Гражданское неповиновение определение. Гражданское неповиновение: понятие, проявление активной формы и яркие примеры. Фундаментальные исследования

§ 2. Хайдеггер и Кант. Проблема сознания и проблема человека. Анализ хайдеггеровской интерпретации «Критики чистого разума» Как следует из введения в «Бытие и время», интерпретация кантовской философии должна была составить один из разделов II части этой работы, которая

Адольф Райнах. Априорные основания гражданского

Проблема архитектурного смысла – проблема архитектуры Но в чем же состоит все-таки странность и сложность проблемы архитектурной семантики, вобравшей в себя и специфику самой архитектуры, и особенности истории искусства или искусствознания?Существенные особенности

Проблема архитектурного смысла – проблема истории искусства Так мы приходим к кругу проблем, связанных уже не столько с самим строительным искусством, сколько с наукой, которая призвана анализировать и как раз интерпретировать, в том числе, и архитектурные памятники

Гражданское неповиновение не было бы возможным без западной традиции свободы совести, великолепным образцом чего является защита Сократа. В тот момент, впервые в истории Европы произошел конфликт между идеалом «хорошего человека» и «хорошего гражданина», или же между моралью и обязанностями гражданина. Для Сократа этот конфликт означал, как известно, смерть. Согласно Аристотелю, быть «хорошим человеком» возможно только в хорошо устроенном государстве. Доктрина гражданского неповиновения вырастает из историко-философского наследия Запада, которое поставило вопрос о праве на сопротивление. Право на сопротивление «Тот, кто сопротивляется властелину, тот сопротивляется Божьему повелению», - учил св. Павел. Из этого замечания Павла следует, как максимум, доктрина пассивного сопротивления, которую наиболее полно представил св. Августин. В земном государстве обитают люди, испорченные первородным грехом (но также и добродетельные члены Божьей державы). В «Граде Божьем» различаются два миропорядка: земной и небесный. «Таким образом, земное государство, не живущее согласно вере, стремится к земному миру, а согласие граждан повиноваться основывается на том, чтобы господствовала определенная согласованность человеческих волей относительно дел, связанных с бренной жизнью». Земное государство является следствием греха, поэтому мы не можем надеяться, чтобы оно руководствовалось справедливостью. А справедливость - это управление согласно закону и пользе, проистекающей из совместного проживания. Подобная справедливость существует там, где действует закон -Божий, то есть, в Божьем государстве. В земном государстве (civitas terrena) неизбежно принуждение и иерархия: «Мир в государстве - это упорядоченное согласие граждан относительно управления и повиновения». Потому они руководствуются в этом велениями Бога. С существенным, правда, исключением: если власть не выполняет своих очевидных обязанностей, она является властью несправедливой, в земном смысле. Это обязанности заботиться о подданных и помогать им. С ними связан существенный атрибут власти - возможность управлять. Что же делать, если власть этих обязанностей не выполняет? Тогда возникает право на сопротивление; ведь отношение к власти основывается на взаимных обязательствах: «те, кто приказывают, по сути дела, служат тем, которые им подчиняются». Обязательства, на самом деле, неравно определенные, зато очевидные и установленные. А потому отношения властелин-подданный нельзя перевернуть, нужно их принять, как элемент нестабильного порядка, который может быть изменен только по воле Божьей. Рассмотрение права на сопротивление следует начать с фактов, чтобы затем перейти к идее и нормам права (Я. Башкевич/J. Baszk- iewicz/«Политическая мысль средневековья»). Факты - это бунты, отказ повиноваться, войны феодалов против королевской власти. Только позже появились документы о праве на коллективное сопротивление - английская «Великая хартия вольностей» 1215 г. Иоанна Безземельного и «Золотая булла» венгерского короля Андрея II 1222 г. Большое значение имела идеология, выработанная церковью - особенно, по вопросу границ повиновения несправедливому властителю, который попирает основные добродетели. Появилась также проблема властелина-тирана, нарушающего законы. «Римский принцип lex regia (закон короля) мог быть интерпретирован двумя способами. Либо можно было принять, что народ, изначальный хранитель власти, передал монарху ее сущность полностью и, ничего не оставив себе. Либо же можно было принять, что народ оставил себе сущность власти, передав монарху право на ее отправление |.. .| Второе из указанных решений могло привести, и со временем приводило, к теории представительства; чаще всего ее связывали с учением о тиране, утверждая, что с того момента, как монарх становится тираном, сущность власти возвращается к народу, который может его устранить» (Ст. Гжибовский/St. Grzy- bowski!«История политических учений»). Наиболее зрелое определение тирании было представлено св. Фомой Аквинским, хотя, несомненно, оно было вдохновлено трактатом Иоанна из Солсбери «Policraticus». Св. Фома, особенно, в своем трактате «О власти» придерживается того мнения, что отсутствие моральных качеств не делает властителя тираном. Тираном есть тот, кто получил власть в результате вероломства или насилия, то есть узурпатор. Тираном является также властитель, который плохо использует власть. В подобной ситуации лучшими являются превентивные действия, а не активное сопротивление. Восстание может привести к еще более жестокой тирании. Чтобы понять доводы, которые приводит св. Фома, обосновывая допустимость, при определенных условиях, силового решения проблемы тирании, следует сослаться на его приведенные выше рассуждения о политике и государстве. Только после этой характеристики политической концепции Фомы можно перейти к изложению его взглядов на проблему тирании и на условия сопротивления подданных несправедливой власти. Характеристика тирана. На вопрос, кем является тиран, св. Фома отвечает следующее: «| | правление становится неспра ведливым, если, пренебрегая общим благом общества, властитель стремится к частному благу. Поскольку тиран стремится к частному благу, пренебрегая благом общим, то он угнетает подданных, тогда как его самого обуревают различные страсти, которые подталкивают его к получению каких-либо выгод. Если он позволил алчности овладеть собой, то он грабит имущество подданных». Относя эти рассуждения к сегодняшним реалиям, мы можем задуматься, не является ли чрезмерное фискальное бремя признаком тиранической власти. Итак, тиран - это кто-либо, кто «выпадает» из естественного порядка вещей, переставая стремиться к достижению общего блага посредством отправления власти, понимаемой как почетная и ответственная служба. Тиран - это тот, кто не отправляет отцовскую, королевскую власть, гарантирующую личную свободу своим подданным, но человек, который пользуется страхом и насилием, стараясь превратить своих подданных в рабов. Описывая более подробно образ действий и ментальность тирана, Фома пишет: «Тиран отягощает своих подданных не только в области благ телесных, но препятствует им в отношении благ духовных. Поскольку он больше жаждет власти, а не того, чтобы приносить пользу, он затрудняет всякое развитие подданных, ибо подозревает, что какое- либо преимущество подданных вредит его владычеству. Для тиранов более подозрительны хорошие люди, а не дурные, и всегда они боятся чужой добродетели. Потому тираны стараются не допустить того, чтобы их подданные стали добродетельными и преисполнились духа великодушия, потому что тогда они не вынесли бы их мерзкого владычества. Стремятся они и к тому, чтобы между подданными не укрепились узы дружбы и чтобы те не радовались благу мирной жизни; когда же один другому не доверяет, то они не могут ничего предпринимать против их господства. Потому они сеют раздоры между подданными, а существующие раздоры поддерживают, а также запрещают то, что связывает людей, например, браки и собрания, а также иные подобные вещи, благодаря которым среди людей возникают дружба и доверие». Следовательно, тиран больше всего ненавидит любовь и благо, поскольку его правление основано на принципе divide et impera (разделяй и властвуй). Все же тирания, согласно Фоме, не является продолжительной формой правления, поскольку сама в себе заключает зародыши своего разложения и падения: «|.. .| тираны не могут долго удерживаться у власти, ибо не может долго продолжаться то, что противоречит желаниям многих. Ведь редко кому удается пройти по жизни так, чтобы не случились какие-либо общественные бедствия; вот именно во времена бедствий и возникают поводы для восстания против тирана, и, если таковых множество, то найдется хотя бы один из них, которым люди воспользуются сполна. К тому, кто восстанет, народ проявит свое расположение, и трудно не довести до конца попытку, которая имеет поддержку общества. Потому, едва ли возможно, чтобы власть тирана удерживалась долго. Другая причина слабости тирании заключается в самой природе человека. Страх является слабым фундаментом: те, кто подчиняется из страха, как только представится случай, когда можно рассчитывать на безнаказанность, восстают против властителей с большим воодушевлением, так как против своей воли и лишь из страха, они позволяли удерживать себя в оковах». Важным аспектом взглядов Аквината на тиранию является также тесная увязка последней с моральным состоянием общества, в котором появился тиран. Последовательно применяя принцип причинно-следственных рассуждений, Фома замечает, что причиной появления тира на может быть только зло, коренящееся в самих подданных, которые, таким образом, косвенно допускают, и, по меньшей мере, позволяют прийти тирану к власти, ведь Бог никогда не желает зла, следовательно, также и тирании. Читаем об этом: «Потому Бог допускает господство тиранов, чтобы покарать грехи подданных. Именно такую кару Писание обычно называет гневом Божьим; как говорит Господь устами пророка Осии: «Я дал тебе царя во гневе Моем». (Ос. 13; 12). Следует также отметить, что понятие тирана в подходе св. Фомы Аквинского не сужено исключительно до монархического образа отправления власти. Тирания может иметь также форму олигархии, соответственно, демократии (охлократии). В этом месте стоит снова процитировать самого Всеобщего Доктора: «Итак, если несправедливая власть осуществляется только одним человеком, который в ней стремится к своей выгоде, а не к благу подвластного ему общества, такой властитель называется тираном. Название происходит от насилия, поскольку вместо того, чтобы руководствоваться справедливостью, угнетает он силой; поэтому древних властителей также называли тиранами. Если же несправедливое правление осуществляется не одним человеком, а несколькими, это называется олигархией, что означает власть немногих: когда же немногие, чтобы обогатиться угнетают народ, они отличаются от тирана только числом. Если, в свою очередь, недостойное правление осуществляется многими, это называется демократией, или властью народа: когда именно народ плебеев благодаря силе толпы угнетает богатых, весь народ является как бы одним тираном». В древности и в средние века слово «демократия» использовалось как синоним охлократии, или правления разнузданной черни, руководствовавшейся самыми темными желаниями, а также инстинктами. Нынешнему положительному определению «демократия» в классической терминологии соответствует понятие «республика». Если речь идет об оценке отдельных типов тирании, то Аквинат решительно утверждает, что самой плохой является тирания «сразу многих», то есть олигархия или демократия (охлократия). Этот вывод представляется парадоксальным, поскольку тирания одного, соединяющего в своих руках максимальную власть кажется наиболее тягостной. Фома, однако, рассуждает следующим образом: «|.. .| представляется, что более следует избегать того, из чего может проистекать больше опасностей. Итак, великие опасности для общества чаще возникают из правления многих, чем из правления одного. Ведь чаще случается, что среди многих у кого-нибудь ослабевает стремление к общему благу, чем это происходит с одним. Когда же кто-либо из вождей прекратит стремиться к общему благу, это угрожает смутами во всем обществе подданных: ведь если ссорятся князья, происходят от этого смуты для всего общества. В то же время, если во главе стоит один, то обычно он учитывает общее благо. Если же он прекратит заботиться об общем благе, то не сразу это приводит к желанию угнетать подданных. А именно в этом заключается беззаконие тирании, которая, как мы уже доказали, является самым двуличным образом правления. Потому более всего следует избегать опасностей, которые проистекают из правления многих, чем тех, которые возникают из власти одного. Далее, правление многих, пожалуй, чаще перерождается в тиранию, чем правление одного. Ведь когда вследствие правления многих появляются раздоры, часто случается так, что один побеждает остальных и присваивает себе исключительное господство над обществом. Можно увидеть это на примерах из истории, ибо почти всякое правление многих закончилось тиранией одного, и лучше всего это видно в римской республике». Приведенная выше аргументация не является строго метафизичной и апеллирует скорее к практике, а не к необходимым доказательствам. К тому же, она исходит из исторического контекста, но все же следует признаться, что это веское memento (напоминание) для современной демократии, которая очень часто обнаруживает свою плебейско-олигархическую физиономию. То доказательство, что единоличный властитель, по крайней мере, формально должен заботиться об общем благе (ведь неумело управляя государством, он не удержится у власти) и в самом деле, представляется убедительным. Когда тирана можно свергнуть силой? Св. Фома Аквинский рассматривает проблему свержения тирана в шестом параграфе своего труда «О власти». Там он, как обычно, приводит, как теоретическое обоснование своей позиции, так и несколько очень практичных советов, вытекающих из его глубокого реализма и надлежаще понятого прагматизма. Итак, согласно св. Фоме, первым делом следует предпринять такие превентивные меры, чтобы вероятность появления тирана была самой минимальной. Сначала необходимо, чтобы те, кто имеет на то право, выбрали королем такого человека, который не склонен к тирании. Конечно, это только общее указание. Как его разумно воплотить в жизнь - это уже вопрос продумывания соответствующих процедур. Затем следует так установить власть в королевстве, чтобы уже утвердившийся король не оказался приверженцем тирании. Надлежит также настолько ограничить его власть, чтобы он не смог легко свернуть к тирании. Как стоит это сделать, обсудим ниже. Наконец, надлежит побеспокоиться о возможности противостоять, если король обратится к тирании. Говоря языком современного права, у св. Фомы речь здесь идет о таких механизмах, как: Конституция, Государственный трибунал, разделение властей и т.п. В последующей части текста Аквинат рекомендует быть весьма осторожным, если мы имеем дело с уже реально воплотившейся тиранией. Во-первых, необходимо задуматься, полная ли она, то есть такая, какую нельзя вытерпеть. Во-вторых, следует оценить возможности и силы, которыми мы сможем располагать при возможной борьбе с тираном - «|.. .| может ведь произойти, что борцы с тиранией не смогут ее победить, а потревоженный тиран придет в сильную ярость», поскольку отсутствие благоразумия может нам навредить. Наконец, в-третьих, надлежит убедиться, что свержение тирана не приведет к еще более неблагоприятной ситуации и более невыносимой тирании. Аквинат ссылается в этом месте на анекдот о некоей старушке, которая молилась за тирана Сиракуз, тогда как все покушались на его жизнь. Ведь она помнила, что во времена ее молодости был свергнут другой тиран, после которого пришел именно этот, теперешний, еще худший. Чтобы история не повторилась, она и молилась за здравие теперешнего"тирана. Эти три условия, приведенные Ангельским Доктором, следует трактовать скорее как прагматические, а не теоретические. Следует также отметить, что св. Фома явно осуждает акции заговорщиков и тайное тираноубийство, совершаемое одиночками, или же узкой группой революционеров, стремящихся к изменению существующего status quo (существующее положение вещей). Он отвергает историю Аода из Книги судей как обоснование практики тайных убийств, интерпретируя ее как описание защиты от врага, а не свержения своего царя |Суд. 3; 16-26|. Он ссылается, наконец, обосновывая свою собственную позицию, на цитату из I соборного послания св. Петра, а также на превосходство Евангелия над Ветхим заветом7. Разумеется, это не означает, что Аквинат вообще исключал возможность свержения тирана. Он хотел только таким путем защититься от поспешных и непродуманных действий, которые могут оказаться полезными только для узкой группы, которой вообще безразлично общее благо. Он пишет об этом следующее: «Было бы опасным для общества, а также для его властителей, если бы они, руководствуясь частными мнениями, покушались бы на властителей, пусть даже и тиранов. Ведь часто такой опасности подвергаются не злые, а добрые властители.. Обычно, господство королей угнетает злых не меньше, чем тирания, поскольку - как говорит Соломон - мудрый царь выведет нечестивых. Поэтому, если бы, основываясь на частном убеждении, можно было убивать плохих властителей, обществу грозила бы больше утрата хорошего короля, чем оно выиграло бы от устранения тирана». Зато тирана можно свергнуть, если при соблюдении трех перечисленных условий, а также при заговорщическом характере государственного переворота ситуация выглядела бы следующим образом: «Итак, представляется, что против жестокости тирана следует выступать не на основании частного убеждения, но публичного авторитета. Во-первых, если какое-либо общество имеет право выбирать себе короля, то не является несправедливым то, что оно может его равным образом свергнуть или ограничить, если он злоупотребляет королевской властью. И не следует судить, что такое общество проявляет неверность, свергая тирана, если перед этим оно подчинилось ему навсегда. Ведь он не заслужил того, чтобы подданные сохраняли ему верность, поскольку при управлении обществом он не поступал правильно, как того требует королевская должность». Как видно на основании приведенных текстов, Аквинат допускал свержение тирана, хотя и оговаривал его многочисленными, трудными для выполнения условиями. Однако, в принципе, он признает превосходство над властителем естественного права и Божьего закона, которому осуществляющие власть должны служить для общего блага. Св. Фома добавляет еще, что, когда средств для свержения тирана недостаточно, всегда остается такое сверхъестественное средство, каким является молитва о себе, чтобы укрепиться в добре и не сломаться, и о тиране, чтобы Бог соизволил устранить его или хотя бы обуздать. Не следует, однако, огорчаться из-за того, что некоторые тираны уходят из этого мира, не будучи осуждены за свои преступления, поскольку Божьего суда избежать нельзя. Может быть, для современной светской ментальности последние аргументы св. Фомы не слишком убедительны, но следует помнить, что для Фомы -теолога и святого - именно они и были самыми важными. В XVI веке политические писатели и теологи Реформации выдвигают более радикальное положение, которое основано на принципах гражданского права. Некоторые из них усматривают возможность убить тирана, если тот будет признан таковым не только народом, но даже и отдельными лицами. Следующим важным этапом стала морально-правовая доктрина XVII в. Джон Локк свои рассуждения о тирании и сопротивлении помещает в рамки концепции общественного договора. Если люди путем выбора вызывают к жизни строй политического общества, то они совместно должны подчиняться установленным законам. Сообщество имеет право создавать законы и одновременно обладает властью наказывать за любую обиду, причиненную ее членам. «Так как узурпация - это отправление власти, осуществлять которую был уполномочен кто-то другой, так и тирания является отправлением власти вне рамок закона, для чего никто не может быть уполномочен. Тирания - это использование власти, которую удерживают не для блага тех, кто ей подчиняется, но для собственной, исключительно частной выгоды, когда тот, кто правит, независимо от его титула, поднимает до статуса нормы не закон, а свою волю, когда его распоряжения и действия направлены не на сохранение достояния народа, но для утоления собственных амбиций, зависти, желания мести или иных нежелательных страстей (Дж. Локк «Два трактата о правлении»). Если целью правления является благо рода людского, каждый народ имеет право отказать в повиновении, если ущерб становится всеобщим, а свободы нарушаются. Народ, который меняет политическую власть (легислативу, по терминологии Локка) или законодатели, что действуют несообразно тем целям, для достижения которых они были призваны, -это мятежники, которые должны быть наказаны. Подданным было предоставлено активное право сопротивляться политической власти. Наиболее впечатляющее движение сопротивления власти в новейшее время - это революция. Однако пока английские революционеры 1640-1660 годов, а затем французские революционеры будут ссылаться на доказательства в пользу тираноубийства, американские революционеры обратят внимание на нарушение прав легально установленной властью британской короны, провозглашая возврат к первоначальному общественному договору политического общества. Первое являлось актом очищения, второе же - актом консервации. Революции - это одновременно наиболее знаменательный в эпоху Нового времени акт делегитимации, вытекающий из права на сопротивление подданных несправедливой политической власти. Современная теория сопротивления политической власти приобретает форму гражданского неповиновения. Гражданское неповиновение В 1845 г. Генри Девид Торо (Henry David Thoreau, 1817-1862) был заключен в тюрьму за отказ заплатить налог во время американско-мексиканской войны. Эта ночь в тюрьме вдохновила его прочитать публичную лекцию, переработанную затем в эссе о «гражданском неповиновении», которое представляет собой наиболее знаменательное в Новое время обращение к этой классической проблеме. В нем он размышлял о том, насколько личность, наделенная совестью, может противостоять несправедливым мероприятиям государства: «Единственной обязанностью, которую я имею право принять на себя, это делать всегда то, что я считаю правильным». Поэтому связь между управляющим и управляемыми оказывается сведенной к вопросу личной совести. Акт неповиновения - это прежде всего акт морального возмущения, который превышает своей действенной силой политическое бытие - государство. «Никогда не будет по настоящему свободного и просвещенного Государства, пока Государство не начнет признавать личность как высшую и независимую инстанцию, от которой происходит вся его сила и авторитет, и пока не оно не начнет к ней соответствующим образом относиться. Мне приятно представлять себе Государство, которое, в конечном итоге, будет в состоянии проявлять справедливость ко всем людям и оценивать личность с таким же уважением, с каким оно относится к своему соседу |.. .|». Таким образом, Торо ввел в политический словарь понятие «гражданского неповиновения». Он исходил при этом из крайне индивидуалистических предпосылок: он защищал свое дело, апеллируя к совести индивидуума и его моральным обязанностям, которые вытекают из совести, а не из моральной связи между гражданином и законом. Между тем, как замечает Ханна Арендт, гражданское неповиновение проявляется тогда, когда значительное число граждан приходит к убеждению, что нормальные методы совершения перемен безрезультатны, а жалобы граждан не выслушиваются или не принимаются во внимание, либо же наоборот, правительство хочет провести перемены и приготовилось к этому, настаивая на таких способах действия, легальность и конституционность которых находится под большим вопросом. Эту идею подхватил Мохандас Карамчанд Ганди (Mohandas Karamchand Gandhi, 1869-1948), преобразуя гражданское неповиновение в политическую акцию, основанную на неприменении насилия: сначала в борьбе за улучшение жизни индусов в Южной Африке, затем за права так называемых «неприкасаемых» - самой низшей касты в Индии - и, наконец, в борьбе индийцев за независимость. Как он вспоминает в своей «Автобиографии», силу этого сопротивления он осознал в контактах с представителями южноафриканского режима. Отсюда его тезис «отказ от насилия предполагает добровольное принятие наказания, а также отказ от сотрудничества со злом». Эта знаменитая satyagraha (satyua - правда, graha - сила, отсюда - сила правды) предполагает победу добра над злом, любви над гневом, правды над неправдой, позиции ahimsa над применением насилия, а также принятие наказания, вплоть до тюремного за ключения, как следствия сопротивления. К неприменению насилия (iahimsa) могли прибегать как индивидуумы, так и целые народы. Примером первого были его знаменитые политические голодовки, примером второго -hartal, или полное прекращение общественной и экономической активности в Индии, которое затем превратилось в бойкот Британской империи и ее продукции: «Вы не должны укреплять стен тюрьмы, в которую вас заключили, вы не должны ковать цепи, в которые вас заковали». В результате многолетней акции сопротивления и неповиновения колониальному правительству, примененной Ганди, Индия обрела независимость в 1947 г. Иронией истории является то, что сам Ганди, так же, как и его наиболее знаменитый духовный наследник Мартин Лютер Кинг, пали жертвами насилия (оба были убиты). Кинг построил на основаниях гражданского неповиновения движение за гражданские права, которое в шестидесятые годы смогло привести к одобрению ряда законов, уравнивающих негров в правах с белыми американцами (среди них - Билли о гражданских правах/ Civil Rights Acts/1960 и 1964 гг.) Гражданское неповиновение начинается с переговоров и попыток посредничества с противной стороной или властями. Если посредничество не удается, группа присылает ультиматум, информируя о своих последующих мероприятиях, заключающихся в пассивном сопротивлении. Гражданское неповиновение может состоять в отказе платить налоги, нарушении правил уличного движения, блокаде дорог или зданий. Необычайно популярным в период молодежных бунтов шестидесятых годов оказался метод Ганди - dharna (сидячая забастовка), которая заключается в том, что протестующие садятся на улице, в коридоре общественного учреждения, в аэропорту. Эта акция имеет своей целью создание ситуации, создающей затруднения для противной стороны, а поскольку, она необычайно зрелищна, то привлекает внимание средств массовой информации. Еще лучше, если она сопровождается многочисленными агрессивными и силовыми действиями полицейских служб. Тогда проявляется контраст между насилием и мирным настроем поборников гражданского неповиновения. Рассчитанное на длительное время, оно может привести к существенным последствиям для политических институтов, поскольку несет в себе зародыши делегитимации политической системы и эрозии авторитета отдельных институтов власти или лидеров. 3.9.

Теперь я хочу проиллюстрировать содержание принципов естест­венных обязанностей и обязательств с помощью очерка теории граж­данского неповиновения. Как я уже указывал, эта теория разработана только для особого случая близкого к справедливому обществу, та­кому, которое большей частью вполне упорядочено, но в котором,

однако, случаются некоторые серьезные нарушения справедливости. Так как я предполагаю, что почти справедливое государство требует демократического режима, теория имеет дело с ролью и уместностью гражданского неповиновения законно установленной демократической власти. Она не применяется к другим формам правления, как и к другим видам несогласия или сопротивления. Я не буду обсуждать эту форму протеста, как и вооруженные действия и сопротивление, в качестве тактики в изменении или даже свержении несправедливой и продажной системы. В этом случае трудностей в отношении таких действий не возникает. Если какие-либо средства для достижения этой цели оправданы, то, безусловно, оправдана ненасильственная оппозиция. Проблема гражданского неповиновения, как я ее буду интерпретировать, возникает только в более или менее справедливом демократическом государстве, для тех граждан, которые признают и принимают законность конституции. Трудность заключается в конф­ликте обязанностей. В какой момент обязанность подчиняться зако­нам, принятым законодательным большинством (или посредством ис­полнительных актов, поддержанных таким большинством), не явля­ется более обязывающей ввиду права на защиту своих свобод и обязанности противостоять несправедливости? Этот вопрос включает природу и границы мажоритарного правления. По этой причине проблема гражданского неповиновения - это решающий тест для любой теории моральных оснований демократии.

Конституционная теория гражданского неповиновения состоит из трех частей. Во-первых, она определяет этот вид несогласия и отделяет его от других форм оппозиции демократической власти. Диапазон этих форм - от легальных демонстраций и нарушений закона, предназначенных для создания судебных прецедентов, до вооружен­ных действий и организованного сопротивления. Теория определяет место гражданского неповиновения в этом спектре возможностей. Далее, она устанавливает основания гражданского неповиновения и условия, при которых такое действие оправдано в (более или менее) справедливом демократическом режиме. И, наконец, теория должна объяснять роль гражданского неповиновения в конституционной систе­ме и уместность этой формы протеста в свободном обществе.

Прежде чем я перейду к рассмотрению этих вопросов, хочу сделать небольшое предупреждение. Мы не должны ожидать слишком многого от теории гражданского неповиновения, даже от той, которая адап­тирована для особых обстоятельств. О точных принципах, немедленно разрешающих реальные случаи, не может быть и речи. Вместо этого, некоторая полезная теория определяет перспективу, с которой можно подступить к проблеме гражданского неповиновения; она определяет значимые соображения и помогает приписать им правильные веса в наиболее важных случаях. Если нам представляется, что подобная теория помогла прояснить наше видение и сделать наши обдуманные суждения более согласованными, значит это имело смысл. Теория сделала то, чего от нее на данном этапе можно было разумно ожидать: а именно - сузила разрыв между осознанными убеждениями людей, принимающих основные принципы демократического общества.

Я начну с определения гражданского неповиновения как публично­го, ненасильственного, сознательного политического действия, однако противного закону, которое обычно совершается с целью изменений законодательства или политики правительства". Поступая таким обра­зом, человек апеллирует к чувству справедливости большинства со­общества и заявляет о том, что, в соответствии с его обдуманным суждением, принципы социальной кооперации между свободными и равными людьми не соблюдаются. Предварительное замечание по поводу этого определения - оно не требует от акта гражданского неповиновения нарушения того же самого закона, который опроте­стовывается 20 . Определение допускает непрямое, как его часто назы­вают, и прямое гражданское неповиновение. Это и должно делаться определением, так как иногда существуют сильные доводы против того, чтобы нарушать закон или политику, которые считаются не­справедливыми. В качестве примера можно привести нарушение пра­вил дорожного движения или закопав о вторжении в частные владения. Так, если правительство принимает неясный, но суровый закон против государственной измены, было бы неуместно совершать измену для того, чтобы выразить свой протест, и, в любом случае, наказание может быть гораздо суровее того, на которое можно разумно рассчиты­вать. В других случаях невозможно прямо нарушить политику пра­вительства, например, в области иностранных дел, или политику, которая затрагивает другую часть страны. Второе замечание заклю­чается в том, что акт гражданского неповиновения действительно мыслится как противоречащий закону, по крайней мере, в том смысле, что тот, кто в него вовлечен, не просто подвергает испытанию конс­титуционное решение: он готов противостоять закону, даже если тот должен быть поддержан. Конечно, в конституционном режиме суд может принять сторону несогласных и объявить закон или политику, которая опротестовывается, неконституционной. Часто существует не­которая неопределенность в отношении того, будут ли признаны действия диссидентов законными или нет. Но это не более, чем усложняющий элемент. Тот, кто прибегает к гражданскому неповино­вению для протеста против несправедливых законов, не готов отсту­пить, даже если суд в итоге с ним не согласится.

Следует также отметить, что гражданское неповиновение - это политический акт не только в том смысле, что он адресован боль­шинству, удерживающему политическую власть, но также и потому, что это акт, управляемый и оправданный политическими принципами, т. е. принципами справедливости, которые регулируют конституцию и социальные институты вообще. В оправдание гражданского не­повиновения апеллируют не к принципам личной морали или ре­лигиозным доктринам, хотя они и могут совпадать с требованиями человека и подкреплять их; и само собой разумеется, что гражданское неповиновение не может основываться исключительно на групповом или личном интересе. Вместо этого прибегают к разделяемой всеми концепции справедливости, которая лежит в основе политического порядка. Предполагается, что в разумно справедливом демократиче­ском режиме существует публичная концепция справедливости, обра-

щением к которой граждане регулируют свои политические дела и интерпретируют конституцию. Повторяющееся и намеренное нару­шение основных принципов этой концепции в течение длительного периода времени, особенно нарушение фундаментальных равных сво­бод, зовет либо к подчинению, либо к сопротивлению. Принимая участие в гражданском неповиновении, меньшинство заставляет боль­шинство решать, оставить ли все, как есть, или же, руководствуясь общим чувством справедливости, признать законные требования этого меньшинства.

Еще одно замечание заключается в том, что гражданское не­повиновение - это публичный акт. Он не только адресован пуб­личным принципам, он совершается публично. В нем принимают участие открыто, честно уведомляя об этом, а не скрытно. Его можно сравнить с публичной речью и, будучи формой обращения, выра­жением глубоких и сознательных политических убеждений, он со­вершается в публичной форме. По этой причине, среди других, гражданское неповиновение - ненасильственный акт. Оно пытается избежать насилия, особенно по отношению к людям, не из принци­пиального отвращения к использованию силы, но потому, что это окончательная суть этой позиции. Прибегать к насильственным актам, которые, наверняка, приведут к боли и страданиям, несовместимо с гражданским неповиновением как видом выступления в защиту не­которой позиции. Действительно, любое нарушение гражданских сво­бод других людей имеет тенденцию затемнять гражданский характер этого акта неповиновения. Иногда, если эта апелляция не выполняет своих целей, может рассматриваться сопротивление с использованием силы. Однако гражданское неповиновение дает выражение сознатель­ным и глубоко укорененным убеждениям, и хотя оно может предуп­реждать и увещевать, само по себе оно не является угрозой.

Гражданское неповиновение - это ненасильственное действие еще по одной причине. Оно выражает неповиновение закону в рамках верности закону, хотя и находится на грани его 21 . Закон нарушен, но верность закону проявляется в публичной и ненасильственной природе этого акта, в готовности принять правовые последствия своего поведения 22 . Эта верность закону помогает донести до большинства, что этот акт действительно политически осознанный и искренний и что его намерением является обращение к публичному чувству спра­ведливости. Полная открытость и отказ от насилия означают пору­чительство за свою искренность, так как нелегко убедить другого в том, что твои действия основаны на убеждениях, или даже быть уверенным в этом перед самим собой. Без сомнения, можно пред­ставить правовую систему, в которой сознательное убеждение в том, что закон несправедлив, принимается в качестве оправдания при гражданском неповиновении. Люди непреклонной честности, полно­стью доверяющие друг другу, могли бы сделать эту систему рабо­тоспособной. Но в реальном мире такая система, наверняка, была бы нестабильной, даже в почти справедливом государстве. Мы должны платить определенную цену, чтобы убедить остальных в том, что наши действия имеют, в соответствии с нашим тщательно взвешенным

мнением, достаточное моральное основание в политических убеж­дениях сообщества.

Гражданское неповиновение было определено таким образом, что оно находится между правовым протестом и испытанием системы, с одной стороны, и отказом по убеждениям, а также другими формами сопротивления - с другой. В этом диапазоне возможностей это такая форма несогласия, которая находится на грани верности закону. Так понимаемое гражданское неповиновение явно отличается от насильст­венных действий и обструкции; оно далеко отстоит от организованного насильственного сопротивления. Тот, кто прибегает к насилию, го­раздо более глубоко противостоит существующей политической систе­ме. Он не считает ее почти справедливой или разумно справедливой; он полагает, что она либо далеко отходит от проповедуемых им принципов, либо вообще придерживается ошибочной концепции спра­ведливости. Хотя действие человека и является искренним с его точки зрения, он не апеллирует к чувству справедливости большинства (или тех, у кого реальная политическая власть), так как полагает, что их чувство справедливости ложно или же недейственно. Вместо этого, с помощью хорошо организованных насильственных актов под­рыва, сопротивления и тому подобного, он пытается атаковать пре­обладающее чувство справедливости или вынудить большинство дви­гаться в желаемом направлении. Так, сторонник силовых действий может попытаться избежать наказания, поскольку он не готов при­нимать правовые последствия своего нарушения закона; это было бы не только на руку тем силам, которым, по его мнению, нельзя доверять, но также было бы признанием законности конституции, которой он противостоит. В этом смысле насильственные действия не находятся в рамках верности закону, но представляют собой более глубокую оппозицию правовому порядку. Базисная структура вос­принимается настолько несправедливой или так далеко отходящей от тех идеалов, которым он привержен, что человек должен подго­товить путь для радикального или даже революционного изменения. И это должно делаться с помощью попыток вызвать у обществен­ности осознание необходимости фундаментальных реформ, которые нужно провести. Конечно, в определенных обстоятельствах насильст­венные действия и другие формы сопротивления, безусловно, оправ­даны. Я, однако, не буду рассматривать эти случаи. Как я уже говорил, я преследую здесь ограниченную цель - определение по­нятия гражданского неповиновения и понимание его роли в почти справедливом конституционном режиме.