Рональд дворкин. Рональд Дворкин (Ronald Dworkin). Биография. Фотографии

Дворкин настаивает на возможности и необходимости этического деонтологического (т.е. опирающегося на концепцию долга и должного) обоснования права. В силу того, что концепция Р. Дворкина признает существование определенных прав индивида вне их формального государственного закрепления, ее часто относят к естественно-правовой традиции. Но сам правовед формулирует свою теорию, опираясь на понятие «позитивное право». Поэтому концепцию права Дворкина можно назвать естественно-позитивной. Единственная на данный момент книга Р. Дворкина на русском языке – «О правах всерьез» (1977, пер. 2004).

Дворкин создал концепцию «права как целостности (интегральности)» (law as integrity ). Применяя термин «интегральность» к праву, Дворкин подчеркивал, что сообщество реально интегрирует своих членов тогда, и только тогда, когда реально признает их свободными и равными друг другу. Слово «интегральность» здесь также означает последовательность, преемственность существующей (в США) правовой системе. «Политические права – это продукт как истории, так и морали: на что отдельный человек имеет право в гражданском обществе, зависит и от существующих обычаев, и от справедливости политических институтов этого общества» .

Философия права. Право как целостность

Философия права Р. Дворкина, прежде всего, обращает внимание на функционирование судебной системы, от которой в значительной степени зависит демократичность общества. Судьи должны, в отличие от законодательного органа, не выражать предпочтения большинства, а выявлять и защищать права индивидов и меньшинств.

Главный вопрос для судьи должен иметь моральный оттенок: «Кто имеет право выиграть в данном случае?» Решение судьи должно, во-первых, находиться в наибольшем соответствии с предшествующими решениями и законодательством и, во-вторых, представлять право в наилучшем свете, в смысле морального и политического совершенства, выражающегося в правилах и либеральных принципах справедливости, честности, равенства, правильного судебного процесса и индивидуальных прав.

Позитивное право образует, согласно Дворкину, единство не только правил (как считал Харт [п. 9.4.1]), но и принципов.

Правила – это конкретные нормы. Если две нормы противоречат друг другу, то одна из них не может быть действительной нормой (их или ее следует изменить или отменить).

Принципы содержат в себе всеобщие правовые положения (такие как человеческое достоинство, справедливость и равенство).

Принципы нуждаются в обоснованиях и интерпретациях. Они также могут противоречить друг другу (например, забота о собственном счастье и забота о чувствах других). В случае конфликта принципов один из них, имеющий в данном случае больший «вес», выступает на передний план, однако другой вследствие этого вовсе не утрачивает своего значения. В другой ситуации победа может быть на стороне другого принципа. Поэтому в трудных ситуациях, недостаточно определяемых правилами, законодатели могут обратиться к целостному дискурсивному обсуждению позитивного права. В нем могут принять участие и граждане государства, и лица, непосредственно занятые исполнением или трактовкой закона (судьи, адвокаты, прокуроры). В процессе обоснования позитивного права, вероятно, будет множество поправок, «пока не достигнем того, что Ролз называет состоянием рефлексивного равновесия , при котором мы испытываем полную убежденность – или такую убежденность, на какую разумно полагаться».

Пример

«В 1889 г. в знаменитом деле "Риггс против Палмера" один из судов Нью-Йорка должен был решить вопрос о том, может ли наследник, названный в завещании своего деда, получить наследство согласно этому завещанию даже в том случае, если он убил своего деда для получения этого наследства. Свое обоснование суд начал с такого допущения: "Верно, что законодательные акты, регулирующие составление, утверждение и исполнение завещаний, а также передачу собственности, при буквальном их истолковании и с учетом невозможности контролировать и изменять их силу и действие ни при каких обстоятельствах, предписывают отдать эту собственность убийце". Однако дальше суд отметил, что "действие и сила всех законов, равно как и всех договоров, могут контролироваться фундаментальными принципами общего права. Никому не позволяется получать выгоду обманным путем, извлекать пользу из совершенного им правонарушения, основывать какое-либо требование на собственном противозаконном поступке или приобретать собственность благодаря преступлению". Убийца не получил своего наследства» .

О Геркулесе – идеальном судье. Дворкин предложил концепцию идеального судьи – Геркулеса, способного действовать в рамках концепции права как интегральности (целостности). Философ приводит следующую гипотетическую ситуацию. Экологи пришли к заключению, что в результате уже начавшегося строительства одной плотины исчезнет один вид маленьких и невзрачных рыб, а строительной фирмой затрачены огромные средства. В этом деле идеальный судья Геркулес, судья с неограниченными знаниями принципов права и неограниченным временем принятия решений, будет учитывать не только свои убеждения относительно справедливости и мудрой экологической политики, но и идеалы политической целостности, честности и правильного судебного процесса. Решения о сохранении видов, принимаемые государством, должны основываться на воле народа, официальных заявлениях сенаторов и конгрессменов, являющихся авторами экологических законопроектов. Законодательство «предстает в лучшем свете», когда государство не обманывает народ; поэтому Геркулес предпочтет ту интерпретацию конкретного права, которая соответствует формальным заявлениям о целях законодательства.

Таким образом, Дворкин в отличие от позитивистов и утилитаристов считает, что право и нравственность связаны. Но в отличие от сторонников классических концепций «естественного права» Дворкин утверждает, что право и нравственность связаны эпистемическим, а не «естественным» образом. Иначе говоря, право может быть нравственным, если существует практика обсуждения законов и принципов.

О правах. Эгалитаризм. Самым фундаментальным из всех прав Дворкин признает право на равенство, трактуемое им как право на равную заботу и уважение. Право на свободу Дворкин считает производным от права на равенство. Дворкин настаивал на том, что лишь только, когда сообщество реально признает своих членов свободными и равными друг другу, тогда оно реально интегрирует своих членов. Философ подчеркивает, что индивидуализм не есть враг равенства и моральности. «Индивидуальные права – это козыри в руках людей. Индивиды имеют права тогда, когда, по некоторым причинам, коллективная цель – недостаточное основание для причинения им некоего вреда или ущерба» .

(2013-02-14 ) (81 год)

Как критик правового позитивизма Герберта Харта Дворкин считал, что право является «интерпретирующим» и следует из институциональной истории правовой системы. Судья, принимая решение, интерпретирует институциональный предыдущий опыт, «оправдывая» и «обосновывая» его. «Конструктивистская интерпретация права основана на политической легитимизации данной конкретной традиции, которая воплощена в доступном материале прошлого». Это обоснование и есть моральные принципы данной правовой системы («право как честность» или «целостность»). Отсюда следует, что существует лучшее с моральной («наиболее принципиальной») точки зрения решение всех дел, и причём только одно. Дворкин сконструировал воображаемую фигуру «юридического Геркулеса», судьи с неограниченными знаниями принципов права и неограниченным временем принятия решений; он утверждал, что такой судья будет непогрешим. По Дворкину право и нравственность связаны (в отличие от позитивистского равнодушия к морали), но связаны эпистемическим, а не «естественным» образом, как в концепциях «естественного права » XVIII века.

Критики Дворкина (Aleksander L. Striking back at the empire: a brief survey of problems in Dworkin’s theory // Law and Philosophy. 1987. N 6. P. 419) утверждают, что моральные принципы права столь же неоднозначны и сложны, что и право в смысле совокупности актов, и его «Геркулес» может точно так же оказаться перед дилеммой. Другие утверждают, что его теория - лишь риторические украшения, а на практике она сводится к апологетике решений Верховного суда США и предоставлении судьям слишком большой свободы в принятии решений. Воззрения Дворкина, действительно, связаны со сложившейся американской правовой традицией, в рамках которой судебные решения отражают связь множества неюридических факторов.

Дворкин внёс также вклад в теорию либерализма , в понятия равенства и свободы (в обсуждении свободы он продолжает некоторые положения Исайи Берлина).

Дворкин скончался 14 февраля в Лондоне от лейкемии , у него осталась вдова Ирина, двое детей и двое внуков .

Библиография

Наиболее известные его труды: Taking Rights Seriously («О правах всерьёз»), Law’s Empire («Верховенство права»), Sovereign Virtue («Главная добродетель», о равенстве) и т. п.

• Дворкин, Р. Новые маршруты цензуры // Индекс: Досье на цензуру. - 1998. - № 3.
• Дворкин, Р. / Пер. с англ. М. Мушинской // Индекс: Досье на цензуру. - 1997. - № 2.

Напишите отзыв о статье "Дворкин, Рональд"

Примечания

Литература

• Ветютнев, Ю. Ю. О правопонимании Рональда Дворкина // Журнал российского права. - 2005. - № 10. - С. 93-102.
• Макеева, Л. Б. Философия эгалитарного либерализма в США: Джон Ролз и Рональд Дворкин // История философии. - М.,2005. - № 12. - С.45-62.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дворкин, Рональд

– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.

Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».

Заслуживающая внимания научная работа: Чурносов Иван Михайлович. Правовая концепция Рональда Дворкина: Дисс. … канд. юрид. наук: 12.00.01. М., 2014. 254 с.

К сожалению, на русский язык переведено незначительное количество трудов одного из самых ярких, авторитетных и цитируемых американских юристов современности. В этих обстоятельствах диссертация Чурносова И.М. позволяет ознакомиться с правовыми взглядами Р. Дворкина - члена Британской Академии Наук, Королевского адвоката, лауреата премии Хольберга за передовые достижения в области гуманитарных наук, человека, в разное время занимавшего должности профессора права, философии и юриспруденции в Йеле, Оксфорде и Нью-Йоркском университете.

Один из самых главных апологетов Р. Дворкина Стефан Гест так высказался о нем: «Суть теории права Дворкина сводится к утверждению о том, что природа правового аргумента состоит в наилучшем моральном толковании существующих социальных обыкновений. Суть же его политической теории сводится к тому, что политические суждения должны исходить из максимы, согласно которой все люди равны по своей природе, независимо от обстоятельств, в которых они рождены» .

В своих трудах Р. Дворкин большое внимание уделял таким категориям, как право, свобода, равенство, правилам и принципам в праве.

Учение Рональда Дворкина строится на трех китах: концепция права, учение о справедливости (равенства) и теория ценности (правильных ответов).

Для Дворкина права всегда были важнее правил. Безусловно, правила выражают права, но права существуют еще до того момента, как они выражены в форме правил. Если субъективное право вступает в конфликт с соображениями политикой, то право должно иметь приоритет.

Две самые важные ценности: свобода и равенство всегда находятся в конфликте друг с другом. Однако из этих двух ценностей мы можем полностью достигнуть только одного. Так как одна цель фактически противоречит другой: чем в большей степени мы стремимся учесть пожелания самих людей, тем чаще мы незаслуженно наказываем тех, кто стал жертвой обстоятельств, и наоборот.

Жизнь становится все менее и менее свободной как следствие усиленных мер по борьбе с терроризмом, принятия ряда актов, расширяющих полномочия охранительных органов, а также повсеместной политической цензуры и это приводит к повсеместному попранию самых базовых прав человека. А свобода может быть ограничена только в пользу свободы.

Если Харт предложил дескриптивную теорию права, то Дворкин - прескриптивную теорию отправления правосудия, которую он посчитал теорией права.

Найджел Симмондс о теории права Дворкина писал, что Дворкин делает основной акцент на роли судей и отправлении правосудия. Суд для него - форум принципов, в котором формулируются важнейшие политические ценности общества.

С точки зрения Дворкина, задача суда заключается в поддержании как индивидуальных, так и коллективных моральных ценностей. И даже изменяя существующие правила, судья применяет, а не творит право.

Задачей либерального общества является создание общей системы прав и обязанностей, в рамках которой люди свободны в выборе такой для себя жизни, которая бы отражала то, что они считают ценным. В таком обществе нет, и не может быть разделяемой всеми морали, религии или философии. В силу этого, либеральная политическая мысль склонна рассматривать моральное многообразие как естественное (и даже желательное) следствие свободы и толерантности в обществе.

Одним из важнейших понятий в этике является идея достойной жизни. Жить достойно означает жить так, чтобы то, что ты желаешь, стоило того, чтобы его желать, то есть обладало объективной ценностью, которая независима от предпочтений или удовольствия, которое эта вещь может доставить. Однако жить достойно не означает быть успешным, ведь можно поступать правильно и при этом терпеть неудачи в делах и работе. И наоборот, быть успешным, не означает, что ты живешь достойно, ведь твой успех может быть результатом подлости, обмана или предательства.

Жить с достоинством, в свою очередь, означает иметь самоуважение и быть искренним. Под искренностью или аутентичностью, в данном случае, понимается принятие ответственности за собственные моральные убеждения и готовность понести наказание за свои поступки, которые совершены в соответствии с ними .

Дворкин считает, что ни одно правительство не является легитимным, если оно не проявляет равную заботу к судьбе всех своих граждан, на которых распространяется его власть, и чьей преданностью оно пользуется. Равная забота - суверенная добродетель политического сообщества. Без нее любое правительство - всего лишь тирания. Таким образом, когда национальные богатства распределены неравномерно (как это сделано в большинстве развитых стран), то равная забота ставится под сомнение.

Всем интересующимся правовыми концепциями одного из известных юристов современности Рональда Дворкина, вопросами что такое право, свобода, равенство - рекомендую к прочтению.

Guest, S. “Ronald Dworkin // Jurists: profiles in legal theory”, Edinburgh university press, 1997, 2nd ed., p. 1.

Мальцева С.А. Антисери Д. и Реале Дж.:Западная философия от истоков до наших дней. - Санкт-Петербург: Пневма, 2008, том 1, стр. 214

Л.Б. Макеева

Философия эгалитарного либерализма в США: Джон Ролз и Рональд Дворкин

Свобода и равенство, индивидуальные права и социальная интеграция, справедливое и эффективное общественное устройство - ценность каждого из этих идеалов, как правило, не вызывает у нас сомнений. Вместе с тем, очень хорошо известно, как сложно не только на практике, но и в теории примирить эти идеалы, разрешить столь часто возникающие конфликты между вытекающими из них требованиями. Эту задачу, а параллельно с ней и задачу обновления либеральной политической философии, попытались выполнить так называемые «эгалитарные» либералы, среди которых наиболее видное место занимают американские философы Джон Ролз и Рональд Дворкин. Ниже приводится краткое изложение их основных идей.

Джон Ролз: либерализм - это политическая концепция справедливости

В 1971 году американский философ Джон Ролз (род. 1921) опубликовал книгу, которой суждено было стать самым известным и влиятельным философским произведением в англоязычном мире последних десятилетий XX столетия. Она называлась «Теория справедливости», и в ней гарвардский профессор попытался сформулировать и обосновать принципы справедливого устройства общества. Эта книга дала мощный импульс возрождению и обновлению либеральной политической философии, переживавшей в послевоенной период, как и весь либерализм в целом, далеко не лучшие времена. С одной стороны, просуществовав три сотни лет - и не просто как некоторая

теоретическая конструкция, а как идеология, определяющая политику многих западных стран, либерализм прошел проверку временем и достиг впечатляющих успехов в устранении иерархических преград, сдерживающих индивидуальную свободу, обеспечив гражданам широкие возможности участия в социальной жизни. Его основополагающие принципы стали фундаментом социально-политической и правовой реальности в этих странах, а разработанный либералами политический язык прав человека прочно вошел в культуру и психологию людей. С другой стороны, проводимая правящими либеральными партиями политика имела и негативные последствия (дестабилизирующие процессы экономического роста, усиление политического влияния группировок, лоббирующих частные интересы, и т.п.). Поэтому стало популярным мнение, будто либерализм как идеология исчерпал свои возможности и переживает глубокий кризис. В деятельности либералов стали усматривать источник социальной и культурной дезинтеграции. Это усилило нападки на либерализм со стороны его противников.

В этой сложной и неоднозначной ситуации и появилась книга Ролза «Теория справедливости», благодаря которой либеральные идеи предстали в обновленном виде и оказались в центре широкой политико-философской дискуссии. Более того, на волне критики идей Ролза оформилось противоположное философское направление, получившее название коммунитаризма . Развернувшиеся в 80-е годы жаркие дебаты между либералами и коммунитаристами стали главным событием в политической теории этого периода. Нельзя не отметить одну важную особенность этих дебатов: и для сторонников, и для противников либерализма теория Ролза служит если не эталоном, то во всяком случае отправной точкой их теоретических построений. Формулируя свои позиции, они неизбежно отталкиваются от идей, изложенных в «Теории справедливости», поскольку именно Ролзу удалось очертить проблемное поле современной политической философии, задать парадигму обсуждения ключевых социально-политических вопросов, определить концептуальный и методологический инструментарий всех последующих исследований в этой области.

Принципы справедливости. Свой либерализм Ролз формулирует в виде теории, которую называет теорией справедливости как честности, подчеркивая тем самым, что понятие справедливости занимает центральное место в политической философии. Проводя параллель между истиной и справедливостью, Ролз отмечает, что «справедливость есть первое достоинство общественных институтов, так же как истинность - первое достоинство систем мысли. Как

бы ни была стройна и экономна теория, она должна быть отброшена или пересмотрена, если не является истинной; точно так же должны быть уничтожены или изменены самые эффективные и согласованные между собой законы и общественные институты, если они не справедливы» .

По своему характеру теория Ролза является дистрибутивной, так как вопрос о справедливости ставится им в контексте распределения так называемых «первичных социальных благ». К ним относятся ресурсы и вещи, необходимые любому человеку для осуществления его рациональных жизненных планов. Какие бы цели ни ставил перед собой человек, для их воплощения в жизнь ему нужно иметь основные гражданские права и свободы, доход и благосостояние, возможности самореализации и полномочия. Общая идея Ролза состоит в том, что первичные социальные блага должны распределяться поровну, если только неравное распределение некоторых или всех этих благ не послужит выгоде наименее благополучных членов общества. Если некоторые неравенства приносят всем пользу, способствуя развитию общественно полезных талантов и видов деятельности, то каждый сочтет эти неравенства приемлемыми для себя.

Совершенно очевидно, что перечисленные первичные блага не являются равноценными и при их распределении могут возникать проблемы. Можно ли, например, увеличить кому-то доход, лишив его одной из основных свобод или ограничив его возможности? Для ответа на подобные вопросы Ролз конкретизирует свою общую идею в виде двух принципов справедливости, для которых устанавливает систему приоритетов. Согласно первому принципу (принципу равных свобод), «каждый человек имеет равное право на максимально широкую систему равных основных свобод, совместимых с аналогичной системой свобод для всех» . Второй принцип справедливости по существу включает два отдельных принципа и формулируется следующим образом: «социальные и экономические неравенства должны быть урегулированы таким образом, чтобы они вели к наибольшей выгоде наименее благополучных» (принцип различия) и «чтобы связанные с ними посты и должности в обществе были открыты для всех при условии честного соблюдения равенства возможностей» (принцип равных возможностей). Принципы справедливости выстраиваются в строгую иерархию: равные свободы имеют приоритет перед равными возможностями, а те в свою очередь имеют приоритет перед равными ресурсами. Отсюда следует, что свободу можно ограничивать только ради свободы, но это не означает, что любая свобода имеет высший приоритет. Говоря о свободе, Ролз имеет в виду

«основные свободы», т.е. обычные гражданские и политические права, признаваемые в либеральных демократиях. Именно они не должны становиться предметом какого бы то ни было политического торга.

Предложив указанные принципы в качестве решения проблемы справедливости, Ролз главное внимание уделил обоснованию этого решения. Среди выдвинутых им доводов в пользу теории справедливости как честности наиболее важное место занимает аргумент, основывающийся на идее общественного договора .

Неоконтрактивизм Ролза. В противовес классическому конрактивизму Ролз существенным образом пересматривает понятие общественного договора : для него это не соглашение о подчинении обществу или государству, реально заключенное нашими предками или заключаемое нами самими, а некоторая идеальная гипотетическая ситуация, в которую помещаются люди, выбирающие принципы справедливого социального устройства. Ролз стремится смоделировать такие условия заключения договора, которые гарантировали бы справедливый результат; иначе говоря, соглашение будет справедливым, если оно будет принято в ходе честной процедуры. Эту гипотетическую ситуацию он называет «исходной позицией» и принимает несколько важных предположений относительно тех, кто выбирает принципы справедливости в ее условиях. Во-первых, участники исходной позиции, принимая решение, действуют в своих собственных интересах и стремятся к самому выгодному для себя результату. Они равны и свободны предлагать любые принципы, которые сочтут нужными. Действуя рационально, они постараются выбрать эффективные средства достижения стоящих перед ними целей и будут избегать того, что идет вразрез с их собственными желаниями. Они обладают информацией и знаниями общего порядка о человеческой природе, обществе, политике и экономике. И, самое главное, они совершенно не знают своего собственного будущего в выбираемом ими обществе. Им неведомо, будут ли они талантливыми или заурядными людьми, богатыми или бедными, здоровыми или больными, трудолюбивыми или ленивыми. Если бы в ситуации выбора принципов справедливости люди точно знали, как именно будут распределены между ними такие «случайные с моральной точки зрения» атрибуты , как социальное положение и природные дарования, то достигнутое соглашение отражало бы сложившееся неравенство и оказалось бы более выгодным для тех, на чью долю уже выпала удача. Справедливость же требует, чтобы решение было принято на честных условиях. Поэтому каждый участник в исходной позиции должен находиться как бы под «покровом неведения» в отношении себя

самого. За этим стоит то простое соображение, что человек, в точности не знающий, какое именно место он займет в обществе, постарается выбрать принципы, обеспечивающие справедливые и благоприятные условия для каждого, в том числе и для него самого. Покров неведения, согласно Ролзу, должен быть накинут и на представления людей о том, в чем состоит для них благо. Для того чтобы выбор был справедливым, люди не должны добиваться соглашения, которое было бы наиболее выгодным с точки зрения их собственных ценностей. Для них в этой ситуации более важно отстоять свободу самим решать, в чем состоит смысл и благо их жизни, и действовать в соответствии с этим собственным свободным решением, внося в него при необходимости изменения и исправления. Таким образом, покров неведения, будучи интуитивно понятным условием честности, гарантирует, что при выборе принципов справедливости «никто не окажется ни в более выгодном, ни, наоборот, в неблагоприятном положении в силу случайных природных или социальных обстоятельств. Поскольку все находятся в одинаковом положении и ни у кого нет возможности предложить принципы, которые способствовали бы улучшению его собственной позиции, принципы справедливости оказываются результатом честного соглашения или сделки» .

Описав исходную позицию таким образом, Ролз ставит вопрос о том, что считать наиболее рациональным выбором для ее участников. По его мнению, рациональные люди должны выбрать в этих условиях стратегию, известную в теории игр как «максимин» (maximin) и предполагающую максимизацию той доли, которую получает человек, оказавшийся в наименее благополучном положении. Если вы не знаете, какова вероятность того, что вы окажетесь в наилучшей или наихудшей позиции, рациональным решением для вас будет, согласно Ролзу, выбрать ту схему распределения первичных социальных благ, при которой вы получите наибольшую долю в случае самого неблагоприятного исхода. При выборе любой другой схемы распределения (например, утилитаристской, требующей максимизировать общее количество или среднюю долю получаемых первичных благ) слишком высок риск, что ваша может оказаться совершенно неудовлетворительной. Поскольку стратегия максимин лежит в основе формулируемых Ролзом принципов справедливости, то именно эти принципы и должны выбрать рациональные люди в условиях исходной позиции и покрова неведения.

Ролз приводит и другие аргументы в пользу своей теории справедливости. В частности, он указывает, что предложенные им принципы лучше согласуются с интуитивными представлениями о

справедливости, латентно присутствующими в политической культуре западных демократий, чем, скажем, способ распределения первичных благ, основанный исключительно на идее равных возможностей. Согласно этой идее неравенства в отношении дохода и социального положения считаются оправданными, если они являются результатом честной конкурентной борьбы. Однако здесь не учитывается тот факт, что люди, которых природа не наделила талантами, а тем более люди с врожденными недостатками не имеют равных возможностей в получении социальных благ по сравнению с более удачливыми в этом отношении гражданами. Они проигрывают, но не из-за недостатка усилий или неправильного выбора с их стороны, а из-за случайной «неудачи в природной лотерее». Чувство справедливости подсказывает нам, что незаслуженно извлекать выгоду из своих природных дарований, но нельзя считать нечестным допущение таких выгод, когда они работают на благо тех, кто оказался в менее благоприятном положении.

Согласно Ролзу, его принципы справедливости имеют и другие преимущества перед альтернативными теориями справедливости. Например, они в большей мере удовлетворяют требованиям гласности и стабильности. Стало быть, именно они должны быть положены в основу нового варианта либерализма.

Отношение к классическому либерализму. С классическим либерализмом Милля и Бентама теорию Ролза роднит признание принципа неприкосновенности прав и свобод человека, а также принципов равенства и веротерпимости. Однако Ролз отвергает утилитаризм как способ обоснования этих принципов и вслед за Кантом полагает, что никакие эмпирические соображения (будь то соображения общей пользы, благополучия или счастья) не могут служить основанием морального закона, а следовательно, и надежным гарантом прав и свобод человека. В основу своего либерализма Ролз кладет ту идею, что индивидуальные права и свободы образуют неотъемлемую часть справедливого общественного устройства, ибо справедливость невозможна без признания автономии человеческой личности и без предоставления каждому человеку права пользоваться своей свободой. Поэтому обоснованием индивидуальных прав служит не то, что они максимизируют общее благосостояние или способствуют благу, а то, что они образуют необходимое условие справедливости. Выступая, таким образом, приверженцем «кантовского конструктивизма» в этике, Ролз подчеркивает независимость принципов справедливости от какого-либо конкретного представления о том, в чем состоит благо отдельного человека и общества в целом. Более того, справедливым,

по мнению Ролза, будет лишь то общество, в рамках которого отдельные индивиды - каждый со своими целями, интересами и убеждениями - получают возможность претворять в жизнь свои несхожие нравственные идеалы и представления о благе. Отсюда вытекают две ключевые характеристики либерализма Ролза - плюрализм и принцип нейтральности государства, выступающий неким логическим завершением и обобщением принципа веротерпимости. В условиях плюралистичного общества задача государства - обеспечивать в обществе справедливый порядок, а не навязывать своим гражданам некоторый якобы предпочтительный образ жизни или некоторую систему ценностей. Государство утрачивает воспитательные функции и становится нейтральным арбитром между гражданами, имеющими различные и часто конфликтующие представления о благе, не отдавая предпочтения ни одному из них. Так, например, государство должно обеспечивать в обществе свободу слова, но не потому что свободное политические обсуждение предпочтительнее безразличного отношения граждан к общественным делам или что свобода слова способствует общему благополучию, а в силу того, что несправедливо запрещать гражданам открыто выражать свои взгляды и невозможно без свободы слова обеспечить соблюдение других прав и свобод.

Отличает либерализм Ролза и стремление более полно учесть интересы отдельных индивидов. Конечно, взятый в этом истолковании индивидуализм в определенной мере свойственен и классическому утилитаризму, который хотя и выдвигает в качестве критерия справедливого общественного устройства обеспечение максимального общего благополучия, однако последнее определяет как функцию от благополучия отдельных граждан. Вместе с тем, утилитаристы видят в любом индивиде лишь выразителя усредненной совокупности желаний и предпочтений, поэтому, отмечает Ролз, они недостаточно серьезно учитывают различие между индивидами. Это означает, что в современном плюралистическом обществе утилитаризм непригоден в качестве стратегии справедливого распределения первичных социальных благ; нужна более гибкая и индивидуалистичная стратегия. Именно такую стратегию и предлагает Ролз в своей теории справедливости как честности.

Политический либерализм. Как уже отмечалось выше, либерализм Ролза вызвал широкую и острую полемику в англоязычном философском мире. Его идеи критиковали консерваторы и радикалы, марксисты и феминистки, однако наиболее серьезные аргументы были выдвинуты коммунитаристами. Во многом под влиянием коммунитаристской критики Ролз счел нужным внести определенные

изменения в свою концепцию справедливости, которую он теперь называет политическим либерализмом. Эти изменения затронули не содержание теории справедливости как честности, а трактовку ее общего статуса.

Как известно, коммунитаристская критика была в основном направлена на философские основания либерализма Ролза, т.е. под сомнение были поставлены не столько основополагающие либеральные принципы (касающиеся свободы, равенства, индивидуальных прав, справедливости и т.п.), сколько те метафизические представления о человеческой природе и обществе, на которые опираются эти принципы. Ролза обвиняли в том, что он придерживается неадекватной трактовки человеческой личности, чрезмерно индивидуалистического и атомистического понимания отношения между индивидами и обществом, неудовлетворительной концепции ценностей, непоследовательно сочетающей в себе элементы скептицизма и универсализма, и т.д.

Свой ответ на эти критические аргументы Ролз дал в ряде статей, опубликованных в 80-е годы, и в книге «Политический либерализм» (1993). По его мнению, подобная критика была бы уместной, если бы теория справедливости как честности формулировалась как «всеобъемлющее» философское, нравственное или религиозное учение, призванное объяснить, что в человеческой жизни обладает ценностью, что считать благом или злом, каковы человеческие добродетели и пороки, что определяет поведение и жизнь человека в целом (а не только политические аспекты этих вопросов). Однако эта теория обладает совершенно иным статусом: она является исключительно политической концепцией, а потому имеет значительно более ограниченную область применения и вовсе не должна содержать ответы на перечисленные вопросы. Как политическая концепция, они применима только к «базовой структуре» общества, т.е. к его основным политическим, социальным и экономическим институтам, ответственным за распределение первичных социальных благ. Она ничего не говорит о справедливости применительно к другим общественным институтам (таким, как церковь, семья, школа и т.д.). Это, в частности, означает, что если либерализм Ролза и содержит в себе некоторое представление о человеке, то лишь ограниченное сферой политики, в которой человек действует как гражданин. Поэтому провозглашаемая либералами автономность человеческой личности (т.е. право свободно выбирать и воплощать в жизнь представления о благе) является политическим идеалом, а не идеалом, установленным для всех сфер человеческой жизни и определяющим природу человеческой личности

в целом. Как частное лицо - как родитель, верующий или учитель - человек может иначе понимать свои интересы и следовать иным идеалам. Во-вторых, принятие политической концепции не предполагает принятия какого-либо всеобъемлющего философского, нравственного или религиозного учения. Наоборот, политическая концепция должна быть совместима со многими всеобъемлющими учениями; важно лишь, чтобы эти учения не противоречили принципам справедливости (например, учения, несущие угрозу существованию каких-либо людей, исключаются из числа допустимых: плюрализм должен быть разумным, а не безграничным). Достигается эта совместимость за счет того, что теория справедливости как честности выражает в систематизированном и согласованном виде интуитивные представления о справедливости, латентно присутствующие в политической культуре демократического общества и разделяемые всеми его гражданами. Здесь Ролз исходит из того, что каких бы разных нравственных и религиозных учений ни придерживались люди, живущие при конституционном демократическом режиме, в принципиальных вопросах политической справедливости их взгляды имеют тенденцию совпадать. Поэтому политическая концепция, воплощающая в себе эти «общие» представления о справедливости, может стать областью «консенсуса», лежащей на пересечении разных всеобъемлющих учений. Ролз прекрасно осознает, что это не может быть достигнуто автоматически, однако есть все шансы, что политическая концепция справедливости при условии достаточного времени для привлечения на ее сторону приверженцев сможет получить признание в виде такого консенсуса, поскольку, согласно Ролзу, в плюралистическом обществе иным способом нельзя обеспечить стабильность и прочность демократии и добиться ее широкой поддержки со стороны граждан.

Рональд Дворкин: «главным нервом либерализма

является определенная концепция равенства»

В последние десятилетия XX столетия политическая проблематика становится одной из центральных тем, обсуждаемых англоязычными философами. Наряду с теорией значения, философией науки и проблемой сознания на передний план философских дискуссий выходят вопросы справедливости и равенства, свободы и индивидуальных прав. Без преувеличения можно сказать, что столь повышенное внимание к политической философии было вызвано публикацией

ряда книг, посвященных обновлению и критическому переосмыслению либерализма. Среди них наиболее важное место занимает работа Рональда Дворкина «О правах всерьез» (1977), благодаря которой этот американский философ права приобрел широкую известность. Свои идеи он развил далее в книгах «Дело принципа» (1985) и «Империя права» (1986).

«Стержневой» принцип либерализма. Дворкин попытался ответить на многие сложные политические и правовые вопросы, с которыми столкнулись современные либералы. Свой вариант либерализма он предложил в период, когда правящие либеральные партии переживали серьезный кризис (по крайней мере, в Соединенных Штатах и Великобритании), а либеральные идеи, казалось, утратили былую привлекательность. Проводимая в послевоенный период политика экономического роста не только не оправдала надежд либералов, видевших в ней средство разрешения многих социальных проблем, но и стала серьезным дестабилизирующим фактором в обществе. Либералов осуждали за экономическую несправедливость и растущее социальное неравенство, а более всего - за антигуманную войну во Вьетнаме, обнажившую, как считали многие, эксплуататорскую сущность либерализма. Усугублялась ситуация тем, что идеологические границы между партиями оказались размытыми; появляющиеся на политической арене коалиции нельзя было однозначно отнести к лагерю либералов, консерваторов или социалистов. В этих условиях идеология либерализма стала выглядеть довольно аморфным образованием, не имеющим четких принципов. Высказывалось мнение, что либерализм - это лишь удобный «ярлык» в борьбе политических группировок, применяемый к разнообразным совокупностям политических взглядов, за которыми не стоит никакого идейного единства. Живучесть этого ярлыка объяснялась историческими случайностями, эгоизмом определенных политических сил и преобладающей политической риторикой. Идея либерализма как фундаментальной политической теории, лежащей в основе различных либеральных «пакетных соглашений», объявлялась просто мифом.

Эта «скептическая», по выражению Дворкина, позиция остро поставила вопрос об объединяющих принципах либерализма, обеспечивающих преемственность в его развитии. В любой последовательной политической программе, считает Дворкин, можно вычленить компоненты двух видов: определяющие принципы, обладающие самостоятельной ценностью, и производные позиции, служащие средством воплощения в жизнь определяющих принципов. По мнению скептика, либеральные пакетные соглашения (например, пакет

либеральных программ «нового курса») вообще не содержат определяющих принципов. Альтернативная точка зрения, которой придерживается Дворкин, предполагает, что такие принципы в либерализме существуют и именно ими руководствуются политики, выбирая производные стратегии, которые, надстраиваясь над этими определяющими принципами, образуют с ними единый пакет программ. Такие пакеты программ распадаются, а либерализм, соответственно, требует более адекватного выражения для своих принципов, когда в силу изменившихся социальных и экономических условий выявляется неэффективность выбранных производных стратегий. Для обоснования этого альтернативного подхода необходимо продемонстрировать, что следует относить к определяющим либеральным принципам, а что - к производным стратегиям. Например, к чему следует отнести политику экономического роста? Будет ли отказ от нее предательством в отношении либеральных идеалов?

Итак, существует ли некий «стержневой» принцип, сохраняющий инвариантность при всех поворотах в развитии либеральной идеологии и политики, и что считать этим принципом: приоритет свободы, неприкосновенность индивидуальных прав, принцип веротерпимости или что-то еще? Как известно, расстановку сил на политической арене традиционно представляют в виде прямой, на левом конце которой располагаются силы, отдающие приоритет равенству, а на правом - силы, ценящие превыше всего свободу. Между ними размещают тех, кто пытается найти компромисс между этими «противоположными» политическими идеалами. Таким образом, левое крыло политических сил образуют радикалы, поддерживающие некоторый вид социализма; правое - консерваторы, отстаивающие свободный рыночный капитализм, а посередине располагаются либералы, которые являются сторонниками капитализма всеобщего благоденствия. Считается, что на этой прямой можно найти место для любой политической партии и что положение на этой прямой выражает существо любой политической позиции.

По мнению Дворкина, недостатком такого способа описания политической арены является не только его излишне упрощенный характер, но, главное, ошибочные допущения, на которые он опирается. Он не учитывается тот важный факт, что в современной политике (по крайней мере, той, что имеет место в западных демократиях) ни одна партия и ни один политик не может рассчитывать на поддержку избирателей, если не будет руководствоваться идеалом равенства. Поэтому, согласно Дворкину, различие между консерваторами и либералами заключается не в том, что первые больше ценят

свободу, а вторые пытаются найти компромисс между свободой и равенством. Различие состоит в том, что они придерживаются разных представлений о равенстве. Говоря обобщенно, все современные политические партии (и консерваторы, и радикалы, и либералы) придерживаются абстрактного принципа равенства, согласно которому правительство должно относиться к своим гражданам с равной заботой и уважением, т.е. оно должно, с одной стороны, видеть в гражданах людей, подверженных страданиям и в то же время наделенных способностью самостоятельно решать, как им следует жить, а с другой стороны, оно не должно распределять блага, ресурсы и возможности, исходя из того, что некоторые граждане достойны большей заботы и уважения. Однако это абстрактное требование равенства может быть сформулировано в виде двух разных принципов. Первый принцип гласит, что правительство должно одинаково относиться к своим подданным, т.е. при распределении некоторого блага предоставлять каждому равную со всеми остальными долю. Так, этот принцип равенства соблюдается при распределении избирательных полномочий, когда одному человеку предоставляется один голос и никому не предоставляется более одного голоса. Согласно второму принципу правительство должно относиться к гражданам как к равным, т.е. должно обеспечивать всем равную заботу и уважение при принятии политического решения о том, как следует распределять блага в обществе. Второй принцип является более фундаментальным, тогда как первый вытекает из второго и имеет ограниченное применение: в одних случаях отношение к гражданам как к равным предполагает равное распределение некоторого блага, а в других случаях - нет. Если, к примеру, два густонаселенных района пострадали от наводнения, то второй принцип равенства требует оказания большей помощи более пострадавшему району, а не разделения имеющихся средств поровну. Очевидно, что разные политические партии будут выдвигать разные решения в отношении равного распределения того или иного блага, ибо они по-разному трактуют равную заботу и уважение правительства в отношении граждан. Так, для одних политиков второй, фундаментальный принцип будет означать, что при поступлении в университеты черные и белые абитуриенты должны иметь равные условия приема, а для других из этого принципа будет вытекать необходимость предоставления черным абитуриентам определенных квот. Таким образом, специфику либерализма как последовательной политической теории, его «стрежневой» принцип составляет, согласно Дворкину, определенная трактовка равенства.

Либеральная концепция равенства. На вопрос «Что значит для правительства относиться к гражданам как к равным?» возможны, считает Дворкин, два принципиально разных ответа. Согласно первому ответу правительство должно занимать нейтральную позицию в отношении разных представлений граждан о благе и достойной жизни, ибо оно не будет относиться к гражданам как к равным, если отдаст предпочтение одному из этих представлений. Согласно второму ответу правительство не может быть нейтральным в этих вещах, поскольку отношение к людям как к равным неизбежно опирается на определенное понимание человеческой природы и ценности человеческой жизни. Первый ответ выражает существо либеральной концепции равенства, а со вторым согласились бы представители самых разных нелиберальных политических течений (включая консерваторов и социалистов)? несмотря на их резкие расхождения в понимании достойной жизни. «В этом смысле, - отмечает Дворкин, - либерализм, безусловно, не является компромиссом между более сильными позициями, а стоит по другую сторону важной границы, отделяющей его от всех его противников, вместе взятых» .

Итак, отличительную особенность либеральной концепции равенства Дворкин видит в требовании нейтральности правительства, которое только тогда относится к гражданам как к равным, когда предоставляет им самим решать, какой образ жизни выбрать и что считать благом. Безусловно, принцип нейтральности является дальнейшим развитием и обобщением принципа веротерпимости, провозглашенного в классическом либерализме, однако между ними есть важное различие. Согласно принципу веротерпимости государство не должно навязывать своим гражданам убеждений в вопросах религиозной веры и нравственности, однако это не означает, что из либеральных принципов не вытекает никаких норм поведения для граждан, и не отрицается возможность нравственного воспитания граждан в либеральных добродетелях - правда, как подчеркивали классические либералы, методами, исключающими государственное вмешательство, ибо принуждением можно добиться хорошего поведения, но нельзя воспитать глубоко нравственных людей. Напротив, принцип нейтральности предполагает, что либерализм не устанавливает никаких моральных норм для граждан. Для правительства, проводящего либеральную политику, все представления людей о благе и смысле жизни заслуживают равного внимания, если только они не направлены против других людей. Любой человек имеет равное со всеми право на заботу и уважение со стороны правительства, даже если его образ жизни

вызывает неодобрение у большинства граждан. Без соблюдения такого равенства правительство не может относиться к своим гражданам как к свободным и независимым людям, наделенным чувством собственного достоинства. Поэтому именно равенство, и прежде всего принцип отношения к гражданам как к равным, служит, согласно Дворкину, тем источником, из которого выводятся права отдельных индивидов.

Индивидуальные права как политические козыри. В классическом либерализме права обосновываются тем, что если люди обладают этими правами, то в конечном счете выигрывает все общество в целом. По мнению Дворкина, довод об общей пользе совершенно неуместен в случае индивидуальных прав, так как он не учитывает их особого характера. Наличие у человека какого-либо права означает, что он обладает этим правом даже в том случае, если оно не согласуется с общей пользой и интересом. Индивидуальные права - это своего рода козыри в руках людей, позволяющие им воспрепятствовать принятию тех политических решений, которые, отвечая общим интересам, не согласуются с фундаментальным принципом равенства, согласно которому правительство должно относиться к гражданам как к равным.

Институт представительной демократии считается наилучшим способом обеспечения социально-политического равенства в обществе, однако он далеко не совершенен. Решения, принимаемые демократическим путем, отражают то, что наиболее предпочтительно для большинства. Однако когда люди предпочитают одно политическое решение другому, их предпочтения, согласно Дворкину, содержат в себе два компонента: личный и внешний. Личные предпочтения гражданина касаются тех благ, которые предоставляются ему самому, тогда как внешние предпочтения затрагивают блага, выделяемые другим людям. Если, к примеру, законодательный орган, выражая волю большинства избирателей, запрещает выступления в поддержку непопулярных в обществе политических взглядов, то это решение не является результатом честной конкуренции между личными предпочтениями граждан, а выражает преобладающие в обществе внешние предпочтения. Оно вызвано не тем, что выступления в поддержку подобных взглядов лишат большинство граждан каких-то возможностей, а тем, что большинство просто не одобряет эти взгляды. В этом случае определенных возможностей лишаются как раз те, кто разделяет эти взгляды. В результате указанное решение не обеспечивает, а нарушает право каждого человека на то, чтобы с ним обращались как с равным.

Демократия не позволяет вычленять в общих предпочтениях граждан, выявляемых в ходе голосования, личные и внешние компоненты, поэтому для соблюдения равенства она должна быть дополнена определенным корректирующим механизмом, препятствующим принятию мажоритарными политическими институтами решений, отражающих сильные внешние предпочтения. Этот механизм можно реализовать только с помощью системы гражданских прав, которые служат противовесом для определенных демократических решений.

Такой же корректирующий механизм необходим и для другого важнейшего общественного института - экономического рынка. В идеале рынок обеспечивает более равное распределение ресурсов, нежели любая альтернативная экономическая система, однако, как хорошо известно, реальный рынок порождает серьезные неравенства, среди которых есть как допустимые (отражающие, к примеру, разное количество вложенного труда, разный уровень квалификации и т.п.), так и неприемлемые (вытекающие, скажем, из различий в природной одаренности, в наследуемом богатстве и т.п.). Устранить эти неприемлемые неравенства можно за счет перераспределения благ в обществе, осуществляемого через систему налогообложения, программы социального обеспечения и страхования и т.п. Стало быть, рынок должен быть дополнен системой индивидуальных прав на социальное обеспечение.

Таким образом, обоснование прав состоит в том, что «без них нельзя гарантировать всем индивидам равную заботу и уважение, но это не следует понимать так, будто эти права защищают равенство в противовес демократии и рынку, которые служат какой-то иной цели и выражают какой-то иной принцип» , ибо права позволяют улучшить единственно возможное для этих институтов оправдание.

Подобная трактовка и обоснование индивидуальных прав существенно изменяют их место и роль в правовой системе государства, что требует пересмотра самой теории права. Решению именно этой задачи и посвящена книга Дворкина «О правах всерьез».

Либеральная теория права. Как указывает Дворкин, для господствующей либеральной теории права, имеющей своим источником философию Иеремии Бентама и соединяющей в себе юридический позитивизм и утилитаризм, абсолютно не приемлема идея индивидуальных прав в истолкованном выше смысле. Согласно этой теории содержание права исчерпывается определенными нормами, которые существенным образом отличаются от всех остальных социальных норм (например, норм морали). Правовые нормы принимаются определенным институтом в строго установленном порядке и в результате

осознанного политического решения. Люди обладают только юридическими правами, которые явным образом сформулированы в правовых нормах. Никаких иных политических прав господствующая теория не признает.

Дворкин предлагает более широкое толкование правовой системы, которая включает в себя не только нормы, но и принципы. В отличие от норм принципы не закреплены в постановлениях законодательных органов, а действуют скорее как «неписаное» право, ибо на них ссылаются при обосновании судебных решений. Принципы не диктуют конкретных решений, а лишь формулируют основания, которые могут склонить к тому или иному решению, тогда как нормы применяются по правилу «все или ничто»: если условия, оговариваемые нормой, имеют место, она должна быть автоматически соблюдена. Возникновение конфликта между двумя правовыми нормами означает, что одна из них должна быть изменена или вообще отменена; принципы же могут приходить в столкновение, и верх одерживает тот, который является более весомым или важным, но отсюда вовсе не следует, что конкурирующий принцип перестает быть принципом.

Помимо этих формальных особенностей принципы имеют ряд существенных черт. Во-первых, они служат средством выражения политической морали, принятой в обществе, и тем самым обеспечивают связь и взаимодействие права и морали. При рассмотрении судебных дел к принципам прибегают тогда, когда существующие правовые нормы довольно неопределенны и не диктуют однозначного решения или когда рассматриваемое дело нельзя подвести ни под какую из имеющихся норм. В этих случаях, считает Дворкин, на судей возлагается задача найти в ходе взвешенной и объективной интерпретации принципов, лежащих в основе существующих правовых норм, прежних судебных решений (прецедентов) и общественной политической морали, наиболее согласованное и последовательное решение, наилучшим образом интегрируемое в систему права. Благодаря этой технике интерпретации право ассимилирует в себе моральное содержание и получает моральное оправдание, а общественная мораль выступает «решающим фактором в юридических вопросах». Таким образом, в теории Дворкина получает отражение кантовская идея о «взаимодополнительности морали и права».

Другой важной чертой принципов является то, что они служат обоснованием политических прав, которые, следовательно, не ограничиваются юридическими правами, закрепленными в правовых

нормах. Дворкин выстраивает целую классификацию политических прав, в которой наиболее важное значение имеет различие между «основополагающими» и «институциональными» правами. Основополагающие права имеют абстрактную силу как противовес коллективным интересам при обосновании политических решений, принимаемых обществом в целом, тогда как институциональные права должны учитываться при обосновании решений, принимаемых некоторым политическим институтом. Юридические права в этом случае истолковываются как институциональные права на определенное судебное решение. Различие между этими видами прав Дворкин поясняет следующим примером. Допустим, общественной моралью признается, что каждый человек имеет право на собственность другого человека, если он в ней больше нуждается. Это право не закреплено в конституции, и при существующей политической организации общества люди не обладают институциональным правом на принятие законодательной властью законов, отражающих это право и, стало быть, нарушающих конституцию. Не обладают люди и институциональным правом на судебное решение, оправдывающее воровство. Тем не менее можно утверждать, что в целом люди в данном обществе имеют основополагающее право на внесение в конституцию поправки об отмене собственности или на свержение существующего правительства. Это, конечно, гипотетический случай, однако, согласно Дворкину, такого рода основополагающие права, выраженные в принципах общественной политической морали, должны учитываться в судебной практике наряду с принципами, уже представленными в прежних судебных решениях. Таким образом, «политические права - это продукт как истории, так и морали: на что отдельный человек имеет право в гражданском обществе, зависит и от существующих обычаев, и от справедливости политических институтов этого общества» .

Безусловно, теория Дворкина главным образом отражает американский опыт двухсотлетнего непрерывного конституционного развития, а предлагаемая им модель права представляет собой идеальный вариант американской правовой системы, однако это нисколько не умаляет значение его теории для плодотворного развития либеральных идей в других странах.

Примечания

Dworkin R. Taking Rights Seriously. L., 1977. P. 103.