – это время и выбрали. Первый раз конкурс состоялся в семьдесят седьмом году и потом уже проводился каждый год.» (Кошаровский Ю. Мы снова евреи. Иерусалим, 2007. http://kosharovsky.com)

Семинары: физики на фронте

Существенную часть советской научной элиты составляли евреи. Ученым, лишенным возможности практиковать свою деятельность в отказе, была необходима привычная ниша, в которой они могли бы не только общаться с коллегами и поддерживать профессиональный уровень, но и использовать коллективный потенциал для решения проблем, связанных с выездом. Была построена система научных семинаров отказников, инициаторами и координаторами которой выступали Александр Воронель и Александр Лернер.

«Когда Воронель впервые предложил идею семинара, далеко не все ее оценили. “Мы боремся за свободу, за то, чтобы вырваться отсюда, – возражали оппоненты, – люди организуют демонстрации протеста, посылают петиции в международные организации. Невозможно прекратить это и заниматься физикой”. Но Воронель, я и некоторые другие ученые стремились сохранить себя профессионально и в то же время участвовать в общей борьбе коллективно как боевая единица, поддерживая контакты с коллегами за рубежом и пытаясь заручиться их поддержкой,» - писал Марк Азбель – советский и израильский физик. Также Марк Азбель в течении двух лет редактировал основанный А. Воронелем политический и литературный журнал «Евреи в СССР».

Семинар — естественная и привычная для ученого форма организации научной деятельности. Высокая концентрация лучших еврейских умов в одном месте — настораживающая и даже опасная разновидность отказной активности для КГБ. Реально ли проведение отказного семинара в условиях повышенного внимания сотрудников государственной безопасности к происходящему?

Границы возможного оценил Александр Воронель. В апреле 1972 года стартовал его первый семинар для ученых-физиков с официальным названием «Коллективные явления». Летом открылся семинар по кибернетике Александра Лернера, где обсуждались вопросы систем управления и применения математических методов в медицине и биологии. А осенью того же года начал работать гуманитарный семинар под руководством Виталия Рубина. В 1973 Юлий Кошаровский организовал инженерный семинар. Эстафетная палочка была передана: со временем инициативу подхватили группы ученых-отказников из других городов.

Самиздат: лирики на фронте

Для Советского Союза самиздат - явление не новое. Знаем, плавали: Анекдоты Игоря Губермана на папиросной бумаге или напечатанный через копирку «Архипелаг ГУЛАГ». Оновная его функция — утоление создаваемого официальной цензурой информационного и интеллектуального голода путем самостоятельного изготовления и распространения печатных материалов.

Библиограф Владимир Карасик определял еврейский самиздат как изданное евреями, для евреев, на еврейские темы. Это так, но не совсем. В самиздате помимо художественной литературы ходили словари, учебники, книги по религии и культуре, газеты, журналы, хроники, письма. Его роль в отказной среде колоссальна: образование, информация, борьба и самовыражение. Но это был не только способ общения с евреев еврейским миром, а еще и связь с Западом, поддержка которого была архиважна в борьбе за выезд.

У любого самиздата есть три составляющие: составление, изготовление и распространение, - каждая из которых преследовалась карательными органами. Вопросы на обыске звучали в унисон: кто дал? Кто взял? Кто издал? А изъяли то всего букварь на иврите.

По сути, отказной самиздат не противоречил советским законам. Содержание издаваемого за редким исключением ограничивалось вопросами национальной самоидентификации и собственно решением выездных проблем. На практике же это означало, что любая объективная информация о Стране Советов, нежелательная с точки зрения властей, могла быть представлена как заведомая ложь. Вес «заведомо ложной информации», перелетевшей за железной занавес, соответственно увеличивался. Ее могли индексировать на как «клевету, направленную на подрыв советского общественного и государственного строя». А это, между прочим, до семи лет лагерей и пяти - ссылки.

Юрий Кошаровский, завершая главу, посвященную самиздату, пишет: «“Самиздат” помог нам выжить в отказе, он был глотком чистого воздуха в затхлой и пронизанной ядовитыми миазмами атмосфере Советского Союза. Для многих из нас он стал окном в большой мир, простиравшийся за пределами “железного занавеса”. Для наших друзей и сторонников за рубежом он стал голосом борющегося движения, помогавшим лучше понять, за что и в каких условиях мы боремся. На страницах “самиздата” выковывалась идеологическая база движения. В 1990 году ворота распахнулись настежь, и стал понятен эмиграционный потенциал – выезд ограничивался только техническими возможностями ОВИРов и таможни. В создании этого потенциала еврейскому “самиздату” принадлежит достойное место.»

Здесь мои братья, здесь мои друзья

За двадцать лет, в период с 1968 по 1988 год, территорию СССР покинуло почти 300 тысяч евреев. И это данные, зафиксированные до официального открытия канала эмиграции. Мы помним о жесткой советской эмиграционной политике в отношении еврейского народа, помним о том, что годовая квота на выезжавших за границу не превышала отметки в несколько тысяч человек. Получается, отказное движение сделало то, что должно было сделать. Люди, жаждавшие внешней свободы, обрели ее, пусть не сразу. Обрели вместе со свободой внутренней. Да. Это победа во всех смыслах.

Есть в истории евреев грустная закономерность: часто повторяются одни и те же трагические события. И вновь на решение проблемы, по сути, группы людей, были направлены силы всего народа.

Советские евреи в общем-то не воспитывались в духе традиционных национальных ценностей, к которым можно причислить заботу о ближнем, безоговорочную помощь нуждающемуся. Однако, несмотря на все сложности, на постоянную травлю и притеснения со стороны государства, на постоянные слухи, распускаемые КГБ в среде отказников, сеявшие недоверие и подозрительность внутри сообщества... «“отказники” в целом не голодали, были более или менее одеты и обуты и в экстренных случаях получали даже западные лекарства. Узники Сиона и их родственники в большинстве своем также получали необходимую поддержку. Всякий раз, когда над кем-либо нависала опасность, делалось все возможное, чтобы защитить его от расправы,» - вспоминает Юлий Кошаровский.

И продолжает: «Наша взаимопомощь преодолевала полную беззащитность советских граждан перед властью, но оставалась при этом очень непростым и опасным делом». Видов взаимопомощи в отказном сообществе было много и каждый ее вид существовал независимо от другого.

Среди евреев оставалось немало состоятельных людей. И, уезжая, некоторые из них оставляли значительные суммы отказникам, с которыми были знакомы лично или слышали по радио. Кроме того, евреи, уже получившие разрешение на выезд, раздавали знакомым и нуждающимся часть личных вещей и мебели перед тем, как покинуть страну. Об этом обычно информировали в ульпанах или на «горке». Со временем в местных сообществах стали составляться списки нуждающихся, помощь стала оказываться более организованно.

Значительную поддержку «извне» оказывали Западные евреи. Они не только высылали денежные переводы, но и отправляли «туристов» с джинсами, камерами и прочими дефицитными товарами к тем отказникам, которые помимо иврита знали английский или французский языки. Те, в свою очередь, помогали остальным. Со временем в Израиле и Европе сформировались специальные организации, занимающиеся этим вопросом. Стала популярной система опеки, когда определенная семья за границей брала на себя заботу о семье отказников, переписывалась с ней и поддерживала морально.

Общая беда снова стала катализатором для активизации генетической памяти и забытых родственных связей, как это происходило на протяжении всей истории еврейского народа. Такую закономерность едва ли стоит объяснять логически. Духовное единство еврейской нации, несмотря на государственные границы и километры, разделяющие диаспоры по всему миру, — это моллекулярном уровне, и это уже — химия.

Задачей настоящего серьезного материала, приправленного забавными роликами, аутентичными фотографиями и израильскими хитами, было показать эмиграцию из Советского Союза глазами евреев-отказников, людей которые потратили года и даже десятилетия на то, чтобы вернуться на родину.

Вернемся к началу. А что такое Родина? Это край отцов, страна матерей. Это место, где ты родился, дом, в котором ты вырос. Vaterland, Motherland, Homeland, Heimatland, - ответы будут разные. Каждому свое. Но если оторвать глаза от разноцветной карты мира, можно увидеть одно небо. И солнце, которое всем одинаково светит. Действительно неважно, где под ним расположен твой причал. Главное, чтобы родной брат, чтобы милый друг были духом рядом с тобой.

Ангелина Цесис

У русского человека с исторической памятью всегда было что-то не так. Периодически мы страдаем приступами амнезии, искажением и умолчанием, частенько впадаем в расслабленное состояние любви к садисту или террористу. Можно сказать, что у русских коллективный стокгольмский синдром налицо. В послевоенные годы французская компартия и левая интеллигенция полюбили не только Ленина и Мао, но и Сталина. Как всякий диктатор он обладал гипнотической силой не только над "своим" народом, но и вселил парализующий страх половине мира.

В 2003 году Франция готовилась к 50-летию смерти Сталина.

Телевидение, газеты, журналы вспоминали события, историки и социологи объективно осветили заблуждения и эйфорию "французских левых" тех лет, а в Парижском издательстве "Бельфон" вышла книга "Заманенные Сталиным". Книга написана репортёром-журналистом Никола Жалло, который приехал в Россию в 2001 году снять фильм о французах и русских эмигрантах, добровольно приехавших в СССР после второй мировой войны и так и не сумевших вернуться обратно во Францию.

Никола Жалло снял очень интересный фильм, до него ни в России, ни во Франции эту тему не изучали. По ходу своих многолетних приездов в Москву, поисков живых свидетелей тех лет он писал путевые записки, многие звуковые интервью не могли войти в фильм, вот почему он решил издать книгу. Авторами её являются сами персонажи фильма...

Во Франции, как ни в одной стране Европы, левая "прогрессивная" интеллигенция обожала Сталина. В 1949 году ко дню его 70-летия при участии Поля Элюара, композиторов Пьера Венера и Жозефа Косма, знаменитого поэта и писателя Луи Арагона был сделан фильм "Человек, которого мы больше всего любим". Документальная кинохроника переносит нас в послевоенную Францию, голос Элюара за кадром (со знакомой нам интонацией "счастья") рассказывает как в среде рабочих, крестьян и интеллектуалов готовятся подарки "самому любимому из всех людей".

Вот нормандские крестьяне связали сотни шерстяных носков, выточили из дерева сабо и игрушки, а рабочие из цветного металла отлили мишек и сверхурочно упаковали сувениры в посылки. Школьники и учителя, крестьяне и рабочие написали десятки тысяч писем и поздравительных открыток, наклеили их в альбомы, а кое-кто написал стихи и музыку. И всё это для любимого товарища Сталина! Перед нами возникает Морис Торез на фоне огромного портрета Сталина в до отказа набитом зале перед восторженными слушателями коммунистами, он произносит зажигательную речь во славу "великого кормчего". Зал аплодирует стоя, на глазах слёзы радости и умиления...

Если бы не то обстоятельство, что этот чёрно-белый фильм снят во Франции, начинаешь себя немножко пощипывать и думать, не сошёл ли ты с ума. А может быть это всё театральная постановка, и какой-то гениальный французский Эйзенштейн, нагнал массовку со всей Франции и сляпал очередную заказную пропаганду? Нет, всё так и было, и всё это правда.

На последних президентских выборах в мае 2002 года Франция, наконец, избавилась от социалистов и коммунистов. Последующие парламентские выборы окончательно провалили "левых". Долгие десятилетия страна жила диктатом коммунистических профсоюзов и социалистической цензуры в СМИ, редкие издательства позволяли себе печатать критические исследования о стране Советов. В 1997 году в издательстве "Робер Лафон" вышел увесистый том "Чёрная книга коммунизма" (она была потом издана и в России) о терроре и лагерях в СССР. Голос А. И. Солженицына с некоторых пор стал менее одиноким, а лоск и камуфляж французских левых стал заметно тускнеть.

Исторический фильм во славу Сталина был показан на просмотре в Париже до основной ленты Никола Жалло. Устроители вечера, задумали это как контраст к фильму "Заманенные Сталиным" (производство студии "Амперсанд"). Авторы фильма – режиссер Никола Жалло и его напарник Кзавье Делё в течение двух лет колесили по просторам России и снимали фильм. В тему они входили постепенно, не подозревали какие трагические судьбы встретятся на их пути. Они нашли выживших в лагерях русских французов и просто французов, которые после войны по заманке "Человека, которого мы больше всего любим" на гребне той мистической эйфории и желания быть в пользу своей родине, а порой веря идеям равенства и братства, оказались добровольно в 1946-48 гг. в СССР.

Русских эмигрантов, поверивших, клюнувших на сталинскую пропаганду было очень много, несколько тысяч. Первая волна была ещё до войны, в тридцатые годы (этого я коснусь позже), потом вторая волна возвращенцев после войны и третья в 1956-57гг. Кто-то ехал по зову крови, кто-то страдал ностальгией, кто-то по эмигрантской неустроенности, были французские жёны, мужья и французские коммунисты... Ехали семьями, оказавшись в СССР, многие не добрались до места назначения. По пересечению границы их грузили в зарешёченные телячьи вагоны и прямиком отправляли в лагеря, в лучшем случае в ссылку. Все документы сразу отбирались, в обратную сторону, даже если сразу соображал в какую западню попал, отъезд был "заказан". Кто-то выжил, приспособился, выучил язык, кому-то чудом удалось остаться незамеченным НКВД, кто-то погиб...

Уговоры и предупреждения перед отъездом, что СССР усеян лагерями, как оспой на них не возымели действия, им говорили, что они едут на верную гибель, но они затыкали уши. Ведь "Человек, которого мы больше всех любим" был главой страны-победительницы, он объявил амнистию эмиграции, открыл церкви, вернул погоны офицерам, распустил Коминтерн, произнёс тост за великий русский народ, а главное – он объединился с Черчиллем, Рузвельтом и генералом де Голлем против Гитлера.

Что взять с "простого человека", если главы великих держав в страхе перед "кормчим" поделили в 45 году мир и "сдали" усачу на съедение пол-Европы.

Рёне Вианше-Соклакова, Нина Базилина, Глеб Ратинский, Люси Брюссель, Никита Кривошеин, Алексей Сосинский, Ольга Вишневская и другие... это всё действующие лица и исполнители фильма Никола Жалло. Время телевизионной ленты ограниченно 52 минутами, некоторые персонажи остались за кадром, но они продолжают свои рассказы на страницах одноимённой книги "Заманенные Сталиным". Послесловие к ней написано Никитой Кривошеиным. Он родился в Париже, а в возрасте 14 лет вместе с родителями оказался в Ульяновске. Отец его, блестящий французский инженер, герой Сопротивления, узник Бухенвальда и Дахау, был арестован в Ульяновске по возвращению в 1949 году, а в 1957 Никита сменил его на нарах.

"Представим себе, что вторая мировая война закончилась иначе, и рейх вышел победителем, что, конечно, страшно себе представить и не хочется об этом даже думать. Но если бы это было так, то можно допустить, что такие представители немецкой элиты, как Брехт, Ремарк, Марлен Дитрих, Томас Манн, добровольно и с радостью вернулись бы на родину в Германию. Не правда ли, выглядело бы несуразно и парадоксально?! Но именно так произошло с русской эмиграцией, вернувшейся в сталинскую Россию...". (Никита Кривошеин, отрывок из послесловия)

По зову Сталина молодая француженка Рёне Вианше, приехала в СССР с русским мужем, пожилой матерью и двумя детьми. Как только они пересекли границу в 1947 г., у неё отобрали все документы, зная по-русски несколько слов, с малолетними детьми (муж её сразу бросил) она оказалась в колхозе. Мешая русскую речь с полузабытым французским, она рассказывает, как долгие годы пыталась вырваться обратно в любимую Францию, какую ненависть она испытала со стороны сельчан и какие препоны ей ставила администрация Курска. Однажды каким-то чудом одно из её писем с призывами о помощи попало во Французское консульство в Москве, но чиновники решили не осложнять дипломатические отношения с Советами и положили письмо Рёне Вианше под "сукно". Десятилетия она была окружена одиночеством, недоверием и враждебностью. Слушая рассказы "заманенных", понимаешь, что они, как впрочем, и миллионы других, были подсобным материалом в дьявольской игре "человека, которого любили больше всех".

"Без суда и без закона, он убил три миллиона и его живые полюбили" – так пели блатные в советских лагерях, а когда "ОН" сдох в 53-ем, то во всех церквях СССР служили длинные панихиды и пели "со святыми в упокой..."

Советский кинопрокат был зациклен на фильмах о "врагах народа". Кулаки, беляки, попы-кровопивцы, цари, генералы и прочая нечисть – это всё отрицательные персонажи, даже собаку Чапаева кликали "Колчак". Надо признать, что актёры по системе Станиславского, так хорошо входили в образы "врагов", с таким смаком их изображали, что порой "беляки" вызывали у зрителей больше сопереживаний, чем чекисты.

Вся эта кинолипа о "старой" России была хорошо унавожена дезинформацией. Папиросные листочки "самиздата" были доступны не всем, "вражьи голоса" кое-как доносились из-за заглушек, а правду о том " ну как там?" рассказать было некому. Те, кто возвращался из загранкомандировок, о "загнивании" Запада старался не болтать.

Мы выуживали информацию меж строк, в подтекстах, вплоть до того, что специально ходили на дурацкие фильмы, а перед ними показывали журнал "Иностранная кинохроника". Голос комментатора с патриотическими нотками вещал нам о бедности, прозябании и желании всего международного пролетариата следовать "ленинским заветам". А мы, просеяв и отбросив всю эту пропаганду, как в замочную скважину видели Париж, Лондон, Америку. Мелькали кадры, и как опытные операторы ни старались обрезать и склеить протокольный официоз, мы успевали заметить, что и там люди не звери, ходят на двух ногах и даже красиво одеты, автомобильный парк пестрит разнообразием, а в кафе и ресторанах улыбчивые двуногие вальяжно распивают пиво. Не будем строить иллюзий, были зрители, которые верили, в то, что они "там" все загнивают, а мы со своими пятилетками в три года, скоро их догоним и сзади добавим.

Старшее поколение, наверняка помнит, как в середине шестидесятых вышел на экраны фильм "Перед судом истории". Главный герой – Василий Витальевич Шульгин. Личность историческая, талантливая и значительная. С 1907-1917 он был депутатом государственной Думы, принимал отречение государя Николая II, эмигрировал, потом нелегально появился в СССР в 1925-26 гг, написал несколько интереснейших книг, одна из них особенно заслуживает внимания "Что нам в них не нравится...". Говорят, что многое из неё легло в основу Солженицинской "200 лет вместе"

После войны 1945 года, Шульгин отчасти по возрасту, отчасти по тогдашнему патриотизму остался в Белграде. Далее я приведу рассказ самого В. В. Шульгина во время встречи в начале шестидесятых, с моим тестем И. А. Кривошеиным: "К концу первой недели входа Красной Армии в Сербию, звонят мне в дверь. Открываю, на пороге несколько советских офицеров, в руках огромные пакеты со снедью. "Вот пришли навестить и отдать должное знаменитому человеку!" – представились они. Улыбчивые, симпатичные, я пригласил их войти, накрыли стол, развернули продовольственные пакеты. Старший из гостей предлагает: "Давайте выпьем!". "Я, – говорю, – совсем не пьющий". "Ну, за Победу, одну рюмку! Вы должны!" Не посмел отказаться. Следующее моё воспоминание – гул самолёта, летящего в Москву. Очнулся я на Лубянке". После двенадцатилетнего заключения Шульгин вышел из Владимирской тюрьмы и остался на поселение во Владимире. КГБ не спускало с него глаз.

Во времена хрущёвской "оттепели" в кабинетах Лубянки и Кремля родился проект использовать Василия Витальевича в своих пропагандистских играх. Двум кегэбистам от искусства было поручено скрутить фильм под названием "Перед судом истории". К Шульгину прислали познакомиться якобы журналиста, под псевдонимом "Владимиров". На самом деле это был небезызвестный кинорежиссер В. П. Вайншток. Советскому зрителю он памятен по фильмам "Дети капитана Гранта" и "Остров сокровищ". Его журналистическая и режиссерская деятельность была тесно связана с его основной и реальной работой в НКВД, а прошлое покрыто мраком неизвестности... Второй человек, брошенный на создание этой пропаганды, был режиссер Фридрих Эрмлер. Верный ленинец, конъюнктурщик он мечтал разоблачить в лице Шульгина заговоры эмигрантов вкупе с Антантой против СССР. В этой кинематографической "шахматной игре" Шульгин должен был стать некой пешкой и говорить так, как задумали авторы гэбисты.

Фильм появился на экраны в 1965 году. Я помню как московско-ленинградская интеллигенция выискивала кинотеатры, где показывали "Перед судом истории", ажиотаж был огромный. Фильм шёл три дня, потом его сняли с проката. До сих пор в моей памяти стоит образ элегантного Василия Витальевича Шульгина. Вот он сидит в Таврическом дворце, гуляет по Ленинграду и спокойно, несколько иронично обращаясь к нам, рассказывает о событиях тех далёких лет. В качестве оппонента или как бы собеседника у авторов картины не нашлось подходящих "историков". Сценарий написали для "нашего спеца", а такого не нашлось, доверить это актёру не возможно, поэтому на эту роль пригласили тоже гебэшника.

"Сама идея фильма, особенно его документальный характер, вызывали с самого начала серьёзное беспокойство кинематографического начальства. Тогдашний председатель Госкино Алексей Романов, профессиональный борец с идеологической крамолой, спрашивал Ф. Эрмлера: "Что он (Шульгин) даст нашему кино? Что принесёт советскому народу?" На что режиссёр отвечал ему: "Я старый коммунист. Все мои фильмы политические. И этот фильм – политическая акция, которую я хочу осуществить средствами искусства... Я хочу, чтобы он сказал всем: " Я проиграл" (см. В. Головской, "Застойные семидесятые").

Но как не старались заказчики-авторы, ничего не вышло из этой затеи. Шульгин, не соглашался и не пошёл ни на какие компромиссы, он отвечал на вопросы прямо и требовал убрать все скользкие моменты, на которые не желал реагировать. В общем, подловить его не удалось, и советский зритель испытал к нему не отвращение за "белогвардейское предательство и заговоры в союзе с Антантой", а стыд за враньё и чекистскую пропаганду Вайнштока, Эрмлера и консультанта Блеймана. Шульгин вызвал у публики симпатию, доверие и огромный интерес. После непродолжительного проката " Перед судом истории" запретили, и эта лента до сих пор пылится на полках кинохранилищ.

Шульгин человек исторический. А вот, мой тесть Игорь Александрович Кривошеин, встретил в 1954 году в Тайшетском лагере, очень симпатичного, когда-то состоятельного француза, страшного любителя живописи. В 1947 году, как только это стало возможно, он устроил себе туристическую поездку в Вену – посмотреть тамошних Веласкесов и Веронезе, во вновь после войны открывшемся Музее. Вечером он вышел из гостиницы походить по городу. Сам того не заметив, оказался в советском секторе оккупации. Рядом с ним притормозил джип ("Виллис", как тогда называли эти машины), француз получил сильнейший удар по голове, потерял сознание... Так он оказался в Тайшете с приговором в 25 лет за шпионаж. Таких курьёзных похищений по всей Европе было очень много.

В последние годы я много занимаюсь исследованием жизни и творчества матери Марии (Скобцовой). Долгое время в СССР она была известна как поэтесса "серебряного века" Кузьмина-Караваева, друг А. Блока, да ещё и по очень среднему фильму "Мадам мер Мари", где в главной роле выступает Касаткина. Кино это было чистой воды пропагандой, и мать Мария выставлена в виде монашествующей Зои Космодемьянской.

Дружба Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой, будущей м. Марии с Алексеем Толстым началась в 1911 году. Тогда А. Толстой только что вернулся из Парижа вместе со своей гражданской женой художницей С. И. Дымшиц и новорожденной дочерью Марьянной. В 1912 году у м. Марии вышла первая книжка "Скифские черепки", которая вызвала живой интерес критики и хвалебные отзывы среди коллег литераторов. С этой публикации началась литературная жизнь молодой писательницы. С Алексеем Толстым они встречались в поэтических салонах Петербурга, в редакции "Аполлона" и в объединении "Цех поэтов". Вплоть до своей эмиграции в 1921 году, мать Мария тесно дружила с А. Толстым, он приезжал к ней в Анапу, вместе они бывали у их общего друга Макса Волошина в Коктебеле.

В эмиграции, в Париже, куда она приехала с мужем и тремя детьми в 1921 году, поэтесса, художник и богослов Е. Ю. Кузьмина-Караваева в начале тридцатых годов приняла постриг с именем Мария.

Детство её старшей дочери Гаяны пришлось на годы гражданской войны. Вместе с матерью и отчимом они жили тогда на Кубани. Отношения Гаяны с матерью всегда были тёплыми и доверительными. Дочь унаследовала материнский характер – порывистая, увлекающаяся, готовая всем придти на помощь. В Париже, когда м. Мария открыла свои первые общежития для бедных, Гаяна активно помогала по хозяйству, даже заведовала столовой.

Увлечения "модными" течениями привело её к работе не только на православной ниве, но к занятиям в марксистских кружках. Не будем удивляться и осуждать, почти вся левая интеллигенция России одной ногой стояла в коммунизме, а другой в церковном обновленчестве. Идеи построения "рая на земле" ещё до недавнего времени были вполне актуальны.

Никаких ясных представлений о том, что происходит на самом деле в СССР у Гаяны не было. Зато она запальчиво критиковала "прозападнические" настроения и яростно защищала всё "наше русское", спорила до хрипоты, что "на новую Россию (сталинскую!) в Париже наговаривают, а на самом деле там настоящее возрождение".

В июне 1935 г. в Париже открылся 1-й Конгресс писателей в защиту культуры. Для участия в его работе в составе группы советских писателей приехал и Алексей Толстой. Под аплодисменты единомышленников 23-го июня он выступил с трибуны о "рождении в Советском Союзе нового гуманизма"! Толстой был одним из тех, наряду с Эренбургом, посланцев режима (и не только среди писателей), кто умело лакировал обстановку в СССР. Эту его способность советское руководство искусно использовало для заманивания в СССР писателей, деятелей культуры, философов. Такими жертвами стали М. Горький, А. Куприн, И. Билибин, Святополк-Мирский и другие.

В Париже в дни работы "Конгресса" А. Толстой встречался с матерью Марией. Как бы откровенно трусить ему было не удобно, под постоянным вниманием НКВД ему было разрешено очень многое, да и напутствия в Москве были даны соответствующие. И даже несмотря на это "красный граф" вёл себя крайне осторожно.

Позднее в 1937 г. во время поездки в Лондон А. Толстой признавался, что НКВД "ходит за ним по пятам". Зачем они ходили трудно понять, но вряд ли из опасений, что Толстой сбежит. В этом контексте его свидания в Париже с м. Марией носили не опасный характер, а вполне запланированный. В результате многократных встреч он уговорил Гаяну поехать с собой в СССР. Девушка им увлеклась, писатель её обворожил и многое наобещал.

Возвращались они отдельно от остальных членов делегации через Лондон. Толстой писал с дороги своей жене Н. Крандиевской: "Из Парижа я вывез дочь Лизы Кузьминой-Караваевой Гаяну. Она жила в нечеловеческих условиях и, кроме того, была лишена права работы. Девочка умная, коммунистка, ей нужно учиться в вузе. Я думаю так: до осени она будет жить в Детском Селе, а осенью – в прежней комнате Марьяны Дымшиц. Всю историю про Лизу (она стала монахиней!) и про её дочь Гаяну расскажу подробно".

Странное впечатление производит это письмо – словно бы оно написано не только жене, но и сотрудникам НКВД (с расчётом на возможную перлюстрацию?) Не успев вернуться в Ленинград, 22 июля Толстой в целях "реабилитации" поспешил опубликовать несколько интервью и очерков о командировке, в которых он доказывал свою лояльность. Для критики западной жизни, в том числе русской эмиграции, он не жалел тёмных красок.

Этот метод по отношению к своим соотечественникам за рубежом Толстой применял и раньше: "Исказить, прибавить, раздраконить – благо, никто не ответит". Читая сегодня эти строчки, испытываешь чувство неловкости и стыда за их автора!

Мать Мария отговаривала дочь от поездки, но видно Гаяна была сильно увлечена и даже влюблена. Можно предположить, что дальним прицелом для НКВД была даже не она, а сама мать Мария. Во всяком случае поражает доверительная наивность, некая слепота обоих. Мать Мария напутствовала уезжавшую Гаяну стихами, представляя её библейской голубкой, вылетающей на волю в поисках суши после Великого Потопа. Отъезд Гаяны вызвал негативную реакцию в эмиграции, крайне обострив отношения м. Марии с окружающими. Её и раньше упрекали в стремлении "засыпать ров". Мать Мария иногда и сама подумывала о возможном возвращении на родину, но её время тогда ещё не наступило. Как сильны были иллюзии (а может быть любовь к родине?), что даже в лагере, умирая на нарах Равенсбрюка, в ожидании смерти, мать Мария говорила своим солагерницам: "Если выживу, вернусь в Россию, первое, что сделаю – пойду на могилу Гайяны, потом поеду в Анапу, а уж потом буду бродить по дорогам..." Может быть и хорошо, что не суждено было сбыться этим мечтам?! Как знать, что ждало бы м. Марию по пересечении границы? Арест, расстрел, высылка, лагерь?

Жизнь продолжала испытывать стойкость этой необыкновенной женщины. В конце августа 1936 г. Гаяна скончалась в Москве! Якобы от тифа. Но уже позже, по воспоминаниям А. Ахматовой, выходит, что смерть Гаяны была сопряжена с другими обстоятельствами... Весть об этом дошла до Парижа только через месяц. Мать Мария была сражена горем. Многие опасались за неё, ожидая худшего. Критик К. В. Мочульский, хорошо знавший в те годы м. Марию, передает её слова: "Бессонными ночами я видела Гаяну и с ней говорила... всё было темно вокруг, и только где-то вдали маленькая светлая точка. Теперь я знаю, что такое смерть". Встречи её с А. Толстым в Париже летом 1935 г. были последними. Мать Мария выдержала и этот удар судьбы. Впереди её ждал арест, гибель сына и её самой в печах Равенсбрюка...

Как же сложилась судьба самой Гаяны в СССР? До нас дошли некоторые письма, но не все нам пока доступны, многие до сих пор в засекреченных архивах в Лондоне и не доступны для изучения по политическим мотивам (?).

Пасынок А. Толстого Ф. Ф. Волькенштейн вспоминает: "Мы приехали на машине в ленинградский порт встречать возвращающегося из Франции отчима /1935 г/. Мы увидели его, машущего нам рукой с верхней палубы. Он спускался по трапу, сопровождаемый носильщиком, нагруженным чёрными заграничными чемоданами. С ним рядом шла тоненькая девушка, пугливо озирающаяся вокруг. Взяв её за руку, отчим сказал: "Вот я вам привёз подарок. Ты помнишь, Туся /жена Н. Крандиевская/, Лизу Кузьмину Караваеву? Это её дочь Гаяна. Она коммунистка и хочет жить в Советском Союзе. Гаяна пока будет жить у нас".

Роскошный барский дом рабоче-крестьянского "графа" А. Толстого в Царском Селе отличался открытостью и хлебосольством. Граф обожал пирушки. Кроме большой семьи писателя в нём всегда кто-нибудь гостил или ночевал. В доме было много прислуги и даже лакей – по старинке. Волькенштейн продолжает: "Гаяна стала жить у нас, постепенно свыкаясь с новой обстановкой и новыми людьми. Спустя некоторое время она поступила на Путиловский завод, чтобы получить, как говорил отчим, "рабочую закалку", а затем поступить в ВУЗ. Она вставала в пять часов утра, возвращалась домой измученная. Часто по вечерам она подолгу молча сидела на ступеньках нашей террасы. Как на заводе, так и у нас в семье мало кому до неё было дело".

В Париже Гаяна отличалась какой-то "огненной живостью"! Она напоминала свою мать в её молодые годы. Сама м. Мария очень образно сказала о дочери, что это был "пир огня и света". В СССР это был совсем иной человек, как писал о ней Никита Алексеевич Толстой /сын писателя/: "огня в крови у неё не было". Молчаливость и замкнутость Гаяны объяснялась тем, что она оказалась в совершенно чуждой, не той, о чём мечталось, атмосфере и реальной жизни. Сыновья Толстого, Никита и Димитрий, вспоминали Гаяну как милую, чистосердечную, открытую, живую, приветливую, доброжелательную и весёлую девушку... в то же время очень простую и наивную.

Со слов Никиты Толстого, " в нашем доме были приняты всевозможные розыгрыши, это стало частью нашего быта. А Гаяну можно было легко подловить на любой крючок.

Как-то вскоре после приезда Гаяны в Детское Село кто-то вызвал её вечером на улицу. Неизвестный человек сказал ей "по секрету", что местные подпольные троцкисты хотят установить связь со своими единомышленниками на Западе – не могла бы она поспособствовать им в этом. Гаяна, вернувшись домой, рассказала обо всём Толстому, который посоветовал ей обратиться к сотруднику НКВД, жившему... в их же доме!!! Гаяна сходила к нему. Этим пока дело и кончилось, видимо, это была проверка или провокация, организованная самой же службой НКВД. А если розыгрыш, то весьма жестокий". (архив А. Шустова, сообщено Н. А. Толстым, запись беседы 1986 г)

В Ленинграде Гаяна попыталась разыскивать родных. Известный математик Б. Н. Делоне сразу же отрёкся от племянницы, видимо опасаясь, что она его скомпрометирует, шёл 1935 г. Но Гаяна не унывала, она была уверена, что нашла своё место в жизни как активный строитель социализма! В конце октября 1935 г. сразу по возвращении из Чехословакии, Толстой оформил развод с Н. Крандиевской и женился не на Гаяне, а на Л. Баршевой. Крандиевская с младшим сыном Дмитрием уехала из Царского Села, и Гаяна осталась в доме одна. Когда в декабре 1935 г., после двухмесячного отдыха в Кисловодске новобрачные Толстые вернулись в Детское Село, Гаяны там уже не было. Она уехала в Москву. Кстати, и Толстые вскоре перебрались в столицу, но с Гаяной они больше не встречались: "Долгое время нам о ней ничего не было известно, а ещё много времени спустя мы узнали, что она умерла от тифа. Как звали её мужа, и чем они занимались в Москве, я не знаю". (со слов Л. Толстой-Баршевой, архив А. Шустова)

Гаяна в Москве поступила на службу в проектную контору и вышла замуж за Г. Мелия, с которым была знакома ещё по Парижу. Он находился там в качестве советского студента. Гаяна регулярно писала в Париж своим родным, письма её были наполнены оптимизмом и восторгом, а в апреле 1936 года она поздравила по телефону мать с Пасхой.

Гаяна скончалась скоропостижно 30 августа 1936 г. Согласно официальной версии, основанной, видимо, на слухах из Москвы, причиной её смерти считается тиф. Сомнения по этому поводу позже высказала Анна Ахматова: "ведь от тифа так быстро не умирают, тем более никаких вспышек этого заболевания в Москве тогда не было. Если вспомнить какие это были годы..., то не исключался и акт насильственной смерти". Очевидно, в гибели Гаяны Анна Андреевна Ахматова серьёзно подозревала НКВД, основываясь на собственном печальном опыте.

Пасынка А. Толстого Ф. Ф. Волькенштейна до конца жизни мучила судьба Гаяны: "...совершенно безответственное поведение отчима, который неизвестно для чего привёз Гаяну из-за границы, а затем, занятый своими личными делами, бросил её на произвол судьбы. Все жили своими жизнями. Алексей Николаевич вырвал Гаяну из её, какой бы то ни было, жизни, а затем бросил! Судьба Гаяны тяжелым камнем лежит на моём сердце".

О соблазнах, иллюзиях и заманенности русской эмиграции во времена Советов книга ещё не написана. А было всё: вербовки, похищения, убийства...

На тему статьи смотрите: Книга, автор Н.А. Кривошеина "Четыре трети нашей жизни", первое изд. ИМКА-Пресс, Париж, 1984 г. Второе издание, "Русский путь", Москва. В серии А. И. Солженицына "Наше недавнее".

Сайт: www.mere-marie.com "Жизнь, Творчество, Судьба - Мать Мария"

Image caption За последние сто лет Россию покинули 4,5-5 млн человек

Первым известным политэмигрантом из России был князь Андрей Курбский.

Он обменивался с Иваном Грозным длинными письмами, больше похожими на политико-философские трактаты, но самую суть оппоненты ухватили в двух фразах.

"Яко сатана, Богом себя возомнивший", - обличал Курбский царя.

"Холопов своих жаловать мы вольны, а и казнить вольны же есмя", - отпарировал тот.

По мнению многих, и спустя 500 лет разногласия между российской властью и оппозицией в основном укладываются в эти две фразы.

Не углубляясь далеко в прошлое и сосредоточившись на более близкой нам эпохе, можно сказать, что с 1917 года по настоящее время Россия исторгла из себя пять волн эмиграции. Они различаются не только по времени, но и характерными особенностями, делающими каждую из них непохожей на остальные.

Эмигранты-патриоты

После Гражданской войны количество русских эмигрантов достигло, по данным международных организаций, 1,16 млн человек.

Первая волна эмиграции оставила наиболее яркий след в истории. Тому имелись две причины.

Во-первых, в изгнании оказалась большая часть интеллектуальной элиты дореволюционной России, люди с мировыми именами - писатели Бунин и Куприн, певец Шаляпин, композитор Рахманинов, актриса Ольга Чехова, конструктор вертолетов Сикорский, изобретатель телевидения Зворыкин, философ Бердяев, шахматный чемпион Алехин и многие другие.

Во-вторых, белоэмигранты были патриотами, каких поискать, уезжали из России лишь перед лицом прямой угрозы жизни, десятилетиями держались вместе, всячески культивировали свою русскость и заявляли о себе миру именно в этом качестве.

Многие принципиально отказывались от гражданства приютивших их стран и жили с так называемыми "нансеновскими" паспортами.

Некоторые, как генерал Николай Скоблин и муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон, шли на сотрудничество с ГПУ, лишь бы "разрешили вернуться". Другие со слезами на глазах пели "Вечерний звон" и завещали, как Шаляпин, бросить на гроб горсть вывезенной из России "родной земли".

В 1945-1947 годах репатриировались около двух тысяч эмигрантов, главным образом, из Франции. Москва использовала возвращение "раскаявшихся врагов" в пропагандистских целях, а те многое готовы были простить большевикам за победу в войне и расчувствовались, увидев на плечах советских генералов милые их сердцу золотые погоны.

В 1966 году напоследок увидеть родину предлагали 85-летнему Александру Керенскому. Условие было одно: публично признать "великий Октябрь". Накануне полувекового юбилея революции это выглядело бы эффектно. Он отказался.

Начиная с 1950-х годов, когда на Западе появилось достаточно много советских артистов, спортсменов и туристов, эмигранты активно стремились с ними общаться, ставя тех в неудобное положение.

Эмигранты в тени

Вторая волна эмиграции оказалась многочисленнее первой: на Западе остались более полутора миллионов из 8,4 миллионов советских граждан, по разным причинам оказавшихся в Третьем рейхе (4,5 миллиона вернулись или были насильственно возвращены в СССР, около 2,2 миллиона человек умерли).

По оценкам историков, полицаев и прочих коллаборационистов, отступивших с немцами, среди них имелось не больше 200 тысяч. Остальные попали в плен или были насильственно угнаны на работы в Германию, но почли за благо не возвращаться, узнав, что для Сталина "нет пленных, есть предатели".

Около 450 тысяч пленников нацизма были прямиком переправлены в советские лагеря или ссылку, не считая тех, кому позволили вернуться домой и которых арестовали позже.

Многие остарбайтеры трудились в хозяйствах мелких предпринимателей и бауэров. По мере продвижения Советской армии на Запад немецкие хозяева принялись заискивать перед ними, надеясь, что те замолвят за них словечко, когда придут русские, и были изумлены, увидев, что к освобожденным остарбайтерам относятся не как к дорогим соотечественникам, а как к подозрительным субъектам.

В отличие от первой, вторая волна эмиграции прошла незаметно, не оставив известных имен (единственным исключением стал историк Абдурахман Авторханов).

Во-первых, она состояла не из интеллектуалов, а из простых людей.

Во-вторых, значительную часть ее сформировали жители Западной Украины, Западной Белоруссии и стран Балтии, а также представители мусульманских народов СССР, не ассоциировавшие себя с Россией.

В-третьих, о возвращении эти люди не мечтали, а панически боялись быть выданными СССР, и себя не афишировали, связи друг с другом не поддерживали, книг не писали, общественной деятельностью не занимались.

Первое время из СССР в ряде случаев еще можно было выехать легально. В 1928-1929 годах "железный занавес" опустился окончательно. 40 лет эмигрантов из закрытого общества в общепринятом смысле этого слова не было. Были перебежчики и "невозвращенцы".

С 1935-го по 1958 год действовал закон, по которому побег через границу или отказ вернуться из-за границы карались смертной казнью, а членам семьи перебежчика грозило 10 лет лагерей.

Бежали, в основном, высокопоставленные чекисты и дипломаты, и то, осознав, что над ними уже занесен топор и терять им нечего.

В 1928 году "ушел" через иранскую границу Борис Бажанов, перед этим проработавший пять лет личным секретарем Сталина.

Самый знаменитый "невозвращенец" сталинского периода - бывший вожак революционных балтийских матросов, впоследствии советский полпред в Болгарии Федор Раскольников, который в апреле 1938 года, получив вызов в Москву и опасаясь расправы, выехал во Францию, опубликовав в печати открытое письмо с обвинениями в адрес Сталина. Через год с небольшим он умер в Ницце при подозрительных обстоятельствах.

Image caption Комиссар госбезопасности Генрих Люшков - самый высокопоставленный чекист-перебежчик

Начальник Хабаровского управления НКВД Генрих Люшков в 1938 году бежал в Китай, резидент советской разведки в республиканской Испании Александр Орлов (Фельдбин) - в США. Люшков в августе 1945 года застрелился, боясь попасть в руки бывших коллег, Орлов благополучно дожил до 1973 года.

Советские власти не тронули оставшихся в Москве матерей Орлова и его жены, поскольку он с борта парохода направил телеграмму Сталину и Ежову, пообещав в противном случае выдать такую информацию, что СССР не поздоровится.

В 1946 году наделал много шума побег шифровальщика посольства в Канаде Игоря Гузенко, разоблачившего советский атомный шпионаж в США.

Когда советские люди стали чаще выезжать за границу, а норма об уголовной ответственности родственников была отменена, счет "невозвращенцам" пошел на десятки.

Остались на Западе помощник генерального секретаря ООН Аркадий Шевченко, историк-германист и консультант ЦК КПСС Михаил Восленский, солисты балета Большого театра Михаил Барышников, Рудольф Нуриев и Александр Годунов, чемпионы-фигуристы Людмила Белоусова и Олег Протопопов, шахматист Виктор Корчной.

Сына Шевченко, работавшего в Женеве, срочно вернули в Москву. К трапу самолета его провожал офицер резидентуры ГРУ Владимир Резун, впоследствии прославившийся как историк и писатель Виктор Суворов. На родине Шевченко-младшего уволили из МИД, а его дальнейшим трудоустройством занимались лично Громыко и Андропов, поскольку без указания с самого верха такого человека вообще никуда не взяли бы.

При Сталине советские спецслужбы вели за границей беспощадную охоту на перебежчиков и вообще нежелательных лиц.

Известны многочисленные случаи похищения или убийства перебежчиков в западных секторах Берлина и Вены. Военнослужащим рассказывали нравоучительные истории, как такой-то изменил родине, но "советские люди его нашли и пристрелили".

В НКВД / МГБ существовало "спецбюро" (впоследствии 8-й отдел), возглавлявшееся знаменитыми "терминаторами" Леоном Эйтингоном и Павлом Судоплатовым. Каждая операция санкционировалась лично Сталиным (официально - секретным постановлением Секретариата ЦК КПСС), за успешное выполнение "особых заданий" агентов награждали орденами, а, скажем, убийцу Троцкого Рамона Меркадера - звездой Героя Советского Союза.

Наиболее известны убийства Троцкого , генерала Кутепова и лидеров украинских националистов Евгения Коновальца и Степана Бандеры. Бывшего главу белого правительства Северной области генерала Миллера похитили и вывезли из Франции в СССР, где он был расстрелян.

Политэмиграция - явление общемировое. Но остальные диктаторы, за редкими исключениями, беглецов за границей не преследовали. Убежал - значит, убежал.

Американский историк Ричард Пайпс объяснял поведение Сталина наследием средневековой русской политической культуры, согласно которой правитель считался не только государственным лидером, но и неограниченным господином своих подданных, и проводил параллели с ловлей беглых рабов и крепостных.

Белые генералы Краснов и Шкуро, попавшие на финальном этапе войны в руки советских властей, были повешены в Москве "за измену родине", хотя ни одного дня не были гражданами СССР и изменить ему никак не могли.

Image caption Последний довод Сталина

Очевидно, для Сталина имел значение не паспорт, а факт рождения на советской территории. Не страна рассматривалась как место проживания людей, а люди как приложение к земле. Право человека самому определять свою идентичность в рамки этого менталитета не укладывалось.

После того, как убийца Бандеры Сташинский сдался властям ФРГ и возник международный скандал, Хрущев разогнал спецотдел.

В дальнейшем беглым советским разведчикам исправно выносили заочные приговоры к высшей мере наказания, сообщая им об этом в письменном виде, но приводить их в исполнение не пытались.

По мнению многих, при Владимире Путине российские спецслужбы опять взялись за старое , хотя, конечно, не в таких масштабах, как при Сталине.

После убийства в 2004 году в Катаре бывшего "вице-президента независимой Ичкерии" Зелимхана Яндарбиева были арестованы и приговорены к пожизненному заключению двое сотрудников Главного разведывательного управления российского генштаба, которых власти эмирата после конфиденциальных переговоров передали России.

Правда, Яндарбиев состоял в международном списке террористов. Подобные операции проводили спецслужбы и других государств, в частности, США и Израиля.

Скончавшийся в 2006 году в Лондоне от отравления радиоактивным полонием бывший сотрудник ФСБ Александр Литвиненко , который террором не занимался, а лишь распространял информацию, оскорбительную для Владимира Путина, неоднократно заявлял, что на него готовится покушение, и перед смертью возложил ответственность за свою гибель на российские спецслужбы.

Эмигранты в законе

В декабре 1966 года, находясь в Париже, советский премьер Алексей Косыгин заявил: "Если есть семьи, разобщенные войной, которые хотели бы встретить своих родственников вне СССР или даже оставить СССР, мы сделаем все, чтобы помочь им решить эту проблему". Это событие считается началом легальной эмиграции из СССР.

Москва начала разрешать советским евреям, немцам и понтийским грекам выезд с целью воссоединения семей. С 1970-го по 1990 год возможностью воспользовались 576 тысяч человек, причем половина пришлась на два последних года.

Порой люди уезжали по вызову дальних родственников, оставляя в СССР родителей, но все понимали правила игры.

В отличие от эмигрантов первой и второй волн, представители третьей выезжали на законных основаниях, не являлись преступниками в глазах советского государства и могли переписываться и перезваниваться с родными и друзьями. Однако неукоснительно соблюдался принцип: человек, добровольно покинувший СССР, впоследствии не мог приехать даже на похороны матери.

Впервые существенную роль в эмиграции играли экономические мотивы. Излюбленный упрек в адрес отъезжающих состоял в том, что они отправились "за колбасой".

Двое что-то оживленно обсуждают, подходит третий и говорит: "Не знаю, о чем вы, но ехать нужно! Советский анекдот

Многие советские граждане рассматривали возможность уехать как привилегию. Это порождало зависть и подпитывало бытовой антисемитизм.

На государственном уровне евреев начали рассматривать как "ненадежный контингент". Трудности с поступлением на престижную работу, в свою очередь, усиливали эмиграционные настроения.

Уровень эмиграции всецело зависел от текущего состояния отношений между СССР и Западом. Стоило им осложниться, и желающим начинали отказывать, нередко без объяснения причин. Возникло выражение: "сидеть в отказе". Иногда это состояние длилось годами, причем человека, подавшего заявление на выезд, немедленно увольняли с работы, оставляя без средств.

Глава КГБ Юрий Андропов и некоторые другие члены руководства добивались полного прекращения эмиграции, поскольку сам факт, что такое количество людей "голосует ногами" за "загнивающий капитализм", по их мнению, подрывал "морально-политическое единство советского общества".

Кроме того, в третью волну эмиграции вошли видные диссиденты того времени, прежде всего, Александр Солженицын .

В декрете о создании ВЧК одной из основных кар для "контрреволюционеров" и "саботажников" называлась высылка из Советской республики. Вскоре власти сообразили, что это, пожалуй, не наказание, а награда. За полвека экзотическая мера применялась всего три раза: к 217 видным интеллектуалам, высланным осенью 1922 года на так называемых "философских пароходах", Троцкому и Солженицыну.

Во второй половине 1970-х годов ее стали использовать широко, но в завуалированной форме.

Получила распространение практика заочного лишения советского гражданства деятелей культуры во время пребывания за границей, например, Мстислава Ростроповича, Галины Вишневской и Юрия Любимова.

Отбывавшего лагерный срок диссидента Владимира Буковского обменяли на арестованного чилийской хунтой лидера коммунистов Луиса Корвалана.

Другим инакомыслящим, в том числе русским, предлагали немедленно уехать "по израильской линии", грозя в случае отказа арестом и судом.

Было невозможно предсказать, кого выпроводят сразу, как Людмилу Алексееву, а кого заставят "посидеть на дорожку", как Буковского. По мнению историков правозащитного движения, это являлось фактором устрашения. Если бы диссидентство превратилось в легкий пропуск за границу, многим захотелось бы.

В годы горбачевской перестройки эмиграция упростилась, расширились научные и культурные обмены, участились поездки по частным приглашениям. Советские граждане получили возможность покупать валюту в Госбанке по коммерческому курсу, если, конечно, имели деньги.

Главное же новшество заключалось в том, что эмигрантам, после многолетнего запрета, разрешили посещать СССР. Они-то и сформировали распространенное мнение, что "Горбачев открыл границы", хотя в реальности это случилось позже.

При Горбачеве "выпускать" стали либеральнее, но основной принцип оставался неизменным: гражданин должен обосновать перед властями необходимость поездки и получить разрешение. Лишь в 1992 года появилась возможность практически без ограничений оформить загранпаспорт и ни перед кем при этом не отчитываться.

Экономическая эмиграция

В 1990-х годах Россию накрыла четвертая волна эмиграции.

В отличие от советского периода, люди больше не сжигают за собой мосты. Многих вообще можно называть эмигрантами с натяжкой, поскольку они планируют вернуться или живут "на два дома".

Данные российской статистики неполны, поскольку она считает эмигрантами лишь тех, кто отказался от гражданства, чего подавляющее большинство не делает.

По информации иммиграционных властей принимающих государств, только в США, Канаду, Израиль, Германию и Финляндию в 1992-1999 годах переселились 805 тысяч человек. С учетом того, что речь идет не обо всем бывшем СССР, а лишь о России, четвертая волна превзошла по масштабам первую и вторую.

По оценкам экспертов, если бы в 1990-х годах страну могли покинуть все желающие, их было бы намного больше.

Психологическим шоком для многих россиян оказалось то, что виза, оказывается, бывает не только на выезд из своей страны, но и въезд в чужую. Пока эмигрантов и перебежчиков было мало, и их рассматривали как жертв тоталитаризма, каждый являлся желанным гостем. Потом положение резко изменилось.

Страны Запада не резиновые, и без того перегружены иммигрантами. Не только граждан, но и обладателей вида на жительство там не принято оставлять без социальной помощи. Из России за границу потянулось немало криминальных и полукриминальных элементов.

Тем не менее, социологи называют иммиграционную и визовую политику одной из главных причин распространения антизападных настроений среди россиян, особенно молодых. По их словам, эмиграцию из СССР поощряли, пока она была средством борьбы с геополитическим противником, а в личном качестве они оказались не нужны.

Талантливые и гордые

В нулевые годы эмиграция из России количественно сократилась примерно вдвое. Но в ее качественном составе произошли важные изменения, что дало основание говорить о пятой волне.

По данным сайта "Демография.ру", из 218 230 человек, уехавших в 2004-2008 годах в Европу, Северную Америку и Австралию, 18 626 получили высокооплачиваемые должности в крупных компаниях, 24 383 занимаются наукой и высокими технологиями.

Во-вторых, по мнению многих, при Владимире Путине в России вновь появились диссиденты и политэмигранты.

Наиболее известные фигуры пятой волны - Борис Березовский , Ахмед Закаев, Юлий Дубов, Владимир Гусинский и Леонид Невзлин.

Политические причины не обязательно связаны с наличием мгновенной угрозы Юлий Дубов,
российский бизнесмен-эмигрант

Первые трое живут в Лондоне. Российские власти считают их уголовными преступниками, но британский суд усмотрел в их делах политические мотивы и избирательное применение закона.

Создатель и бывший владелец "Евросети" Евгений Чичваркин добился снятия с него в России криминальных обвинений, но почел за благо остаться в Лондоне.

Живут по большей части за границей, хотя не признают себя эмигрантами, бывший мэр Москвы Юрий Лужков и его супруга Елена Батурина.

Уехали известный адвокат Борис Кузнецов, который, в частности, поддерживал в суде претензии к государству членов семей экипажа подлодки "Курск", возглавлявший при Лужкове Банк Москвы Андрей Бородин, родители убитой чеченской девушки Эльзы Кунгаевой, исламский активист Дагир Хасавов, сторонники Эдуарда Лимонова Михаил Ганган, Андрей Никитин, Сергей Климов, Анна Плосконосова, Алексей Макаров и Ольга Кудрина, бывший депутат Ижевской городской Думы Василий Крюков, участник демонстрации на Болотной площади 6 мая 2012 года Александр Долматов.

Только в Лондоне, по имеющимся данным, постоянно проживает свыше 300 тысяч выходцев из бывшего СССР. Помимо Лондона и Нью-Йорка многочисленные русские общины, нередко со своими школами, СМИ и уличными вывесками на русском языке сформировались в Испании, Черногории, Таиланде, на Кипре и на юге Франции.

Однозначно называть эту эмиграцию политической нельзя. Подавляющее большинство никаким преследованиям не подвергались. Однако политические мотивы, несомненно, сказались на решении многих из них.

"Есть те, кого просто перестала устраивать обстановка в стране. Политические причины не обязательно связаны с наличием мгновенной угрозы. Они могут быть связаны с ожиданием чего-нибудь", - заявил Русской службе Би-би-си Юлий Дубов.

После решения Владимира Путина баллотироваться на третий срок и ряда недавних событий, по мнению наблюдателей, ставших демонстрацией курса на "завинчивание гаек", в России заговорили об усилении эмиграционных настроений .

По словам политобозревателя Семена Новопрудского, вслед за "философскими пароходами" начала 1920-х годов Россию ждут "философские самолеты" - "массовая внешняя или внутренняя эмиграция большинства приличных людей этой страны".

По данным проведенного в конце октября опроса "Левада-центра", 22% граждан - на пять процентов больше, чем в 2009 году - мечтают уехать, а среди лиц в возрасте от 18 до 39 лет таких 43%.

Социологи предсказывают рост эмиграции на 10-15 тысяч человек в год.

Уезжают самые активные, умные и мобильные Дмитрий Орешкин, политолог

Среди политэмигрантов пятой волны преобладали неоднозначно воспринимаемые обществом олигархи и чиновники, выходцы с Северного Кавказа, борцы с коррупцией, задевшие интересы отдельных высокопоставленных персон, нацболы и другие радикалы. Теперь эмиграционные настроения охватили рядовых представителей городского среднего класса. И манит их, в отличие от советской эпохи и "лихих 90-х", не колбаса. Некоторые аналитики в связи с этим говорят об отдельной шестой волне.

"Часть общества впала в депрессию, усиливается ощущение, что страна топчется на месте или даже деградирует", - говорит директор "Левада-центра" Лев Гудков.

По мнению Гудкова, Кремль спокойно относится к исходу талантливых и критически мыслящих людей, так как это ослабляет оппозицию.

"Вымывается интеллектуальный потенциал страны: уезжают самые активные, умные и мобильные", - считает политолог Дмитрий Орешкин.

Однако ведущий эксперт Центра политической конъюнктуры Павел Салин считает, что Владимир Путин вряд ли зайдет так далеко, чтобы допустить массовое бегство из страны.

В современной исторической науке сложилась общепринятая периодизация, включающая в себя дореволюционную, послереволюционную (после 1917 г.), именуемую «первой» волной; послевоенную, именуемую «второй» волной эмиграции; «третью» в рамках периода 1960- 1980-х гг.; и «четвертую» - современную (после 1991 г.) волну, совпадающую с постсоветским периодом истории нашей страны. Вместе с тем, ряд отечественных исследователей придерживаются иной точки зрения на проблему периодизации. В первую очередь, среди историков-американистов принято считать в качестве первой волны массовую дореволюционную эмиграцию за океан, преимущественно трудовую.

Русская эмиграция в XIX - начале XX в.

Потоки русских эмигрантов на протяжении XIX - XX вв. носят непостоянный, пульсирующий характер, и тесно связаны с особенностями политического и экономического развития России. Но, если в начале XIX в. эмигрировали отдельные личности, то уже с середины века мы можем наблюдать определенные закономерности. Наиболее значимыми компонентами дореволюционного миграционного потока из России во второй половине XIX-начале XX в., определившими лицо российского зарубежья дореволюционной эпохи, стала политическая, революционная эмиграция в Европу, складывающаяся вокруг университетских центров, трудовая миграция в США и национальная (с элементами религиозной) эмиграция. В 1870-1880-е годы российские эмигрантские центры сформировались в большинстве стран Западной Европы, США, Японии. Российские трудовые мигранты внесли свой вклад в колонизацию Нового света (США, Канада, Бразилия и Аргентина) и Дальнего Востока за пределами России (Китай). В 80-е гг. XIX в. к ним прибавились многочисленные представители национальной эмиграции из России: евреи, поляки, финны, литовцы, латыши, эстонцы. Достаточно многочисленная группа российской интеллигенции навсегда покинула родину после событий революции 1905 г. По сведениям официальной статистики в период с 1828 г. до начала Первой мировой войны количество россиян, покинувших империю, составило 4,5 миллиона человек.

«Первая» волна.

Революционные события 1917 года и последовавшая за ними Гражданская война привели к появлению большого числа беженцев из России. Точных данных о численности покинувших тогда родину не существует. Традиционно (с 1920-х годов) считалось, что в эмиграции находилось около 2 млн. наших соотечественников. Следует отметить, что массовый отток эмигрантов шел до середины 1920-х годов, затем он прекратился. Географически эта эмиграция из России была, прежде всего, направлена в страны Западной Европы. Основными центрами русской эмиграции первой волны стали Париж, Берлин, Прага, Белград, София. Значительная часть эмигрантов оседала также в Харбине. В США изобретатели и ученые , и другие смогли реализовать свои выдающиеся таланты. «Русским подарком Америке» называли изобретателя телевидения . Эмиграция первой волны представляет собой уникальное явление, поскольку большая часть эмигрантов (85-90 %) не вернулась впоследствии в Россию и не интегрировалась в общество страны проживания. Отдельно стоит сказать об известной акции советского правительства 1922 года: два знаменитых “ ” доставили из Петрограда в Германию (Штеттин) около 50 выдающихся российских гуманитариев (вместе с членами их семей -- примерно 115 человек). После декрета РСФСР 1921 г. о лишении их гражданства, подтвержденного и дополненного в 1924 г., дверь в Россию для них была навсегда закрыта. Но большинство из них были уверены в скором возвращении на родину и стремились сохранить язык, культуру, традиции, бытовой уклад. Интеллигенция составляла не более трети потока, но именно она составила славу Русского Зарубежья. Послереволюционная эмиграция претендовала достаточно успешно на роль главного носителя образа России в мире, идеологическое и культурное противостояние российского зарубежья и СССР в течении многих десятилетий обеспечивало такое восприятие эмиграции значительной частью российского зарубежного и иностранного сообщества.

Кроме Белой эмиграции, на первое пореволюционное десятилетие пришлись также фрагменты этнической (и, одновременно, религиозной) эмиграции - еврейской (около 100 000, почти все в Палестину) и немецкой (порядка 20-25 тысяч человек), а самый массовый вид эмиграции - трудовой, столь характерный для России до Первой мировой войны, после 1917 г. был прекращен.

«Вторая» волна.

Совершенно иной по сравнению с послереволюционной эмиграцией социальный срез представляли собой вынужденные эмигранты из СССР эпохи Второй мировой войны. Это жители Советского Союза и аннексированных территорий, которые в результате Второй мировой войны по тем или иным причинам покинули Советский Союз. Среди них были , коллаборанты. Для того чтобы избежать насильственной репатриации и получить статус беженца, некоторые советские граждане меняли документы и фамилии, скрывая свое происхождение. В совокупности, общая численность советских граждан, находящихся за пределами СССР, составила около 7 миллионов человек. Их судьба решалась на Ялтинской конференции 1945 г., и по требованию Советского Союза они должны были вернуться на родину. На протяжении нескольких лет большие группы перемещенных лиц жили в специальных лагерях в американской, британской и французской зонах оккупации; в большинстве случаев их отправляли обратно в СССР. Более того, союзники передавали советской стороне бывших россиян, оказавшихся на противоположной стороне фронта (как, например, несколько тысяч казаков в Лиенце в 1945 г., оказавшихся в английской зоне оккупации). В СССР их репрессировали.

Не менее 300 тысяч перемещенных лиц так и не вернулись на родину. Основная часть тех, кто избежал возвращения в Советский Союз, или бежал от советских войск из Восточной и Юго-Восточной Европы, отправилась в Соединенные Штаты и в Латинскую Америку. Большое количество ученых уехали именно в США — им помогал, в частности, знаменитый Толстовский фонд, созданный Александрой Львовной Толстой. А многие из тех, кого международные власти относили к категории коллаборантов, уехали в Латинскую Америку. Менталитет этих людей в массе своей значительно отличался от русских эмигрантов «первой» волны, в основном они опасались репрессий. С одной стороны произошло определенное сближение между ними, но слияния в единое целое так и не произошло.

«Третья» волна.

Третья волна российской эмиграции пришлась на эпоху « ». движение и холодная война стали причиной того, что многие люди добровольно покидали страну, хотя всё довольно сильно ограничивалось властями. В общей сложности эта волна вовлекла более 500 тысяч человек. Ее этнический состав формировали не только евреи и немцы, которых было большинство, но и представители других народов, имеющих собственную государственность (греки, поляки, финны, испанцы). Также среди них были те, кто бежал из Советского Союза во время командировок или турпоездок или был принудительно выслан из страны, т.н. «невозвращенцы». Именно так бежали: выдающийся солист балета М. Барышников, и хоккеист А. Могильный. Особо следует выделить подписание СССР Именно с этого момента у граждан Советского Союза появились правовые основания покинуть страну, обосновывая это не семейными или этническими мотивами. В отличие от эмигрантов первой и второй волн, представители третьей выезжали на законных основаниях, не являлись преступниками в глазах советского государства и могли переписываться и перезваниваться с родными и друзьями. Однако неукоснительно соблюдался принцип: человек, добровольно покинувший СССР, впоследствии не мог приехать даже на похороны самых близких родственников. Важным стимулом для многих советских граждан, уезжавших в США в 1970-1990-е годы, стал миф о «великой американской мечте». В массовой культуре за такой эмиграцией закрепилось ироничное название «колбасной», но были и в ней и представители интеллигенции. Среди наиболее ярких ее представителей - И. Бродский, В Аксенов, Н. Коржавин, А. Синявский, Б. Парамонов, Ф. Горенштейн, В. Максимов, А. Зиновьев, В. Некрасов, С. Давлатов. Кроме того, в третью волну эмиграции вошли видные диссиденты того времени, прежде всего, А.И. Солженицын. Деятели третьей волны много сил и времени уделяли тому, чтобы через издательства, альманахи, журналы, которыми они руководили, выражать различные, не имевшие права на выражение в СССР, точки зрения на прошлое, настоящее и будущее России.

«Четвертая» волна.

Последний, четвертый этап эмиграции связывается с политикой в СССР и вступлением в 1986 г. в силу новых правил выезда, существенно упрощающих процедуру эмиграции (Постановление Совмина СССР от 28.08.1986 № 1064), а также принятием закона «О порядке выезда из СССР и въезда в СССР граждан СССР», вступившего в силу 1 января 1993 г. В отличие от всех трех предыдущих эмиграций четвертая не имела (и не имеет) никаких внутренних ограничений со стороны советского, а впоследствии -- российского правительства. За период с 1990 по 2000 г. только из России выехало примерно 1,1 млн человек, из них не только представители разных этнических групп, но и русского населения. Этот миграционный поток имел четкую географическую составляющую: от 90 до 95% всех мигрантов направлялись в Германию, Израиль и США. Такое направление задавалось наличием щедрых репатриационных программ в первых двух странах и программ по приему беженцев и ученых из бывшего СССР в последней. В отличие от советского периода, люди больше не сжигали за собой мосты. Многих вообще можно называть эмигрантами с натяжкой, поскольку они планируют вернуться или живут "на два дома". Другой особенностью последней эмиграции является отсутствие каких-либо заметных попыток с ее стороны к политической деятельности в отношении страны исхода, в отличие от предыдущих волн.

Во второй половине 1990-начале 2000-х годов наблюдался процесс реэмиграции в Российскую Федерацию ученых и специалистов, покинувших родину ранее.

В 2000-х годах начался новый этап истории российской эмиграции. В настоящее время это преимущественно экономическая эмиграция, которая подчиняется общемировым тенденциям и регулируется законами тех стран, которые принимают мигрантов. Политическая составляющая особенной роли уже не играет. В общей сложности число эмигрантов из России с 2003 по настоящее время превысило 500 тысяч человек.

Основные понятия

Миграции , или пространственное перемещение населения, являются одним из весьма сложных историко-демографических феноменов, определяющих собой многие черты современной общественной, а также политической и экономической жизни.

В контексте демографической науки миграции тождественны механическому движению населения и подразумевают то или иное соотношение оттока и притока населения в том или ином месте (сальдо миграции). Наряду с соотношением рождаемости и смертности, или естественным движением населения, миграции, или механическое движение населения, являются двумя компонентами, определяющими динамику населения.

Существенным признаком миграции является и их характер – добровольная или принудительная, легальная или нелегальная и т.д. Это особенно актуально для XX века, столь изобиловавшего проявлениями насилия и жестокости, заметно проявившими себя и в миграционных процессах.

При этом различаются миграции внутренние , осуществляемые в пределах одного государства, и внешние , или международные , подразумевающие пересечение мигрантами государственными границ и, как правило, существенную перемену их статуса. Применительно к внешним миграциям отток населения ассоциируется с эмиграцией, а приток – с иммиграцией. Кроме того, существуют и такие разновидности внешних миграций как репатриация и оптация.

Эмиграция (от латинского “emigro” - “выселяюсь”) - это выезд граждан из своей страны в другую на постоянное местожительство или на более или менее длительный срок по политическим, экономическим или иным мотивам. Как и любой вид миграции, она может быть как принудительной, так и добровольной.

Соответственно, эмигранты - это те, кто покинул или кому пришлось покинуть родную страну и прожить вдалеке от нее долгое время, иногда весь остаток жизни. Так сказать, “командированные” (например, дипломаты), хотя тоже подолгу находятся за границей, в число эмигрантов не входят. Не относятся к ним и те (как правило, это представители состоятельного дворянства, научной и художественной интеллигенции), кто на несколько месяцев или даже лет выезжал за границу на учебу или лечение, или же попросту предпочитал время от времени жить или работать заграницей.

Иммиграция (от латинского «immigro » - «вселяюсь») - это вселение в некое принимающее их государство граждан другого государства, которое они были вынуждены покинуть на длительное время или навсегда по политическим, религиозным, экономическим или иным причинам. Соответственно, иммигранты – это те, кто приехал в ту или иную, для него чужую, страну и поселился в ней.

Факторы, выталкивающие людей из одной страны и факторы, притягивающие их в другую страну, бесконечно вариативны и образуют бесчисленные сочетания. Мотивы эмиграции, как и мотивы иммиграции, разумеется, поддаются групповой интерпретации и классификации (экономические, политические, религиозные, национальные), но всегда в них присутствовал и будет присутствовать личный, сугубо индивидуальный мотив – и нередко решающий.

Своеобразной формой иммиграции является репатриация (от латинского «repatriatio » - «возвращение на родину»), или возвращение на родину и восстановление в правах гражданства эмигрантов из той или иной страны - ее бывших граждан или же представителей населяющих ее народов. Репатриантами могут быть как лица, непосредственно эмигрировавшие в свое время из этой страны, так и их дети и иные потомки. Поэтому, применительно к репатриации, нередко оперируют и понятием «историческая родина», или «родина предков», положенным в обоснование, в частности, иммиграции евреев или армян из всех стран мира в Израиль или в Армянскую ССР, или этнических немцев из стран бывшего СССР, Польши и Румынии в ФРГ,

Еще одной существенной в нашем случае разновидностью международных (внешних) миграций являются оптации (от латинского «optatio » - «желание»), или переселение вследствие необходимости для населения самоопределиться и выбрать гражданство и место проживания. Как правило, это происходит при ликвидации того или иного государства или изменении границ двух соседних государств, что ставит перед всеми лицами, проживавшими на изменившей свой статус территории, проблему выбора принадлежности к старой или новой государственности, а в ряде случаев – и проблему оставления насиженных жилищ. Соответственно, та же проблема возникает и при взаимном обмена территориями между соседними государствами, что затрагивает, разумеется, и население.

Эмиграция из Российской империи

Начало истории русской эмиграции принято возводить к XVI веку - ко времени Ивана Грозного: первым политическим эмигрантом в таком случае был князь Курбский. Век XVII ознаменовался и первыми «невозвращенцами»: ими, судя по всему, стали те молодые дворяне, кого Борис Годунов послал в Европу учиться, но в Россию они не вернулись. Самые известные российские эмигранты дореволюционного времени - это, пожалуй, Гоголь, Герцен, Тургенев (Франция и Германия, 1847-1883), Мечников (Париж, 1888-1916), Пирогов, Ленин и Горький, а самый известный “командировочный” - скорее всего Тютчев.

Как правовое понятие эмиграция в дореволюционном российском законодательстве отсутствовало. Переход россиян в иное гражданство запрещался, а срок пребывания за границей ограничивался пятью годами, после чего нужно было ходатайствовать о продлении срока. В противном случае человек утрачивал гражданство и подлежал, в случае возвращения, аресту и вечной ссылке; имущество же его автоматически переходило в Опекунский совет. Начиная с 1892 года, эмиграция допускалась лишь применительно к евреям: но им в таком случае категорически воспрещалась любая форма репатриации.

Никаких иных регуляторов эмиграции не было. Соответственно, не было и ее адекватного учета. Статистика фиксировала исключительно лиц с легитимными паспортами, легально пересекавших границы империи.

Но надо сказать, что до середины XIX столетия и сами по себе случаи эмиграции были едва ли не единичными. Потом они несколько участились (главным образом по политическим мотивам), но число прибывающих в Россию неизменно превышало число ее покидающих. И только накануне и, в особенности, после крепостной реформы 1861 года положение серьезно изменилось: выезд за рубежи России, а стало быть и эмиграция, стал поистине массовым явлением.

Хотя и вписываясь в эти временные рамки, но все же несколько особняком стоит такой нетривиальный случай как массовая эмиграция в Турцию так называемых “мухаджиров” – горцев из покоренного Западного Кавказа. За 1863-1864 годы в Турцию из Кубанской области ушло 398 тысяч адыгов, абазин и ногайцев, потомки которых и по сей день проживают как в Турции, так и в других странах Ближнего Востока, Западной Европы и США.

В отличие от послереволюционной, эмиграцию дореволюционную обычно делят не на хронологические волны, а на четыре типологические группы со смешанными основаниями деления: трудовая (или экономическая), религиозная, еврейская и политическая (или революционная). В первых трех группах безоговорочно преобладала межконтинентальная эмиграция (главным образом в США и Канаду), а в случае политической эмиграции - от Герцена и до Ленина - всегда доминировало европейское направление.

Трудовая , или экономическая эмиграция, бесспорно, была самой массовой. За 1851-1915 гг. Россию с ее аграрной перенаселенностью покинуло 4,5 млн. человек, в основном крестьян, ремесленников и чернорабочих. В то же время рост эмиграции еще какое-то время не сопровождался формированием и ростом российской диаспоры, поскольку подавляющее большинство дореволюционных эмигрантов сами были иностранноподанными , в основном, выходцами из Германии (более 1400 тысяч человек), Персии (850 тысяч) Австро-Венгрии (800 тысяч) и Турции (400 тысяч человек) . Тому же вторят и данные В. Оболенского (Осинского): за 1861-1915 годы из Российской империи выехало 4,3 млн. человек, в том числе почти 2,7 млн. – еще в ХIХ веке . Правда, большая часть эмигрантов выезжала не из России в ее нынешних границах, а из ее западных губерний – сегодняшних Украины, Белоруссии, Молдавии, стран Балтии.

Начиная с 1870-х годов европейское и азиатское направления эмиграции сменились на американское (от 2/3 до 4/5 из числа выехавших). За 1871-1920 годы в Канаду, США и другие страны Нового Света переселилось около 4 млн. человек. Коэффициент репатриации эмигрантов, по некоторым оценкам, составлял 18% .

В количественном исчислении религиозная эмиграция, затронувшая главным образом духоборов , молокан и старообрядцев , была незначительной. Она развернулась в самом конце XIX века, когда около 7,5 тысячи духоборов переселились в Канаду и США. В 1900-е годы в США (главным образом в Калифорнию) переселилось 3,5 тысячи молокан .

Эмиграция евреев с территории России началась после 1870 года, и с самого начала она ориентировалась на Новый Свет, и в первую очередь на США, где с момента провозглашения американской конституции, евреи пользовались точно такими же гражданскими и религиозными правами, как и христиане . Евреи составляли более 40% эмигрантов из России. Среди 1732,5 тысячи уроженцев России, зафиксированных в США переписью 1910 года, на них приходилось 838, на поляков - 418, литовцев - 137, немцев - 121, а на русских - всего 40,5 тысячи человек

С этой точки зрения нелегко отчленить еврейскую эмиграцию от, скажем, трудовой. Она содержала в себе элементы еще и религиозной, а в немалой степени и политической эмиграции. Вместе с тем приверженность еврейских эмигрантов из России традициям русской культуры и русского языка и в то время представляли собой так же нечто не вполне заурядное.

Американский исследователь Ц. Гительман справедливо отмечает: "Ни одна группа евреев не мигрировала так часто, в такой большой численности и с такими серьезными последствиями как евреи России и бывшего СССР. Массовая эмиграция российских/советских евреев сыграла важную роль в формировании двух самых больших еврейских общин мира - США и Израиля " .

За 1880-1890 годы в США прибыло 0,6 млн. евреев, за 1900-1914 - еще 1,5 млн., а всего за 1880-1924 годы - 2,5 млн. евреев из Восточной Европы, главным образом из России. Из 3,7 млн. евреев, проживавших в США в 1930 году, на выходцев из Восточной Европы приходилось не менее 80%, из них львиную долю (от 60% и выше) составляли евреи из России, главным образом, из местечек. Все это была, в основном, молодежь, а если по профессиям - то среди них преобладали ремесленники, мелкие торговцы и музыканты. В Америке же многие из них переквалифицировались в наемных рабочих, что, кстати, привело к формированию крупного еврейского пролетариата и сильных профсоюзов. Серьезную помощь новичкам оказывали их родственники, а также еврейские филантропические организации, созданные представителями еврейских иммигрантов предыдущей волны .

За 1870-1890 годы в США переселились 176,9 тысячи российских евреев, а к 1905 году их число достигло 1,3 млн. Всего за 1881-1912 годы, по данным Ц. Гительмана, из России эмигрировало 1889 тысяч евреев, из них 84% в США, 8,5% - в Англию, 2,2% - в Канаду и 2,1% - в Палестину. В этот период, напомним, российские евреи составляли около 4% населения Российской империи, но на них приходилось до 70% всей еврейской эмиграции в США, 48% всей иммиграции в США из России и 44% всей эмиграции из России .

Большинство еврейских иммигрантов из России селилось в общем-то там же, где и их предшественники из предыдущей (“немецкой”) волны: они жили главным образом на северо-востоке страны - в штатах Нью-Йорк (более 45%), Пенсильвания (около 10%), Нью-Джерси (5%), а также в Чикаго и других городах. При этом жили они, как правило, в неблагоустроенных и перенаселенных трущобах, в своего рода гетто с собственными обычаями и традициями; с «немецкими» евреями «российские» на локальном уровне почти не смешивались.

Количественный пик еврейской эмиграции из России в США пришелся на 1900-е годы - 704,2 тысячи человек . С конца XIX века усилилась еврейская эмиграция в Канаду - 70 тысяч человек за 1898-1920 годы, что составило около 50% иммиграции из России и 80% еврейской иммиграции в Канаду. Примерно столько же евреев эмигрировало до 1914 года в Палестину.

Политическая эмиграция из России была, может быть, и не столь многочисленна (соответствующей статистики, разумеется, никем и не велось), сколь сложна и представительна для всего широкого, с трудом поддающегося внятной классификации, спектра политических оппозиционных сил в России. Вместе с тем как никакая другая она была внутренне хорошо организована и структурирована: достаточно отметить, что только в Европе политические эмигранты из России издавали между 1855 и 1917 годами 287 наименований газет и журналов! К тому же несравненно лучше, чем эмиграция из дореволюционной России в целом, она поддается условной периодизации. А.В. Попов, в частности, выделяет два этапа: 1) народнический , ведущий свое начало от эмиграции в 1847 году Герцена и заканчивающийся в 1883 году образованием в Женеве марксистской группы “Освобождение труда”, и 2) пролетарский (или, точнее, социалистический ), гораздо более массовый и сложнее структурированный (более 150 партий различной ориентации) .

Российское правительство стремилось всячески воспрепятствовать политической эмиграции, пресечь или затруднить ее «подрывную» деятельность за границей; с рядом стран (в частности, и с США) оно заключило соглашения о взаимной выдаче политических эмигрантов, что ставило их фактически вне закона.

Первая мировая война привела к резкому спаду международных миграций, прежде всего трудовых и в особенности межконтинентальных (одновременно резко возросли внутренние миграции, что связано в первую очередь с потоками беженцев и эвакуированных, спасающихся от наступающих войск противника: последующее же их возвращение бывало, как правило, лишь частичным). Она резко ускорила революционную ситуацию и внесла тем самым свой «вклад» в победу большевиков и левых эсеров. Сразу же после Октябрьской революции началась массовая эмиграция самых различных социальных групп российского населения, не имеющих оснований отождествлять себя с классом, диктатура которого была провозглашена.

Волны эмиграции из СССР

В общих чертах уже сложилась и общепризнанна традиционная схема периодизации российской эмиграции после 1917 года, эмиграции из Советского Союза. Она состояла как бы из четырех эмиграционных ”волн ”, резко отличающихся друг от друга по причинам, географической структуре, продолжительности и интенсивности эмиграции, по степени участия в них евреев и т.д.

Это скорее образное, чем научное понятие – «волна». Оно широко распространено и терминологически устоялось, но в то же время оно не без труда выдерживает нагрузку научного понятия и термина. Их, вероятно, правильнее было бы называть не волнами, а периодами , соответствующими тем или иным хронологическим рамкам; за волнами же следовало бы сохранить несколько иную, более им свойственную нагрузку – интервалов концентрированного проявления самого явления, или, иными словами, всплесков, вспышек или пиков эмиграции.

Поэтому, обозначая в скобках хронологические рамки той или иной волны, нужно отдавать себе отчет в том, что они указывают не более чем на время собственно переселения, то есть на первую фазу эмиграции. В то же время имеются и другие фазы, или этапы, по своему значению не менее важные, чем первая, и они имеют иные хронологические рамки. Например, фаза консолидации эмигрантов, формирования их общественных организаций и прессы, или же фаза их социально-экономической интеграции в жизнь принявшего их государства, по отношению к которому они являются уже не эмигрантами, а иммигрантами и т.д.

Первая волна (1918-1922) - военные и гражданские лица, бежавшие от победившей в ходе революции и Гражданской волны советской власти, а также от голода. Эмиграция из большевистской России, по разным оценкам, составляла от 1,5 до 3 млн. человек. Однако (за исключением разве что “философских пароходов” с полутора сотней душ на борту) это все-таки были беженцы, а не депортанты. Здесь, безусловно, не учтены оптационные передачи населения, обусловленные тем, что части территории бывшей Российской империи в результате Первой мировой войны и революционных событий либо отошли к соседним государствам (как Бесарабия к Румынии), либо стали самостоятельными государствами, как Финляндия, Польша и страны Балтии (здесь же следует упомянуть и Украину, Белоруссию, страны Закавказья и Средней Азии и даже Дальневосточную республику – государства, с некоторыми из которых у России даже были договоры по оптации; однако, их реализация чаще всего отставала от аннексии этих стран РСФСР ).

В 1921 году под эгидой Лиги Наций была создана Комиссия по расселению беженцев (Refugees Settlement Comission), председателем которой стал Фритьоф Нансен. В 1931 году было основано так называемое "Ведомство Нансена" (Nansen-Amt), а в 1933 году заключена конвенция о беженцах. Международные (так называемые “нансеновские”) паспорта, вместе с помощью Фонда Нансена и других организаций, помогли выжить и ассимилироваться миллионам людей, в том числе и еврейским беженцам из Германии.

Вторая волна (1941-1944) - лица, перемещенные за границы СССР в ходе Второй мировой войны и уклонившиеся от репатриации на родину (“невозвращенцы”). Наш анализ принудительной репатриации советских граждан привел нас к оценке числа “невозвращенцев” не более чем в 0,5-0,7 млн. человек, включая и граждан прибалтийских республик (но не включая поляков, вскоре после войны репатриировавшихся с территории СССР).

Третья волна (1948 – 1989/1990) - это, по сути, вся эмиграция периода “холодной войны”, так сказать, между поздним Сталиным и ранним Горбачевым. Количественно она укладывается приблизительно в полмиллиона человек, то есть близка результатам “второй волны”.

Четвертая волна (1990 - по настоящее время) - это, по сути, первая более или менее цивилизованная эмиграция в российской истории. Как отмечает Ж.А. Зайочковская, «…она все больше характеризуется чертами, типичными в наше время для эмиграции из многих стран, предопределяется не политическими, как прежде, а экономическими факторами, которые толкают людей ехать в другие страны в поисках более высоких заработков, престижной работы, иного качества жизни и т.п. ». Ее количественные оценки нужно обновлять ежегодно, поскольку волна эта хотя уже и не в самом разгаре, но далеко еще не закончилась .

А. Ахиезер предложил следующую шестизвенную схему периодизации эмиграции из России - три этапа перед революцией и три этапа после, а именно: 1) до 1861; 2) 1861-1890-е годы; 3) 1890-е - 1914; 4) 1917-1952; 5) 1952 - 1992 и 6) после 1 января 1993 - даты вступления в действие Закона о въезде и выезде, принятого еще народными депутатами СССР в 1991 году . Очевидно, что четвертому этапу соответствуют так называемые “первая и вторая волны” эмиграции из Советской России, пятому - “третья волна”, шестому - “четвертая” (частично). Думается, что объединение в один период первых двух “волн” едва ли исторически оправдано, равно и как отсчет последнего - посттоталитарного - периода с 1993 года: упомянутый Закон был более или менее проформой, - гораздо более значимым событием с практической точки зрения стала горбачевская либерализация этнических миграций еще на рубеже 1986-1987 годов, приведшая к резкому скачку эмиграции уже в 1987 году и к самому настоящему ее “буму” уже в 1990 году.

Эмиграция и революция (“Первая волна”)

Начнем, естественно, с Первой эмигрантской волны . Ее называют еще Белой эмиграцией , и понятно почему. После поражений Белой Армии на Северо-Западе первыми военными эмигрантами стали части армии генерала Юденича, интернированные в 1918 году в Эстонии. После поражений на Востоке другой очаг эмиграционной диаспоры (примерно в 400 тыс. чел.) образовался в Маньчжурии с центром в Харбине. После поражений на Юге пароходы, отправлявшиеся из черноморских портов в тылу отступающих деникинских и врангелевских войск (главным образом Новороссийска, Севастополя и Одессы), как правило, брали курс на Константинополь, ставший на время “Малой Россией”.

Перед революцией численность российской колонии в Маньчжурии составляла не менее 200-220 тысяч человек, а к ноябрю 1920 года - уже не менее 288 тысяч человек . С отменой 23 сентября 1920 года статуса экстерриториальности для российских граждан в Китае все русское население в нем, в том числе и беженцы, перешло на незавидное положение бесподданных эмигрантов в чужом государстве, то есть на положение фактической диаспоры . На протяжении всего бурного периода Гражданской войны на Дальнем Востоке (1918-1922 годы) здесь наблюдалось значительное механическое движение население, заключавшееся, однако, не только в притоке населения, но и в значительном его оттоке - вследствие колчаковских, семеновских и прочих мобилизаций, реэмиграции и репатриации в большевистскую Россию.

Первый серьезный поток русских беженцев на Дальнем Востоке датируются началом 1920 года - временем, когда уже пала Омская директория; второй - октябрем-ноябрем 1920 года, когда было разгромлена армия так называемой “Российской Восточной окраины” под командованием атамана Г.М. Семенова (одни только регулярные его войска насчитывали более 20 тысяч человек; они были разоружены и интернированы в так называемых «цицикарских лагерях», после чего переселены китайцами в район Гродеково на юге Приморья); наконец, третий, - концом 1922 года, когда в регионе окончательно установилась советская власть (морем выехали лишь несколько тысяч человек, основной поток беженцев направлялся из Приморья в Маньчжурию и Корею, в Китай, на КВЖД их, за некоторыми исключениями, не пропускали; некоторых даже высылали в советскую Россию ).

Следует указать на то любопытное обстоятельство, что, наряду с “белой”, в Китае, в частности, в 1918-1922 годах в Шанхае, некоторое время существовала и “красная” эмиграция, впрочем, немногочисленная (около 1 тысячи человек). После окончания гражданской войны в Приморье большинство революционеров вернулись на Дальний Восток. В ноябре 1922 года - как бы “на смену” им - на кораблях эскадр контр-адмиралов Старка и Безуара прибыли 4,5 тысячи белоэмигрантов; в сентябре 1923 года к ним присоединились и остатки дальневосточной флотилии с беженцами на борту. Положение эмигрантской колонии в Шанхае, по сравнению с Европой и Харбином, было несравненно более тяжелым, в том числе и из-за невозможности конкуренции с китайцами в сфере неквалифицированного труда . Второй по численности, но, может быть, первой по предприимчивости русской эмигрантской колонией во внутреннем Китае была община в Тяньцзине. В 1920-х здесь проживало около двух, а в 1930-х уже около 6 тысяч русских. По несколько сотен российских эмигрантов разместились в Пекине и в Ханьчжоу.

Вместе с тем в Китае, а именно в Синьцзяне на северо-западе страны, имелась еще одна значительная (более 5,5 тысячи человек) русская колония, состоявшая из казаков генерала Бакича и бывших чинов белой армии, отступивших сюда после поражений на Урале и в Семиречье: они поселились в сельской местности и занимались сельскохозяйственным трудом .

Общая же людность русских колоний в Маньчжурии и Китае в 1923 году, когда война уже закончилась, оценивалась приблизительно в 400 тысяч человек . Из этого количества не менее 100 тысяч получили в 1922-1923 годах советские паспорта , многие из них - не менее 100 тысяч человек - репатриировались в РСФСР (свою роль тут сыграла и объявленная 3 ноября 1921 года амнистия рядовым участникам белогвардейских соединений ). Значительными (подчас до десятка тысяч человек в год) были на протяжении 1920-х годов и реэмиграции русских в другие страны, особенно молодежи, стремящейся в университеты (в частности, в США, Австралию и Южную Америку, а также Европу).

Первый поток беженцев на Юге России имел место также в начале 1920 года. Еще в мае 1920 года генералом Врангелем был учрежден так называемый “Эмиграционный Совет”, спустя год переименованный в Совет по расселению русских беженцев . Гражданских и военных беженцев расселяли в лагерях под Константинополем, на Принцевых островах и в Болгарии; военные лагеря в Галлиполи, Чаталдже и на Лемносе (Кубанский лагерь) находились под английской или французской администрацией. Последние операции по эвакуации армии Врангеля прошли с 11 по 14 ноября 1920 года: на корабли было погружено 15 тысяч казаков, 12 тысяч офицеров и 4-5 тысяч солдат регулярных частей, 10 тысяч юнкеров, 7 тысяч раненых офицеров, более 30 тысяч офицеров и чиновников тыла и до 60 тысяч гражданских лиц, в основном, членов семей офицеров и чиновников . Именно этой, крымской, волне эвакуированных эмиграция далась особенно тяжело.

В конце 1920 года картотека Главного справочного (или регистрационного) бюро уже насчитывала 190 тысяч имен с адресами . При этом количество военных оценивалась в 50-60 тысяч человек, а гражданских беженцев - в 130-150 тысяч человек .

Наиболее видные “беженцы” (аристократы, чиновники и коммерсанты), как правило, были в состоянии оплатить билеты, визы и прочие сборы. В течение одной-двух недель в Константинополе они улаживали все формальности и отправлялись дальше, в Европу, - главным образом во Францию и Германию: к началу ноября 1920 года, согласно данным красноармейской разведки, их число достигло 35-40 тысяч человек .

К концу зимы 1921 года в Константинополе оставались лишь беднейшие и неимущие, а также военные. Началась стихийная реэвакуация, особенно крестьян и пленных красноармейцев, не опасавшихся репрессий. К февралю 1921 года число таких реэмигрантов достигло 5 тысяч человек . В марте к ним добавилось еще 6,5 тысячи казаков . Со временем она приняла и организованные формы.

Весной 1921 года генерал Врангель обратился к болгарскому и югославскому правительствам с запросом о возможности расселения русской армии на их территории. В августе согласие было получено: Югославия (Королевство сербов, хорватов и словенцев) приняла на казенный счет Кавалерийскую дивизию Барбовича, кубанских и часть донских казаков (с оружием; в их обязанности входило несение пограничной службы и государственные работы), а Болгария - весь 1-й корпус, военные училища и часть донских казаков (без оружия). Около 20% личного состава армии при этом покинуло армию и перешло на положение беженцев.

Около 35 тысяч российских эмигрантов (преимущественно военных) была расселена по различным, главным образом, балканским странам: 22 тысячи попали в Сербию, 5 тысяч в Тунис (порт Бизерта), 4 тысячи в Болгарию и по 2 тысячи в Румынию и Грецию .

Достойна быть упомянутой и такая статистически ничтожная, но политически “громкая” эмиграционная акция Советской России как депортация ученых гуманитарного профиля в 1922 году. Она состоялась осенью 1922 года: два знаменитых “философских парохода ” доставили из Петрограда в Германию (Штеттин) около 50 выдающихся российских гуманитариев (вместе с членами их семей - примерно 115 человек) . Аналогичным образом были высланы из СССР и такие видные политики как Дан, Кускова, Прокопович, Пешехонов, Ладыженский . И к тем, и к другим, по всей видимости, был применен Декрет ВЦИК “Об административной высылке” от 10 августа 1922 года.

Определенных успехов по оказанию помощи русским эмигрантам добилась Лига Наций. Ф.Нансен, знаменитый норвежский полярный исследователь, назначенный в феврале 1921 года Комиссаром по делам русских беженцев, ввел для них особые удостоверения личности (так называемые “нансеновские паспорта”), со временем признанные в 31 стране мира. С помощью созданной Нансеном организации (Refugees Settlement Comission) около 25 тысяч беженцев было трудоустроено (главным образом, в США, Австрии, Бельгии, Германии, Венгрии и Чехословакии) .

Общее количество эмигрантов из России, на 1 ноября 1920 года, по подсчетам американского Красного Креста, составляло 1194 тысяч человек; позднее эта оценка была увеличена до 2092 тысяч человек . Наиболее авторитетная оценка численности “белой эмиграции”, данная А. и Е. Кулишерами, так же говорит о 1,5-2,0 млн. человек . Она основывалась в том числе и на выборочных данных Лиги Наций, зафиксировавших, по состоянию на август 1921 года, более 1,4 млн. беженцев из России. В это число входили также 100 тысяч немцев-колонистов, 65 тысяч латышей, 55 тысяч греков и 12 тысяч карел. По странам прибытия эмигранты распределились таким образом (тысяч человек): Польша - 650, Германия - 300, Франция - 250, Румыния - 100, Югославия - 50, Греция - 31, Болгария - 30, Финляндия - 19, Турция - 11 и Египет - 3 .

В то же время В. Кабузан оценивает общее число эмигрировавших из России в 1918-1924 годах величиной не менее 5 млн. человек, включая сюда и около 2 млн. оптантов , то есть жителей бывших российских (польских и прибалтийских) губерний, вошедших в состав новообразованных суверенных государств

Отделение эмиграции от оптации составляет весьма трудную, но все же важную задачу: в 1918-1922 годы общее число эмигрантов и репатриантов составило (по ряду стран, выборочно): в Польшу - 4,1 млн. человек, в Латвию - 130 тысяч человек, в Литву - 215 тысяч человек . Многие, особенно в Польше, на самом деле были транзитными эмигрантами и не задерживались там надолго.

В 1922 году, согласно Н.А. Струве, сводная численность российской эмиграции составляла 863 тысячи человек, в 1930 году она сократилась до 630 тысяч и в 1937 году – до 450 тысяч человек . Территориальное распределение русской эмиграции представлено в табл. 1.

Таблица 1. Распределение российской эмиграции по странам и регионам (1922-1937, %)

СТРАНЫ И РЕГИОНЫ
Дальний Восток
Германия
Балканские страны
Финляндия и страны Балтии
Страны Центр. Европы
Прочие европейские страны

Источник : STRUVE; 1996, p.300-301

По неполным данным Службы по делам беженцев Лиги наций, в 1926 году официально было зарегистрировано 755,3 тысячи русских и 205,7 тысячи армянских беженцев. Больше половины русских - около 400 тысяч человек - приняла тогда Франция; в Китае их находилось 76 тысяч, в Югославии, Латвии, Чехословакии и Болгарии приблизительно по 30-40 тысяч человек (в 1926 году всего в Болгарии находилось около 220 тысяч переселенцев из России). Большинство армян нашли пристанище в Сирии, Греции и Болгарии (соответственно, около 124, 42 и 20 тысяч человек) .

Выполнивший роль главной перевалочной базы эмиграции Константинополь со временем утратил свое значение. Признанными центрами “первой эмиграции” (ее еще называют Белой) стали, на ее следующем этапе, Берлин и Харбин (до его оккупации японцами в 1936 году), а также Белград и София. Русское население Берлина насчитывало в 1921 году около 200 тысяч человек, оно особенно пострадало в годы экономического кризиса, и к 1925 году их оставалось всего 30 тысяч человек . Позднее на первые места выдвинулись Прага и Париж. Приход к власти нацистов еще более оттолкнул русских эмигрантов от Германии. На первые места в эмиграции выдвинулись Прага и, в особенности, Париж. Еще накануне Второй Мировой войны, но в особенности во время боевых действий и вскоре после войны обозначилась тенденция переезда части первой эмиграции в США.

Таким образом, несмотря на ощутимую азиатскую часть, первую эмиграцию можно без преувеличения обозначить как преимущественно европейскую. Вопрос об ее этническом составе не поддается количественной оценке, но и заметное преобладание русских и других славян так же достаточно очевидно. По сравнению с предреволюционной эмиграцией из России, участие евреев в «первой волне» довольно скромное: эмиграция евреев происходила при этом не на этнических, а скорее на общих социально-политических основаниях.

Как исторический феномен “первая эмиграция” уникальна и в количественном, и в качественном планах. Она стала, во-первых, одним из самых масштабных в мировой истории эмиграционным движением, осуществившимся в необычайно сжатые сроки. Во-вторых, она знаменовала собой перенос на чужую почву целого общественно-культурного слоя, для существования которого на родине уже не имелось достаточных предпосылок: невероятным напряжением сил в изгнании были сохранены и спасены такие ключевые для нее понятия и категории как монархизм, сословность, церковность и частная собственность. “Теперь в эмиграции, - писал В. Даватц, - нашлись все элементы безтерриториальной русской государственности, не только не в дружественной, но во враждебной обстановке. Вся эта масса людей вне родины стала подлинной “Россией в малом”, тем новым явлением, которое так не укладывается в обычные рамки ”.

В третьих, распространенной поведенческой парадигмой этой волны (отчасти связанной с неоправдавшейся надеждой на ее вынужденный и кратковременный характер) стали замыкание на собственную среду, установка на воссоздание в ее составе как можно большего числа имевшихся на родине общественных институтов и фактический (и, разумеется, временный) отказ от интеграции в новое общество . В четвертых, поляризация самой эмигрантской массы и в широком смысле деградация значительной ее части с поразительностью предрасположенностью к внутренним конфликтам и распрям также явились прискорбными выводами, которые приходится констатировать.

Эмиграция между Гражданской и Отечественной войнами

Кроме Белой эмиграции, на первое пореволюционное десятилетие пришлись также фрагменты этнической (и, одновременно, религиозной) эмиграции - еврейской (около 100 тысяч человек, почти все в Палестину) и немецкой (порядка 20-25 тысяч человек), а самый массовый вид эмиграции - трудовой, столь характерный для России до Первой мировой войны, после 1917 года на территории СССР практически прекратился, или, точнее, был прекращен.

По одним данным, между 1923 и 1926 годами около 20 тысяч немцев (в основном, меннонитов) эмигрировало в Канаду , а по другим – в 1925-1930 годах их эмигрировало около 24 тысяч человек, из них 21 тысяча уехали в Канаду, а остальные – в Южную Америку . В 1922-1924 годы около 20 тысяч немецких семей, проживавших на Украине, подали документы на эмиграцию в Германию, но разрешение со стороны немецких властей получили только 8 тысяч. В то же время статистика иммиграции советских немцев в Германию в 1918-1933 годы, по данным МИД Германии, такова: около 3 тысяч человек въехало в 1918-1922, около 20 тысяч в 1923-1928 и около 6 тысяч в 1929-1933 годы. Имеются свидетельства о массовых «походах» в 1920-е годы тысяч немецких семей, добивающихся выезда из СССР, в Москву, к посольствам стран, отказывающих им в приема: в 1923 году – к посольству Германии (16 тысяч человек) , а в конце 1929 года – к посольству Канады (18 тысяч человек) . Отказ встретило и обращение духоборов и молокан Сальского округа о выезде в ту же Канаду.

Говоря о 1920-х годах, следует упомянуть и отдельные «отголоски» Гражданской войны, ведшейся в отдельных районах Средней Азии вплоть до середины 1930-х годов. Так, в начале 1920-х годов (не позднее 1924 года) в северные провинции Афганистана эмигрировало около 40 тысяч декханских (крестьянских) хозяйств из Таджикистана (или, приблизительно, 200-250 тысяч человек), что составляло заметную часть населения Восточной Бухары и привело к резкому сокращению посевов хлопчатника. Из них на протяжении 1925-1927 годов репатриировалось всего лишь около 7 тысяч хозяйств, или примерно 40 тысяч человек. Существенно, что возвращающихся селили не там, откуда они бежали, а преимущественно в Вахшской долине, что диктовалось интересами государства в ее освоении .

Серьезными факторами эмиграции в 1930-е гг. (по крайней мере, в Средней Азии и Казахстане, где режим границ был все еще большей или меньшей условностью) стали коллективизация и вызванный ею голод. Так, исключительно тяжелая ситуация сложилась в 1933 году в Казахстане, где в результате голода и коллективизации поголовье скота сократилось на 90 %. "Большой скачок" в животноводстве (вплоть до поголовного обобществления скота, даже мелкого) и политика принудительного "оседания " кочевого и полукочевого казахского народа обернулись не только голодом и гибелью от 1 до 2 млн. чел., но и массовой откочевкой казахов . Ею, по данным Зеленина, было охвачено не менее 400 тыс. семей, или около 2 млн. чел., а по данным Абылхожина и др. - 1030 тыс. чел., из которых 414 тыс. вернулось в Казахстан, примерно столько же - осело в РСФСР и республиках Средней Азии, а остальные 200 тыс. ушли за рубеж - в Китай, Монголию, Афганистан, Иран и Турцию. Разумеется, это был достаточно длительный процесс, начавшийся в конце 1931 года и нараставший от весны 1932 и весне 1933 года .

Эмиграция и Великая Отечественная война («Вторая волна»)

Что же касается собственно советских граждан, то никогда еще такое их число не оказывалось одновременно за границей, как в годы Великой Отечественной войны. Правда, происходило это в большинстве случаев не только вопреки воле государства, но и вопреки их собственной воле.

Можно говорить приблизительно о 5,45 млн. гражданских лиц, так или иначе перемещенных с территории, принадлежавшей до войны СССР, на территорию, принадлежавшую или контролировавшуюся до войны Третьим Рейхом или его союзниками. С учетом 3,25 млн. военнопленных, общее число депортированных вовне СССР советских граждан составляло, по нашей оценке, около 8,7 млн. чел.

Таблица 2. Лица, до войны проживавшие на территории СССР и перемещенные во время войны за границу (на территорию Германии, ее союзников или оккупированных ими стран)

		Численность
		млн. чел.
	Гражданские интернированные
	Военнопленные
	Остовцы (остарбайтеры-”восточники”)
	“Западники”
	Фольксдойче
	Финны-ингерманландцы
	«Беженцы»
	«Эвакуированные»

Примечание

Источник : Полян П.М. Жертвы двух диктатур: жизнь, труд, унижение и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине / Предисл. Д. Гранина. М.: РОССПЭН, 2002. (Изд. 2-е, перераб. и доп.), с.135-136.

Рассмотрим отдельные контингенты граждан СССР, оказавшиеся в годы войны в Германии и на территории союзных ей или оккупированных ею стран (см. табл. 2). Во-первых, это советские военнопленные. Во-вторых и в-третьих, гражданские лица, насильственно увезенные в Рейх: это остовцы, или остарбайтеры , в немецком понимании этого термина, чему соответствуюет советский термин остарбайтеры-“восточники” (то есть рабочие, вывезенные из старосоветких областей), и остарбайтеры-“западники” , проживавшие в районах, аннексированных СССР в соответствии с пактом Молотова-Риббентропа. В-четвертых, это фольксдойче и фольксфинны , то есть немцы и финны - советские граждане, которых НКВД попросту не успело депортировать вслед за большинством их соплеменников, на долгие годы ставших “спецпоселенцами”. В-пятых и в-шестых, это так называемые “беженцы и эвакуированные ”, то есть советские гражданские лица, вывезенные или самостоятельно устремившиеся в Германию вслед (а точнее, перед) отступающим вермахтом. Беженцами, в основном, были люди, тем или иным образом сотрудничавшие с немецкой администрацией и по этой причине не питавшие особых иллюзий относительно своей будущности после восстановления советской власти; эвакуированных, напротив, увозили в не меньшей степени насильно, чем классических “остарбайтеров”, очищая тем самым оставляемую противнику территорию от населения, которое, в ином случае, могло бы быть использовано против немцев. Тем не менее в той скупой статистике, которой мы о них располагаем, обе категории, как правило, объединены. Седьмую, а если в хронологическом плане - то первую, категорию составляли гражданские интернированные - то есть дипломаты, сотрудники торговых и иных представительств и делегаций СССР, моряки, железнодорожники и т.д. и т.п., застигнутые началом войны в Германии и интернированные (как правило, непосредственно 22 июня 1941 года) на ее территории. Количественно эта категория ничтожна.

Часть этих людей не дожила до победы (особенно много таких среди военнопленных), большинство - репатриировались на родину, но многие от репатриации уклонились и остались на Западе, став ядром так называемой “Второй волны” эмиграции из СССР. Максимальная количественная оценка этой волны составляет примерно 500-700 тысяч человек, большинство из них - выходцы из Западной Украины и Прибалтики (участие в этой эмиграции евреев, по понятным причинам, было исчезающее малой величиной).

Первоначально полностью сконцентрировавшись в Европе, как часть более широкой массы «ДиПи», или перемещенных лиц, многие представители второй волны в течение 1945-1951 годов покинули Старый Свет и переехали в Австралию, Южную Америку, в Канаду, но в особенности – в США . Доля тех из них, кто в конечном счете остался в Европе, поддается лишь приблизительной оценке, но в любом случае она никак не больше трети или четверти. Таким образом, у второй волны, по сравнению с первой, уровень «европейскости» существенно ниже.

Таким образом, можно говорить приблизительно о 5,45 млн. гражданских лиц, так или иначе перемещенных с территории, принадлежавшей до войны СССР, на территорию, принадлежавшую или контролировавшуюся до войны Третьим Рейхом или его союзниками. С учетом 3,25 млн. военнопленных, общее число депортированных вовне СССР советских граждан составляло, по нашей оценке, около 8,7 млн. чел.

Постараемся, хотя бы приблизительно, подвести демографический баланс принудительных депортаций граждан СССР в Германию и их репатриации. Данными для корректного сопоставления степени репатриированности по всем указанным в табл. 3 категориям мы не располагаем, так что нижеследующая таблица составлена в значительной степени экспертным путем.

Таблица 3. Лица, проживавших до войны на территории СССР и оказавшихся во время войны на территории Германии и союзных ей стран, по отношению к репатриации в СССР

		Численность
		млн. чел.
	ВСЕГО, в том числе
	Умерли или убиты
	Репатриированы немцами (“возвратники”)
	Саморепатриировались
	Репатриированы государством
	Уклонились от репатриации (“невозвращенцы”)

Примечание : Расчеты оценочные и неокончательные.

Источник : Полян П.М. Жертвы двух диктатур: жизнь, труд, унижение и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине / Предисл. Д. Гранина. М.: РОССПЭН, 2002. (Изд. 2-е, перераб. и доп.), с.143.

Сколько же “невозвращенцев” советского происхождения осталось после Второй мировой войны на Западе?

По одной из официальной оценок, сделанных Управлением по репатриации на основании неполных данных к 1 января 1952 года, за границей все еще оставалось 451561 советских граждан . Сделанная нами оценка – около 700 тысяч человек – базируется на том реалистическом допущении, что значительная часть ДиПи действовала на своей страх и риск и старалась всячески избегать регистрации и помощи даже со стороны международных организаций.

Если в 1946 году более 80% невозвращенцев находилось внутри западных оккупационных зон в Германии и Австрии, то теперь же на них приходилось лишь около 23% от их числа . Так, во всех шести западных зонах Германии и Австрии находилось 103,7 тысячи человек, тогда как в одной только Англии - 100,0, Австралии - 50,3, Канаде - 38,4, США - 35,3, Швеции - 27,6, Франции - 19,7 и Бельгии - 14,7 тысячи “временно нерепатриированных” . В этой связи весьма выразительной является этническая структура невозвращенцев . Больше всего среди них было украинцев - 144934 человека (или 32,1%), далее шли три прибалтийских народа - латыши (109214 человек, или 24,2%), литовцы (63401, или 14,0%) и эстонцы (58924, или 13,0%). На всех них, вместе с 9856 белорусами (2,2%), приходилось 85,5% зарегистрированных невозвращенцев. Собственно, это и есть, с некоторым огрублением и завышением , квота “западников” (в терминологии Земскова) в структуре этого контингента. По оценке самого В.Н. Земскова, “западники” составляли 3/4, а “восточники” - только 1/4 от числа невозвращенцев . Но скорее всего доля “западников” еще выше, особенно если предположить, что в категорию “другие” (33528 человек, или 7,4%) затесалось достаточное количество поляков. Русских же среди невозвращенцев - всего 31704, или 7,0%.

В свете этого становится понятным и масштаб западных оценок числа невозвращенцев, на порядок более низких, чем советские и как бы сориентированных на число русских по национальности в этой среде. Так, по данным М. Проудфута, официально зарегистрированы как “оставшиеся на Западе” около 35 тысяч бывших советских граждан .

Но как бы то ни было, опасения Сталина оправдались и десятки и сотни тысяч бывших советских или подсоветских граждан так или иначе, правдами или неправдами, но избежали репатриации и все-таки составили так называемую “вторую эмиграцию ”.

Эмиграция и Холодная война (“третья волна”)

Третья волна (1948-1986) - это, по сути, вся эмиграция периода “холодной войны”, так сказать, между поздним Сталиным и ранним Горбачевым. Количественно она укладывается приблизительно в полмиллиона человек, то есть близка результатам “второй волны”.

Качественно же она состоит из двух весьма непохожих слагаемых: первое составляют не вполне стандартные эмигранты - принудительно высланные («выдворенные») и перебежчики, второе – “нормальные” эмигранты, хотя “нормальность” для того времени была вещью настолько специфической и изнурительной (с поборами на образование, с обличительными собраниями трудовых и даже школьных коллективов и другими видами травли), что плоховато совмещалось с реальными демократическими нормами.

Особыми и весьма специфическими иммигрантами были разного рода перебежчики и невозвращенцы. “Розыскной список КГБ” на 470 человек, из них 201 - в Германию (в т.ч. в американскую зону - 120, в английскую - 66, во французскую - 5), 59 в Австрию . Устроилось большинство из них в США - 107, в ФРГ - 88, в Канаде - 42, в Швеции - 28, в Англии - 25 и т.д. С 1965 года “заочные суды” над перебежчиками заменили “указами об аресте” .

Количественно же доминировали, разумеется, “нормальные” эмигранты. Суммарные показатели третьей волны, согласно С. Хайтману, таковы: за 1948-1986 годы из СССР выехало около 290000 евреев, 105000 советских немцев и 52000 армян . Внутри этого периода С. Хайтман различает три специфических подэтапа: 1948-1970, 1971-1980 и 1980-1985 годы (см. табл. 4):

Таблица 4. Эмиграция из СССР евреев, немцев и армян (1948-1985)

Периоды	Евреи, чел.	Евреи, %	Немцы, чел.	Немцы, %	Армяне, чел.	Армяне, %	Итого, чел.	Итого,%	В сред-нем

Источник : Heitman S. The Third Soviet Emigration:Jewish, German and Armenian Emigration from the USSR since World War II // Berichte des Bundesinstituts für ostwissenschaftliche und internationale Studien №21, 1987, s.24 (цифры округлены).

До 1980-х годов евреи составляли большинство, причем, чаще решительное большинство эмигрантов из СССР. На первом подэтапе, давшем всего 9% "третьей эмиграции", еврейская эмиграция хотя и лидировала, но не доминировала (всего лишь 2-хкратный перевес над армянской и совсем незначительный - над немецкой эмиграцией). Но на самом массовом втором подэтапе (давшем 86% еврейской эмиграции за весь период), даже при дружном, почти 3-хкратном росте немецкой и армянской эмиграции, еврейская эмиграция прочно доминировала (с долей в 72%), и только на третьем подэтапе она впервые уступила лидерство эмиграции немецкой.

В отдельные годы (например, в 1980 году) число эмигрантов-армян почти не уступало эмигрантам-немцам, причем для них характерной была неофициальная эмиграция (каналом которой скорее всего было невозвращенчество после гостевой поездки к родственникам) .

На первом подэтапе практически все евреи устремились в "землю обетованную" - Израиль, из них около 14 тысяч человек не напрямую, а через Польшу. На втором - картина изменилась: в Израиль направлялось только 62,8% еврейских эмигрантов, остальные предпочитали США (33,5%) или другие страны (прежде всего Канаду и европейские страны). При этом число тех, кто выезжал прямо с американской визой, было сравнительно небольшим (на протяжении 1972-1979 годов оно ни разу не превысило 1000 человек). Большинство же выезжали с израильской визой, но с фактическим правом выбора между Израилем и США во время транзитной остановки в Вене: здесь счет шел уже не на сотни, а на тысячи людских душ. Именно тогда многие советские евреи осели и в крупных европейских столицах, прежде всего в Вене и Риме, служивших своего рода перевалочными базами еврейской эмиграции в 1970-е и 1980-е годы; позднее поток направлялся также через Будапешт, Бухарест и др. города (но немало было и таких, кто, приехав в Израиль, уже оттуда переезжал в США).

Интересно, что весьма повышенной эмиграционной активностью на этом этапе отличались евреи - выходцы из Грузии и из аннексированных СССР Прибалтики, Западной Украины и Северной Буковины (преимущественно из городов - прежде всего Риги, Львова, Черновиц и др.), где - за исключением Грузии - антисемитизм был особенно “в чести”. Как правило, это были глубоко верующие иудаисты, часто с не прерывавшимися родственными связями на Западе.

С конца 1970-х годов сугубо еврейская эмиграция раскололась надвое и почти поровну , даже с некоторым перевесом в пользу США, особенно если учесть тех, кто переехал туда из Израиля . Первенство США продержалось с 1978 по 1989 годы, то есть в те годы, когда сам по себе поток еврейских эмигрантов был мал или ничтожен. Но огромным “заделом” очередников и отказников, накопившимся за предыдущие годы, было предопределено то, что, начиная с 1990 года, когда на Израиль пришлось 85% еврейской эмиграции, он снова и прочно лидирует . (Впрочем, и это лидерство спустя всего 12 лет пресеклось, когда в 2002 году - впервые в истории еврейской иммиграции из СССР - первое место среди стран приема заняла Германия!)

При этом в целом третью волну можно считать наиболее этнизированной (других механизмов уехать, кроме как по еврейской, немецкой или армянской линиям, просто не было) и в то же время наименее европейской из всех перечисленных: ее лидерами попеременно были Израиль и США. И только в 1980-е годы, когда еврейскую этническую миграцию обогнала немецкая, обозначился и поворот ее курса в сторону «европеизации» - тенденция, которая в еще большей степени проявила себя в «четвертой волне» (специфичной еще и новым – германским – направлением еврейской эмиграции).

Эмиграция и перестройка (“Четвертая волна”)

Начало этому периоду следует отсчитывать с эпохи М.С. Горбачева, но, впрочем, не с самых первых его шагов, а скорее со «вторых», среди которых важнейшими были вывод войск из Афганистана, либерализация прессы и правил въезда и выезда в страну. Фактическое начало (точнее, возобновление) еврейской эмиграции при Горбачеве датируется апрелем 1987 года, но статистически это сказалось с некоторым запозданием. Повторим, что этот период, в сущности, продолжается и сейчас, поэтому его количественные оценки нужно обновлять ежегодно.

В любом случае они оказались гораздо скромнее тех апокалиптических прогнозов о будто бы накатывающем на Европу "девятом вале" эмиграции из бывшего СССР мощностью, по разным оценкам, от 3 до 20 миллионов человек, - наплыве, которого Западу даже чисто экономически не по силам было бы выдержать. На деле же ничего “страшного” на Западе не произошло. Легальная эмиграция из СССР оказалась неплохо защищена законодательствами всех западных стран и по-прежнему ограничена представителями лишь нескольких национальностей, для которых – опять-таки лишь в нескольких принимающих их странах - создана определенная правовая и социальная инфраструктура.

Речь идет в первую очередь об этнических немцах и евреях (в меньшей степени - о греках и армянах , в еще меньшей степени и в самое последнее время - о поляках и корейцах). В частности, Израиль создал правовые гарантии для иммиграции (репатриации) евреев, а Германия – для иммиграции немцев и евреев, проживавших на территории б. СССР.

Так, согласно германской Конституции и Закону об изгнанных (Bundesvertriebenengesetz), ФРГ обязалась принимать на поселение и в гражданство всех лиц немецкой национальности, подвергшихся в 40-е гг. изгнанию с родных земель и проживающих вне Германии. Они приезжали и приезжают или в статусе “изгнанных” (Vertriebene), или в статусе “переселенцев” или так называемых “поздних переселенцев” (Aussiedler или Spätaussiedler) и практически сразу же, по первому же заявлению получают немецкое гражданство.

В 1950 году в ФРГ проживало около 51 тысяч немцев, родившихся на территории, до 1939 года входившей в СССР. Это оказалось немаловажным для начала немецкой иммиграции из Советского Союза, поскольку на первом ее этапе советская сторона шла навстречу главным образом в случаях воссоединения семей. Собственно немецкая эмиграция из СССР в ФРГ началась в 1951 году, когда “на родину” выехал 1721 этнический немец. 22 февраля 1955 года Бундестаг принял решение о признании ФРГ гражданства, принятого во время войны, что распространило действие “Закона об изгнанных” на всех немцев, проживавших в Восточной Европе. Уже к маю 1956 года в немецком посольстве в Москве скопилось около 80 тысяч заявлений советских немцев на выезд в ФРГ . В 1958-1959 годах число немецких эмигрантов составило 4-5,5 тысяч человек. Долгое время рекордным был результат 1976 года (9704 иммигрантов). В 1987 году “пал” 10-тысячный рубеж (14488 человек), после чего практически каждый год планка поднималась на новую высоту (чел.): 1988 год - 47572, 1989 год - 98134, 1990 год - 147950, 1991 год - 147320, 1992 год - 195950, 1993 год - 207347 и 1994 год - 213214 человек. В 1995 году планка устояла (209409 человек), а в 1996 году - двинулась вниз (172181 человек), что объясняется не столько политикой воссоздания благоприятных условий для проживания немцев в Казахстане, России и т.д., сколько предпринятым правительством ФРГ ужесточением регламента переселения, в частности, мерами по прикреплению переселенцев к предписанных им землям (в том числе и восточным, где сейчас проживает около 20%), но в особенности обязательством сдавать экзамен на знание немецкого языка (Sprachtest) еще в на месте (на экзамене, как правило, “проваливается” не менее 1/3 допущенных к нему).

Тем не менее 1990-е годы стали, по существу, временем самого что ни на есть обвального исхода российских немцев из республик бывшего СССР. Всего оттуда в ФРГ за 1951-1996 годы переселилось 1549490 немцев и членов их семей. По некоторым оценкам, немцы “по паспорту” (то есть прибывшие на основании §4 “Закона об изгнанных”) составляют среди них примерно 4/5: еще 1/5 приходится на их супругов, потомков и родственников (в основном, русских и украинцев). К началу 1997 года в Казахстане, по тем же оценкам, осталось менее 1/3 проживавших там ранее немцев, в Киргизии - 1/6, а в Таджикистане немецкий контингент практически исчерпан. Интенсивность немецкой эмиграции из России гораздо ниже; мало того, отмечается заметная немецкая иммиграция из среднеазиатских государств в Россию .

Некоторые итоги и тренды

Итак, какими предстают советские эмиграционные тренды?

Тренд первый - внутриполитический: налицо несомненное усиление легитимности (но еще цивилизованности!) эмиграции. Эмигранты холодной войны - по-прежнему «предатели родины», но они уезжают легитимно и санкционировано, по определенным правилам: поэтому убивать их не нужно, а вот травить и клеймить – сколько угодно.

Тренд второй - ментальный: от сознательно взятого на себя креста сохранения и охранения специфических ценностей российской самоидентичности в изгнании (с патриотически-монархическим уклоном) и от самого изгнания как сосуда, или заповедника (или даже гетто) для последних – до космополитической установки еврейской (и, отчасти, немецкой) молодежи на ускоренную интеграцию в западную жизнь и максимальный отрыв от ценностей советских, отчасти по-прежнему разделяемых поколением их собственных родителей, так же при этом эмигрировавших.

Тренд третий – культурно-географический: российская эмиграция началась как эмиграция в Европу, но вплоть до 1980-х годов роль Европы в советском эмиграционном потоке неуклонно падала. Если в «первой волне» она явно доминировала над Азией и Америкой, да и внутренне была представлена широко (Сербия, Болгария, Чехословакия, Германия или Франция), то во «второй волне» Европа служила не более чем трамплином в Новый Свет, в основном, в США, Южную Америку и Австралию (туда же, кстати, в это время потянулись и представители «первой волны»). «Деевропеизация» эмиграции из СССР еще более усилилась в «третьей волне», но только до известного временного предела – начала 1980-х гг., когда роль «европеизаторов» эмиграционного потока взяли на себя советские немцы, проживавшие в это время, в основном, в Азиатской части СССР (в 1990-е годы к ним «присоединились» и евреи, которых начала принимать Германия).

Положение Российской Федерации на “миграционной” карте противоречиво: ее относят и к странам иммиграции, и к странам эмиграции. Для жителей бывших республик СССР Россия пока является более привлекательной и безопасной, именно они дают 98% “въезда” в Российскую Федерацию.

А вот по отношению к развитым государствам Запада Российская Федерация традиционно выступает как страна “выезда”. Эмиграционный поток значительно уступает иммиграционному. Тем не менее он достаточно важен, т.к. обычно уезжает наиболее активная, образованная, трудолюбивая часть населения. Кроме того, анализ фиксируемой эмиграции косвенно характеризует и скрытую эмиграцию. Специалисты, выезжающие на долгосрочные стажировки и на работу в западные фирмы, обычно стремятся там закрепиться и остаться навсегда.

Размер эмиграции заметно подскочил в конце 1980-х годов, когда начала действовать горбачевская либерализация въезда и выезда в СССР. Впервые за всю историю внешней миграции России эмиграция приобрела цивилизованные черты. За последние 10-12 лет из Российской Федерации в дальнее зарубежье только официально и на постоянное место жительство выехало более 1 млн. человек. Ежегодная эмиграция составила в среднем от 80 до 100 тысяч человек, то есть почти столько же, сколько за предыдущее десятилетие изо всего СССР.

В последние два-три года наметилась тенденция к сокращению въезда и выезда из России, что сопровождается повышением доли близких соседей России. Всплески эмиграции напрямую связаны с кризисными явлениями, и ее рост вполне возможен, если эти явления будут нарастать или сохраняться.

Основной поток выезжающих приходится на три страны - Германию, Израиль и США. Для большинства стран увеличение въезда из России происходило в периоды политических и экономических кризисов 1991 и 1993 годов, подтолкнувших еще не вполне созревших к принятию решения о выезде граждан.

Однако пик эмиграции оказался растянутым, для разных стран он наступил не одновременно. Причинами тому – наличие больших контингентов потенциальных эмигрантов, легитимных для трех упомянутых стран иммиграции, и иммиграционная политика этих государств, а также социально-экономическая ситуация внутри самой России.

Структура эмиграции, однако, претерпевала и другие постепенные изменения. Первыми в 1990 году пика иммиграции из России достигли Израиль и Греция, принявшие уже давно «готовых» к эмиграции советских граждан. Далее пик наступил для США (1993), которые плавно регулировали иммиграционный поток из бывшего СССР. Позже других это произошло с Германией. Менее мобильные, по сравнению с более урбанизированными российскими евреями и греками, российские немцы активнее всего выезжали из России в 1993-1995 годах.

Тенденции последних двух лет состоит в том, что, начиная с 1997 года, наметилось снижение совокупной доли Германии, Израиля и США - за счет увеличения доли других государств. Прежде всего это ближайшие соседи России, а также страны, судьба которых в разные исторические периоды была тесно связана с судьбой Российского государства. Своего эмиграционного максимума, в частности, достигли поляки и финны. Не видя видимо, никаких особых перспектив в России, они сочли, что на своей этнической родине – в Польше или Финляндии - им будет лучше.

Особенно заметно растет и число выезжающих в Канаду и Австралию, что связано с относительно либеральной иммиграционной политикой обеих стран.

В последние два года обнажили еще одну проблему - резко возросшую после заключение двустороннего соглашения по этому вопросу китайскую иммиграцию из Китая (главным образом в Приморье), которая, по официальным данным, примерно вдвое превосходила их выезд обратно. КНР присоединилась к небольшому кругу стран, в основном развивающихся (Афганистан, Пакистан, Корея, Болгария), имеющих в последние два года положительный баланс с РФ, однако отличается от них значительными размерами миграционного обмена с РФ.

Один из наиболее важных факторов эмиграции - этнический. Среди стран въезда выделяются государства, эмиграция в которые в значительной степени носит этнический характер. Это прежде всего Германия и Израиль, причем Германия из стран бывшего СССР принимает не только немцев, но и евреев. Основная доля сельской эмиграции из России приходится на Германию: это - российские немцы из Поволжья, Западной Сибири, Северного Кавказа.

Последняя сочетает в себе этническое и религиозное начала и до известной степени так же может рассматриваться как религиозная.
Кабузан В. М. Русские в мире: Динамика численности и расселения (1719-1989). Формирование этнических и политических границ русского народа. СПб.: Блиц, 1996. И именно такое происхождение у косовских адыгов, репатриировавшиеся в Россию в 1998 г. после обострения внутриполитической ситуации в Косово.
Оболенский (Осинский) В.В. Международные и межконтинентальные миграции в довоенной России и СССР. М.: ЦСУ СССР, 1928, с. 20.
Кабузан, 1996, с.313.
Попов А.В. Русское зарубежье и архивы. Документы российской эмиграции в архивах Москвы: проблемы выявления, комплектования, описания, использования. М.: Историко-архивный ин-т РГГУ, 1998, с.29-30.
Применительно же к общей периодизации еврейской иммиграции в США, в скромных масштабах начавшейся еще в середине XVII века, эта волна составила ее третий и самый массовый этап, простираемый исследователями от 1880 до 1924 гг., когда иммиграционное законодательство США резко ужесточилось. Два предыдущих этапа составили иммиграция голландских, испанских и португальских евреев-сефардов (с середины XVII до первой четверти XIX вв.) и немецких, а также польских и венгерских евреев-ашкенази, говоривших главным образом на идиш (с 1830-х по 1880-е гг.). Из приблизительно 250 тыс. евреев, насчитывавшихся в США в 1877 году, 200 тыс. приходилась на немецких евреев. Более половины из них селились в Нью-Йорке и в северо-восточных штатах, по 20 % - в северных центральных и южных атлантических штатах и еще 10 % - в западных. Именно к этой иммиграционной волне немецких ашкенази восходит образование наиболее модернизированного течения в иудаизме (реформизм). См.: Нитобург Э.Л. Евреи в Америке на исходе XX века. М.: Чоро, 1996, с.4-8.Пушкарева Н.Л. Пути формирования русской диаспоры после 1945 г. // Этнографическое обозрение. - 1992. - №6. - С.18-19.
См.: Фельштинский Ю. К истории нашей закрытости. Законодательные основы советской иммиграционной и эмиграционной политики. Лондон: Overseas Publications Interchange Ltd, 1988, с. 70-78, 83-97.
Полян П.М. Жертвы двух диктатур: жизнь, труд, унижение и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине / Предисл. Д. Гранина. М.: РОССПЭН, 2002. (Изд. 2-е, перераб. И доп.)
Зайончковская Ж.А. Эмиграция в дальнее зарубежье // Демоскоп Weekly №27-28, 30 июля – 12 августа 2001 года
Этой «волне» посвящена специальная статья ЖА.Зайончковской в настоящем разделе монографии. Некоторым новейшим тенденциям миграционного обмена с так называемым «дальним зарубежьем», в первую очередь еврейской и немецкой эмиграции, посвящены специальные статьи автора (Полян П.М. «Вестарбайтеры»: интернированные немцы в СССР (предыстория, история, география). Учебное пособие для спецкурса. Ставрополь; Москва; Изд. СГУ, 1999; Полян П.М., Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. М., 2001а и др.). О тенденциях миграционного обмена России с новыми независимыми государствами, возникшими на месте СССР, см. в других статьях Ж.А. Зайончковской в настоящем издании. – Ред.
Мелихов, 1997, с.195.
Мелихов, 1997, с.58.
Пивовар Е.Ю., Герасимов Н.П. и др., Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов (гражданские беженцы, армия, учебные завеедния). Учебное пособие для студентов. М.: Историко-архивный институт РГГУ, 1994, с.26, со ссылкой на: ГАРФ, ф.5809, оп.1, д.100, л.27 .
РГВА, ф.6, оп.4, д.418, л.30-30об.; д.596, л.187-187 об.; ф.33988, оп.2, д.213, л.307 .
Пивовар, Герасимова и др., 1994, с.10, со ссылкой на: ГАРФ, ф.5809, оп.1, д.98, л.189 . Данные за 1921 г. не сохранились.
Из них около 25 тыс. детей, 35 тыс. женщин, до 50 тыс. мужчин призывного возраста (от 21 до 43 лет) и около 30 тыс. пожилых мужчин (Пивовар, Герасимова и др., 1994, с.12, со ссылкой на: РГВА, ф.33988, оп.2, д.596, л.187об.; ф.7, оп.2, д.734, л.10; ф.109, оп.3, д.360, л.4об.; д.373, л.20) .
Пивовар, Герасимова и др., 1994, с.11, со ссылкой на: РГВА, ф.101, оп.1, д.148, л.58; ф.102, оп.3, д.584, л.89-90.
Пивовар, Герасимова и др., 1994, с.13, со ссылкой на: РГВА, ф.7, оп.2, д.386, л.4; ф.109, оп.3, д.365, л.4об.; д.373, л.22; ф.33988, оп.2, д.213, л.364об.
Пивовар, Герасимова и др., 1994, с.19.
Пивовар, Герасимова и др., 1994, с.14, со ссылкой на: ГАРФ, ф.5809, оп.1, д.87, л.1.
28.09.1922 отплыл и 30.09.1922 приплыл пароход “Обербургомистр Хакен” с учеными из Москвы и Казани (30 или 33 чел., с членами семей - около 70), а 15.11.1922 отплыл и 18.11.1922 приплыл пароход “Пруссия” с учеными из Петрограда (17 чел., с членами семей - 44). Всех депортированных предварительно арестовывали (см.: Геллер М., Первое предупреждение: удар хлыстом // Вестник Русского студенческого христианского движения. Париж, 1979, Вып. 127. с. 187-232; Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. Спб., 1994, с. 188-208).
Фельштинский, 1988, с.149.
Пивовар, Герасимова и др., 1994, с.35. В 1931 г. было основано так называемое "Ведомство Нансена" (Nansen-Amt), а в 1933 г. заключена конвенция о беженцах. Международные Нансеновские паспорта, вместе с помощью Фонда Нансена, помогли выжить и ассимилироваться миллионам людей. Nansen-Amt работал до 1938 г., заботясь о 800 тыс. русских и украинских, а также 170 тыс. армянских беженцах из Турции (позднее им пришлось заниматься и примерно 400 тыс. еврейскими беженцами из Германии).
Пивовар, Герасимова и др., 1994, с.12, со ссылкой на: РГВА, ф.7, оп.2, д.730, л.208, 251об.; ф.109, оп.3, д.236, л.182; д.368, л.8об.
Kulischer A., Kulischer E.M. Kriege und Wanderzuge: Weltgeschichte als Volkerbewegung. Berlin, 1932. Вслед за ними ту же оценку дает А. Поляков и многие другие авторы.
Kulischer E.M. Europe on the Move: War and Population Changes, 1917-1947. N.Y. Columbia UP, 1948, p.53-56. Интересно, что часть эмигрантов была амнистирована советским правительством и возвратилась в СССР, например, 122 тыс. казаков во главе с генералом Слащевым, вернувшихся в 1922 году. К 1938 году число возвращенцев составило почти 200 тыс. чел.
Сообщено К. Стаднюк (Донецк).
В начале 1930 г. Канада приостановила прием советских немцев (сообщено И.Силиной, Барнаул).
Курбанова Ш.И. Переселение: как это было. Душанбе: Ирфон, 1993, с.56, со ссылками на Архив Коммунистической партии Таджикистана (ф.3, оп.1, д.5, л.88 и ф.3, оп.5, д.3, л.187 ). Тот же автор сообщает, что в 1931 г. на строительство Вахшской ирригационной системы прибыло немалое количество иностранной рабочей силы из Афганистана, Ирана и Индии (Курбанова, 1993, с.59-60).
Правильнее было бы сказать - по "оседланию"!
Абылхожаев Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б. Казахстанская трагедия // Вопросы истории. 1989, №7 с.67-69.
Полян П.М. Жертвы двух диктатур: жизнь, труд, унижение и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине. М, 2003, с.566-576.
ГАРФ. Ф.9526, оп. 1, д.7, с.3 (близкая цифра известна и для октября 1951 года). Методика исчисления этой цифры в отчете никак не раскрыта, но не исключено, что была предпринята попытка как-то учесть и тех, кто счастливо избежал не только советских притязаний, но и советской регистрации. По другим - еще менее поддающимся проверке - сведениям, число невозвращенцев составляло от 1,2 до 1,5 млн. человек (что представляется, напротив, величиной определенно завышенной).
ГАРФ. Ф.9526, оп. 1, д.7, с.3-4.
Полян, 2002, с.823-825. Кроме того 4172 человека остались в европейских социалистических странах (ГАРФ. Ф.9526, оп.1, д.7, с.3-6).
Полян, 2002, с. 823-825.
Из-за “восточников”, выдающих себя за “западников” (обратные случаи, полагаем, представимы только в случаях засылки разведчиков в СССР).
Земсков В.Н. К вопросу о репатриации советских граждан 1944-1951 гг. // История СССР №4 1990, с.37-38.
См.: Proudfoot M.J. European Refugees. 1939-1952. A Study on Forced Population Movement. London, 1957, p. 217-218.
Смерть Сталина привела к определенному смягчению режима. 1 сентября 1953 года было упразднено Особое Совещание при НКВД-МГБ СССР, осудив за неполные 19 лет своего существования 442531 человек, из них 10101 человек - к расстрелу. (РГАНИ, ф.89, оп.18, д.33, л.1-5 ). Большинство (360921 человек) было осуждено к различным срокам лишения свободы, еще 67539 человек к ссылке и высылке в пределах СССР и 3970 человек к другим мерам наказания, в том числе к принудительной высылке за границу (См. в датированной декабрем 1953 г. записке С. Круглова и Р. Руденко Н.Хрущеву). Самый знаменитый высланный - это, по-видимому, Троцкий.
Данные эмигрантского журнала «Посев».
Петров Н. Советские перебежчики // Посев №1, 1987, с.56-60.
Heitman S. The Third Soviet Emigration: Jewish, German and Armenian Emigration from the USSR since World War II // Berichte des Bundesinstituts für ostwissenschaftliche und internationale Studien №21, 1987.
Интересно, что, по некоторым оценкам, число армян, покинувших СССР в 1989 и 1990 годах, составляло от 50 до 60 тысяч человек (сводная таблица, составленная М. Фешбахом по данным Посольства Израиля в США; Министерства абсорбции Израиля; HIAS; МИД и МВД ФРГ; приемного центра во Фридланде; Землячества российских немцев; Госдепартамента США и С. Хейтмана).
По данным Э.Л. Нитобурга, таких лиц, фактически сохраняющих при этом двойное гражданство, в США насчитывается в общей сложности 200 тысяч человек (Нитобург, 1996, с.128).
Гительман, 1995.
Необходимо отметить, что ранее армянская эмиграция играла более существенную роль, чем теперь. В 1950-е годы 12 тысяч человек эмигрировали во Францию, а за последующие 30 лет - 40 тысяч человек в США (см.: Heitman. ,1987).
Кригер В. В начале пути. Ч3: Демографические и миграционные процессы среди немецкого населения СССР (СНГ) // Восточный экспресс (Ален) №8, 1997 с. 5.
По: Кригер, 1997.